По голосу полицейского она поняла, что разбудила его, и сомнения вновь нахлынули. Ангус был удивлен: нет, он и не предлагал Лукасу пропустить по бокальчику, да и расстались они около полуночи…

Мари поспешно извинилась и, опустошенная, отключилась. Потом она взяла пистолет, удостоверение полицейского и вышла.

Через полчаса она оказалась перед неприглядным фасадом небольшого дома свиданий, какое-то время постояла под мигающей неоновой вывеской. Ледяной рукой проверив наличие оружия, вошла.

Пятидесятилетний рыхлый мужчина за стойкой, методично опустошавший бутылку виски, поднял на нее мутные глаза. Скривив рот в циничной усмешке, он оценивающе, словно барышник, окинул взглядом фигуру Мари. Однако резкий тон, которым она потребовала отвечать на вопросы, сунутые под нос удостоверение и фото Лукаса быстро смыли с его лица порочную ухмылку.

— Надо было сразу сказать, — проскрипел он. — Если это тот тип, которого вы ищете, он там… ну да, в двенадцатом номере. С рыжей… настоящей бомбой.

Мари вдруг затошнило, но ей удалось овладеть собой. Она приказала хозяину притона взять запасной ключ и пройти вместе с ней.

В конце грязного коридора хозяин остановился перед дверью и деликатно постучал. Ответа не последовало. Тогда он вставил ключ в замок и приоткрыл дверь.

Мари, бывшая на грани обморока, позволила ему войти первым.

— Черт подери! — выругался он, зажигая свет.

Мари вошла следом. Комната была пуста.

Она невольно бросила взгляд на смятую постель: простыни в беспорядке свисали до пола. Один стул был опрокинут, перед распахнутым окном колыхались нечистые шторы.

Хозяин попытался навести видимость порядка в грязной комнате, ворча на клиентов, смывающихся втихую.

— Мне-то наплевать, они заплатили вперед, но так не годится! — возмущался он.

Тут он умолк, вдруг заметив, что Мари уже исчезла.

В смятении от непонимания и тревоги, Мари долго бесцельно бродила по портовой набережной, тщетно пытаясь понять, что делать дальше.

Издалека она увидела шхуну Кристиана, стоявшую у одного из причалов. В темноте она прислонилась спиной к стенке какого-то ангара, силясь проглотить слезы унижения, подступающие к глазам. Пересилив себя, она наконец решилась направиться к судну.

Приблизившись, она различила фигуру Кристиана, сидевшего на корме, — он словно ожидал ее, словно знал, что она придет. Он встал, и его встревожило застывшее маской лицо Мари. Глаза их встретились, он сразу понял, что она была в том отеле. Он не сделал ни движения, чтобы пригласить ее подняться на борт, но по беспокойству и сочувствию, которые Мари прочитала в его глазах, она поняла, насколько кричащим должно было быть ее страдание.

Из последних сил она подошла к нему и, когда он с бесконечной нежностью раскрыл объятия, окунулась в них.

Он нежно покачивал ее, успокаивая, пока она не обрела дар речи:

— Как мог он так поступить со мной?

Кристиан пробормотал, что и ему непонятно, как мужчина, которому привалило счастье быть любимым ею, мог повести себя так подло. Он ощутил, как от рыданий содрогается ее тело. И опять он стал покачивать ее, нашептывая, что готов уехать с ней, увезти ее, куда она захочет, как можно дальше, лишь бы она захотела, и даже прямо сейчас… яхта готова сняться с якоря.

Она затихла, но не отвечала.

Мобильник завибрировал, и по телу Мари пробежала судорога, как от электрического разряда. Кристиан разжал объятия.

— Не отвечай. Я не хочу тебе плохого…

Позывные сотового не прекращались. Не устояв, Мари взглянула на светящуюся панель: Ангус.

Не обращая внимания на умоляющий тон Кристиана, она нажала кнопку.

— Где вы? — послышался мрачный голос жандарма.

— В порту…

Она не успела договорить, он попросил ее встретиться с ним у входа на мол, и срочно. И тут же отключился.

Она посмотрела на Кристиана и заметила, что тот уже повернулся, собираясь спуститься в каюту.

Все в ней дрожало, она вынуждена была уцепиться за стойку релинга, чтобы перешагнуть через него, спрыгнула на сходни, которые запружинили под ее быстрыми шагами.

И срочно…

Значительность в голосе старого жандарма резонировала в ней, но она запретила себе думать о чем-либо.

Когда показались синеватые огоньки мигалок машин жандармерии, она со всех ног бросилась к молу. Навстречу ей шел дородный Ангус. Тяжело дыша, она остановилась перед ним, и тут ей бросилась в глаза бледность на его лице. Он положил ей на плечи тяжелые руки и тщетно пытался что-то сказать, но хриплым голосом выдавил из себя только одно слово:

— Мари…

Она бросила взгляд за его спину, разглядела небольшую группку людей. Рывком высвободившись, она побежала… Несколько докеров склонились над накрытым брезентом человеческим телом.

Мари грубо оттолкнула их и упала на колени.

Не до конца натянутая ткань позволяла видеть при скудном свете фонаря лицо трупа с остекленевшими глазами, темные завитки волос, слипшихся на лбу.

Лукас.

Этот кретин никогда не должен был бы стоять на моем пути. Из-за него я бы многое потерял. Даже сам факт, что я недооценил его, был ошибкой, недостойной меня. Моей гениальности.

Если даже смерть его и оставляла меня нечувствительным, как и его труп, лежащий на набережной, она самым серьезным образом препятствовала моим планам, и мне делалось больно от самой мысли о том, что я теряю контроль над событиями.

Я думал о том чертовом красном платье, явившемся причиной путаницы. Не будь его, Мари не стала бы вдовой. А если горе убьет ее? А если она покончит с собой, вынудив меня проявлять новые чудеса изобретательности для достижения намеченной мной цели?

Губы мои были сухи, а ладони и подмышки влажны от пота.

Я сглотнул слюну вроде бы неслышно, но получилось какое-то квохтанье.

Я трясся от безудержного смеха, глядя, как отступает море, и думал о том разбитом, что оставляло оно за собой на песке. В том числе и о химерах…

Скоро взойдет солнце.

Безжизненные глаза охладили его.

Кристиану пришлось решительно преградить дорогу Мари, которая, словно робот, двигалась вдоль набережной. Наконец она остановилась.

С палубы своей шхуны он видел, как она опустилась на колени подле тела, которое — он это уже знал — когда-то было Лукасом. Она не вскрикнула, не проронила ни слезинки и даже не взбунтовалась, когда Ангус попробовал ее удержать. Она просто пошла, движимая чем-то, что было сильнее ее.

Отчаяние.

Кристиан проклял судьбу, ополчившуюся против него. Против нее. Против них.

Заодно он проклинал и докеров, обнаруживших тело, Ангуса, позвонившего слишком рано, метеослужбу, без которой он уже был бы далеко. Вместе с ней. И вопреки логике он бы и не подумал, что страшное известие рано или поздно дойдет до нее.

Он положил руки на плечи Мари и всматривался в ее глаза, ища в них хоть какое-то движение. Ничего. Одна пустота. Бездна, в которую медленно проваливалась женщина, которую он любил больше всех на свете.

Вспышка ненависти к тому, кто сотворил с ней такое, почти ослепила его. В этот миг Кристиан убил бы Лукаса, не будь тот уже мертв. Ему даже была противна мысль, что этот негодяй, предавший свою молодую жену, еще обладал властью, заставляя ее страдать.

Если бы только он так не любил Мари, он напомнил бы ей, что привело ее на борт его шхуны, — неужели время это исчислялось буквально минутами? Но он хорошо изучил ее и знал, что она возненавидит его, посмей он сказать что-нибудь плохое о покойном.

Он мягко привлек ее к себе, обнял, осознавая, что руки ее остаются в бездействии, безвольно свисая вдоль тела.

Она не оттолкнула его, и это дало ему некоторую надежду.

— Уйдем со мной, Мари, — прошептал Кристиан ей на ухо.

Молчание. Никакой реакции. Нет даже дыхания. Он не слышал, как она дышит, хотя и прижимал ее к себе. Даже сердце ее, прижатое к его груди, и то, казалось, перестало биться.