Опустошенная, она с ненавистью бросила Мари последние слова:

— Я не позволю тебе здесь хозяйничать, Мари Кермер! Я избавлюсь от тебя, вот увидишь!

Резко повернувшись, она выбежала в парк. Шокированная Мари подошла к Лукасу, который попытался пошутить насчет взрывной смеси из алкоголя и ревности и попробовал уговорить ее не принимать близко к сердцу этот инцидент и угрозы Алисы. Но все-таки последняя фраза зловеще резонировала в ней.

Пока явно расстроенный Эдвард прилагал усилия к продолжению торжества, подгоняя слуг и оркестрантов, Дора, несмотря на полученные указания, не двигалась с места. Как и всегда, ничто не ускользнуло от ее острых глаз. Она быстро перехватила собиравшуюся удрать Келли, но ее дочь отбилась и исчезла вслед за Алисой. ПМ, ни слова не упустивший во время стычки, тоже незаметно удалился.

Видя, что присутствовавших уже не расшевелить и гости по одному расходятся, Эдвард предложил желающим продолжить праздник дегустацией лучшего напитка Салливанов. Винокурня находилась всего в трех километрах, и он сердечно всех пригласил туда.

— У меня другой план, — шепнул Лукас на ухо молодой жене.

— Неужели? — рассеянно отозвалась прижавшаяся к нему Мари.

Лукас уловил ее сдержанность. Мари призналась, что выходка Алисы вызвала у нее неприятный осадок и было бы крайне неблагоразумно и неосмотрительно оставить все как есть. За выплеснутой яростью и оскорблениями проглядывало страдание, и только этим можно было извинить эту крайность. Лучше всего — не позволить возникнуть осложнениям и откровенно переговорить с кузиной. Они просто обязаны помириться. Лукас признал, что устами Мари говорит сама мудрость, и согласился с предложением отправиться на винокурню, с тем чтобы Мари присоединилась к нему чуть позже. Свое соглашение они скрепили поцелуем, но тут появился Ангус, поклонник майора Лукаса Ферсена.

— Я подвезу вас? Право, это мне доставит удовольствие… Нет, кроме шуток…

Мари отказалась, но зато доверила ему самое дорогое — своего мужа. Польщенный жандарм оказал честь своему кумиру, пригласив того в старенький фургончик, пол которого покрывал слой из оберток от сандвичей, старых газет, раздавленных бутылок, пустых сигаретных пачек…

— Я перешел к селективному отбору мусора: здесь у меня пластик и бумага!

Лукас на прощание взглянул на Мари в зеркало заднего вида — он уже начал о ней скучать. Он увидел, как она входит в замок, и это его успокоило.

А напрасно.

Мари долго бродила по дому в поисках Алисы, спрашивала о ней встречавшихся слуг, но нигде ее не нашла. Она решила ненадолго подняться в свою комнату, чтобы немного привести себя в порядок, а уже потом продолжить. Никогда она так легко не сдавалась, если что-то задумала.

Подходя к своей двери, она услышала шумок позади и обернулась, но не заметила в неосвещенном коридоре того, кто подсматривал за ней, не спуская глаз.

Она вошла в комнату и замерла: на кровати, явно выставленная напоказ, лежала книга об Алой Королеве. Мари приблизилась, озадаченная, но еще больше ее озадачило то, что книга была раскрыта на картинке, где женщина в красном горела в пламени костра. Прошуршав кружевами, она отошла, открыла дверь и внимательно оглядела коридор. Там было пусто и тихо. Отметила она лишь полоску света под дверью на другом конце. Комната ПМ, вспомнила она.

ПМ действительно находился в своей комнате. Он только что открыл чемоданчик, из которого достал какие-то бумаги и тщательно разложил их на столе с почти детским выражением заговорщика на лице. Он вызывающе посмотрел на книгу, лежавшую на углу стола: роман Патрика Райана. На обложке было и фото писателя, его старшего брата, погибшего год назад. Шорох, донесшийся из коридора, привлек его внимание. Он быстро убрал бумаги, подошел к двери, приоткрыл, прислушался и заметил валявшийся на полу листок бумаги. На куске кальки было изображение знака Алой Королевы.

Другой лист бумаги, сложенный вдвое, с легким шорохом проскользнул под дверь комнаты Мари, чуть ли не в метре от ее длинного красного подола. Несколькими минутами позже фигура новобрачной, облаченная в алое, удалялась в направлении парка, пока не скрылась в темноте.

За песчаным перешейком, за двумя каменными столбами, отмеченными знаками зловещей Королевы, за дорогой, пересекающей лес, с озера доносились равномерные всплески. По черной воде скользила лодка, подгоняемая короткими размеренными гребками весел. Потом плеск прекратился, и после нескольких секунд плотной тишины, освещаемой лишь слабым светом электрического фонарика, послышался сильный, сопровождающийся дождем брызг всплеск. Гребки весел возобновились, лодка направилась к берегу.

Мужчине, сидевшему на веслах, было на вид лет шестьдесят. Не выбросив изо рта потухшую сигарету, он удивленно заворчал, почувствовав, как стала покачиваться его лодка. Потом он выругался, потому что качка все усиливалась. Он замер, ясно увидев два фосфоресцирующих зеленых пятна, поднявшихся из глубины и превратившихся в два глаза. Он зачарованно смотрел, как они приближаются к нему.

Охваченный паникой мужчина лихорадочно заработал веслами. Когда лодка уткнулась в песок, он выпрыгнул из нее и оглянулся, лишь отбежав на несколько метров.

В центре озера все еще светились зеленые глаза. И тут его внимание привлекло необычное движение на вершине нависшего над озером утеса. Он только успел разглядеть в призрачном лунном свете женскую фигуру в длинном красном платье и в тот же миг увидел, как она наклонилась и упала в черную воду.

Пораженный мужчина протянул было руку к карману, собираясь достать фляжку с водой, но рука его застыла, не дотянувшись: из озера полыхнуло пламя, на мгновение изобразившее знак Алой Королевы.

Ужас охватил его, и он бросился бежать, ни разу не оглянувшись.

Машины приглашенных были беспорядочно припаркованы перед винокурней. Все производственные цеха были ярко освещены, показывая изящество металлических устройств, от работы которых ритмично подрагивали высокие стены из красного кирпича.

«Ангус уже созрел», — сказал себе Лукас, пытаясь высвободиться из рук жандарма, который, утирая слезы, выступившие от смеха, никак не мог дойти до конца рассказываемого им анекдота. Эдвард, видя, что Лукасу не удается освободиться от опьяневшего жандарма, пришел к нему на помощь и под каким-то предлогом увел того в сторону.

— Ему случается перебарщивать, но это очень хороший полицейский… Сожалею, что ваш отец не смог прийти…

— Он тоже, я в этом уверен, но ему лучше не оставлять мою мать.

— Полагаю, они живут в провинции?

Эдвард, внимательно слушавший ответы Лукаса, задавал вопросы о нем самом и его семье. «Экзаменовка новобрачного», — подумал Лукас, отвечая на них без утайки. Впрочем, что он мог сказать — единственный сын дружных и любящих родителей…

Со стаканчиком виски к ним подошел ПМ, чтобы чокнуться за здоровье молодых.

— А я думал, вы уже спите, — удивился Лукас.

— Да что вы! Я просто поднялся к себе сменить обувь, а когда спустился, все уже уехали, тогда я решил идти пешком. Вы не поверите, но я заблудился! На перекрестке, видите ли, который…

Но Лукас уже отошел. После анекдотов Ангуса и вопросов Эдварда у него не было желания выслушивать болтовню ПМ. Ему все больше не хватало Мари, и он с нетерпением ожидал ее, удивляясь, почему она до сих пор не приехала. Только он собрался позвонить ей по мобильнику, как дверь цеха с треском распахнулась. Вбежал какой-то мужчина, явно не в себе, и бросился к Ангусу.

— Вы мне нужны! Произошло нечто ужасное…

Крайне возбужденный пережитым, незнакомец (а это и был тот самый мужчина с лодки) сбивчиво рассказывал сгрудившимся вокруг него гостям произошедшую с ним историю. Сам он служил садовником монастыря на острове Химер и был известен пристрастием к браконьерству и выпивке.

Взрывы хохота сопровождали его рассказ, настолько все это казалось неправдоподобным, но он стоял на своем.