Он замер. Оцепенев, он перестал дышать. Будь это в его силах, он остановил бы даже сердце, которое сейчас бешено колотилось, сотрясая все его тело и отдаваясь гулким пульсом в ушах. Ему казалось, что этот шум должен громыхать в пирамиде, словно барабан.

Затем в поле зрения появилась массивная фигура, покоящаяся на небольшой платформе, что висела в воздухе без всякой поддержки.

Сквозь решетку он мог видеть лишь часть комнаты, и то под углом. Сейчас перед его глазами были массивные плечи, покрытые коричневой кожей, толстая шея со складками кожи на затылке и совершенно безволосая голова, похожая на коричневое яйцо, но с заостренным треугольником лица.

Туловище существа, сплюснутое при взгляде сверху, казалось слишком тяжелым для коротких ног. Такие же короткие толстые руки кончались четырьмя пальцами с когтями. Существо чем-то напоминало моржа, и сходство еще более усилилось, когда Гарри увидел короткие клыки. Ноздри забивал тошнотворный мускусный запах.

Платформа остановилась рядом с нишей, слишком узкой для нее. Шумно дыша, массивная фигура неожиданно сползла с платформы в нишу, короткие руки задвигались вдоль углублений. Затем фигура развернулась, выползла и взгромоздилась на плоскую поверхность стоящей рядом кровати. И в тот же момент свет потускнел.

Гарри остался на месте, тупо вглядываясь в полумрак, откуда доносилось лишь хриплое дыхание. Наконец очень осторожно, дюйм за дюймом, он пополз обратно, не в состоянии даже развернуться в узкой трубе. Добравшись до более широкой трубы, он бросился к выходу и укрылся в лесу.

На следующий день он не приближался к пирамиде. И весь следующий день тоже. Каждый раз, вспоминая массивную коричневую фигуру, вползающую в нишу, он покрывался липким потом. Он еще мог понять, как Другой не сумел увидеть и услышать его. Но до него никак не доходило, как тот не обнаружил его по з а п а х у.

Но все же, хотя и медленно, он воспринял и этот факт. Возможно, Другой был лишен обоняния. Главное — Другой не учуял Гарри, и не увидел его, и не услышал. Гарри был похож на крысу в норе — о ней не знают, потому что не подозревают, что она есть.

Лишь к концу недели Гарри отважился приблизиться к пирамиде. Он не собирался проникать внутрь, но ненависть влекла его, как наркотик притягивает наркомана. Ему нужно было снова увидеть Другого и дать пищу ненависти. Он испытывал потребность смотреть на Другого и чувствовать, как рвется наружу черный поток его отчаяния. По ночам, зарывшись в гнездо из листьев, Гарри дергался и рычал, видя во сне, как ручей заливает внутренности пирамиды, и Другой тонет. Или как ударяет молния, пирамида вспыхивает, а Другой горит. Сны его были наполнены ненавистью: он рывком просыпался и обнаруживал, что его лохмотья — все, что осталось от одежды, — насквозь пропитаны потом.

В конце концов он снова пробрался в пирамиду.

Он проникал в нее каждый день. И постепенно перестал бояться, завидев Другого. Наоборот, теперь он с нетерпеливым раздражением пробирался по трубам и дожидался у решетки его появления. А тем временем зазубренные листья в лесу стали скручиваться и опадать. Он заметил, что гусеничные машины уже почти не выезжают собирать образцы.

Он двигался по лесу к пирамиде, когда до него внезапно дошел смысл происходящего. Он застыл на месте, замерев на полушаге, словно охотничья собака.

Ему тут же вспомнился ангар внутри пирамиды, заполненный неподвижными машинами.

Внутри него настойчиво зазвучал сигнал тревоги, словно колокол в уходящем под воду городе.

Были времена, когда здесь не было пирамиды. Наступит время, когда пирамида исчезнет.

И увезет с собой Другого.

Он помчался к пирамиде, но, увидев ее, остановился. Несколько секунд он колебался, в нем боролись страх и ненависть.

Он шагнул вперед.

Еще через несколько секунд он вынырнул из ручья, держа в каждой руке по булыжнику размером с кулак, и встал перед воротами. Он никогда раньше не бывал здесь при дневном свете, но сейчас его переполняло безумие. В нем клокотала ярость, но не было ни одной машины, чтобы открыть ворота.

Настал час, когда клокотавшая в нем ненависть могла заставить его свернуть шею машине-аисту в ручье и попытаться взломать дверь. И обнаружить себя. И погибнуть. Да, он мог пойти на любое безумство — будь он просто человеком, свихнувшимся от ярости и отчаяния.

Но он не был человеком.

Он был тем, кем его сделал Другой, — животным, хотя внутри, как в клетке, был заперт человек. Животное не проклинает судьбу, кошка перед мышиной норой не посылает небу проклятия, волк, выжидающий, когда заснет пастух, не сходит с ума от нетерпения. И потому зверь в человеческом облике, который звался Гарри Бреннан — и который продолжал называть себя Гарри Бреннаном в укромном уголке своего сознания, — присел на корточки возле двери и стал ждать, тяжело дыша под жарким солнцем.

Четыре часа спустя, когда солнце склонилось к верхушкам деревьев, из леса выехала одинокая машина. Гарри подложил ей один камень и, прихватив второй, вбежал в пирамиду.

Вскоре он добрался до решетки вентиляционной системы, снял ее и пролез в трубу.

Оказавшись внутри, он прополз по лабиринту пересекающихся труб и оказался, наконец, возле решетки над комнатой с нишей.

Когда он заглянул через решетку, внутри царил полумрак. Он слышал шумное дыхание и ощущал мускусный запах Другого, спящего на кровати. Гарри пролежал несколько долгих минут, прислушиваясь и принюхиваясь. Затем приподнял камень и ударил им по решетке.

Секунду в темноте было слышно лишь звонкое эхо. Затем в комнате вспыхнул яркий свет, и Гарри, прищурив полу ослепшие глаза, разглядел наконец приподнявшуюся на кровати фигуру Другого. Большие круглые желтые глаза на моржеподобном лице с толстой верхней губой, прикрывающей два клыка, уставились сквозь решетку на Гарри.

Губа приподнялась, и Другой издал клокочущий рык. Его округлое тело сползло с кровати и вперевалку зашлепало по полу.

Оказавшись под решеткой, он вытянул руку с короткими когтями, коснулся решетки, и та упала к его ногам. Оставшись без защиты в темной трубе, Гарри попятился назад, но Другой выпрямился на все шесть с половиной футов своего роста и, сунув в отверстие руку, схватил Гарри за плечо и резко дернул. Не в силах удержаться, Гарри вывалился из трубы.

Обычный человек наверняка сломал бы руки, если не шею. Гарри же смог по-звериному ухватиться на лету за Другого, увлекая его за собой, и тем самым ослабил удар от падения. Очутившись на полу, он отпустил Другого и отскочил к стене.

Другой медленно поднялся, его круглые желтые глаза уставились на камень, который Гарри не выпустил даже после падения. Он протянул руку, и Гарри безропотно отдал камень, словно ребенок, уличенный в шалости. Другой осмотрел камень, из его груди вырвался еще один, более низкий по тону и, казалось, насмешливый рык. Затем он аккуратно положил камень в сторону на низкий «столик» и снова повернулся к Гарри.

Под взглядом чужака Гарри съежился. Когда короткие пальцы Другого ощупали все еще болтающиеся на плечах Гарри лохмотья рубашки, он втянул голову в плечи.

Другой что-то вопросительно прорычал. Гарри молчал. Другой двинулся в нишу и запустил пальцы в углубления. Цвет мигающих огоньков изменился. Чужак зарычал, и секундой позже Гарри с ужасом услышал собственный голос.

— Ты тот… кого я сделал… зверем…

Гарри вжался в стену.

— Теперь ты… даже не способен… говорить… разве не так…

Гарри вздрогнул, встретившись со взглядом холодных желтых глаз.

— Я думал… ты уже… мертв… — произнес бестелесый голос Гарри. — Поразительно… выжил совершенно… без снаряжения… Придется сохранить тебя… — топазово-желтые глаза рассматривали скорчившегося Гарри, — как экспонат…

Чужак снова повернулся к углублениям в стене. Гарри уставился на широкую мясистую спину.

Выражение страха на его лице внезапно сменилось яростным оскалом. Он бесшумно выпрямился, схватил камень, так легко отобранный у него Другим, и прыгнул прямо на широкую спину.