По исполнении обряда царь уселся возле священного бревна, что выступало, кстати, в духовной жизни его народа приапическим символом плодородия, и принялся ждать, пока оно заколосится и пустит ветви.

От долгого ожидания царь повредился в уме и подался в отшельники, сыновья же его, которых мы договорились не поминать более в этой истории, разодрали страну на три части и привели к упадку путем междоусобицы.

Утка поведал эту историю под видом большой тайны, еле слышным шепотом, чтоб не уловили даже самые чувствительные микрофоны.

— И че? — спросила Крошка Лили.

— Через плечо!— Оперативник встал, потянувшись, и прошелся по комнате.— Мы этой дубиной великого знания такого шороху понаведем, весь город вздрогнет. За мою страшно долгую жизнь мне открылась одна истина. Сила избавляет от любых неприятностей. Вот увидите, все обвинения как рукой снимет.

— Но бревно не заколосилось!

— Заколосилось. Только потом. Глупый царь не дослушал, как надо ускорить процесс. К тому же из-за неподходящей крови произошло непредвиденное. Много героев добивались обладания дубиной великого знания, но все же она каждый раз почему-то возвращалась на свое место.

— Почему?

— Не знаю,— вздохнул Утка.— Видимо, есть какая-то гадость. Потом узнаем.

Под утро нам пришлось покинуть оказавшуюся столь негостеприимной контору. Пустынный город был тих и сер, утренний воздух — чист и неподвижен.

Утка настороженно замер.

— Не нравится мне что-то эта машина,— сказал он.— Рановато еще для поливалок. Не сезон.

Поливальная машина с большой оранжевой цистерной и разбрызгивателями медленно приближалась к нам.

— Давайте отойдем, что ли,— предложил Утка, и в тот же миг поливальная машина взревела, резко ускорившись. Мы бросились врассыпную.

Вернее, врассыпную бросились Утка и Крошка Лили, а наиболее шустрая часть нашей команды стояла столбом и испуганно моргала. Утка выругался, схватил меня за шиворот и выдернул буквально из-под машины. Поливалка, взвизгнув шинами, резко повернула, едва не опрокинувшись. Утка оттолкнул меня к деревьям, сделал мужественное лицо и расставил ноги, готовясь встретить удар.

Я ясно представлял себе, как усмехнулся невидимый водитель, разгоняя свой смертоносный снаряд с эмблемой жилуправления на капоте.

В самый последний миг Утка легко прыгнул, красиво сложился в воздухе и обеими ногами пробил лобовое стекло.

Машина вильнула и перевернулась, с искрами проехав на боку несколько метров.

Утка, проклиная все на свете, осматривал нанесенный его новым штанам урон. Оранжевый бак для воды пересекала голубая надпись «Городу — чистоту!»

Это чисто которую?

Я несмело заглянул в кабину. Она была пуста.

— Со стороны управляли,— сказал Утка.— Надо бы нам убраться отсюда, а то мы тут как на ладони. Обширная охота началась.

То, с какой легкостью их предали, ни Утку, ни Крошку Лили, похоже, нисколько не заботило. Ладно Поликарпович Смит, но от Закидона я такого все же не ожидал. Тем более что с Уткой у него были едва ли не приятельские отношения.

— Не бери в голову,— словно угадав мои мысли, произнес оперативник.— Ради дела они, эти старые колдуны, готовы убить родную маму. Ты бы тоже так поступил на его месте. Он же уверен, что мы предатели.

Ну, то еще не известно. Чувство человечности во мне не убить даже деньгами, не то что какими-то там властью и влиянием.

— Мы вообще куда идем? — Я вдруг понял, что совершенно забыл поинтересоваться о дальнейшем распорядке наших действий. Утка выглядел настолько уверенно, что против воли хотелось во всем на него положиться.

— Сейчас? В кафе.

— А-а-а…

— Нужно держаться людных мест. Война войной, а на глазах у обычных людей они нас тронуть не посмеют,— пояснила Крошка Лили.

— А-а-а…— этот звук, пожалуй, высекут на моем надгробии.

Мы отыскали круглосуточное заведение, где заспанные официанты убирали следы ночного дебоша. Подумать только, в меня стреляют, а жизнь продолжается. В этом есть свой, потаенный мистицизм. Или наоборот, никакого мистицизма тут нету.

Утка вынул толстую пачку денег и барским тоном велел, чтоб все было по первому разряду. Некоторые будут форсить даже под дулом пистолета.

— Если я верно понял, наш дальнейший план — отыскать эту, как ее…

— Дубину великого знания? — подсказал Утка.

Большей глупости, признаться, я в жизни не слыхивал, но говорить об этом, конечно, не стал. Тут бы залечь, окопаться, нет, надо лезть на рожон. Никогда не пойму этих суперменов. И супербабов. Это я о Крошке Лили.

— Далеко эта дубина залегает? В степях Башкирии? Или в болотах Амазонки?

— Ближе,— усмехнулся Утка.— Электричкой доберемся. Это только в кино сокровища надо за границей искать, а они на самом деле тут, под боком.

— Да хоть в жопе,— грубовато сказал я.

Крошка Лили вздохнула и отобрала у меня рюмку.

— Еще шести утра нет, а он уже успел надраться,— пожаловалась она Утке.— И с этим человеком я прожила лучшие шесть недель своей жизни.

— Вот видишь! — обрадовался я.— Лучшие шесть недель! Сама признала.

Утка потребовал телефон.

Он набрал справочную, затем железнодорожный вокзал, где узнал расписание движения поездов.

— Отлично! — обрадованно известил нас оперативник.— В двенадцать электрон до Феноловки.

— Чего?

— Поселок так называется, Феноловка-Бензольное. Производство там такое, специфическое. Приедем, поймете.

Моя рука, совершенно неожиданно даже для хозяина, ущипнула Крошку Лили за коленку. Эта грубоватая ласка, однако, не произвела на девушку должного впечатления.

— Не здесь,— прошептала она, пока Утка расплачивался.

Я, впрочем, не оставил своих посягательств, за что пришлось поплатиться пребольно вывернутым пальцем.

— Ай-яй-яй! — сказал я Крошке Лили, намекая тем самым, что неплохо бы меня и отпустить, больно же!

— Алкаш,— коротко бросила девушка. Глаза ее при этом были устремлены на нашего доблестного оперативника. И что она в нем нашла? Ведь я же лучше…

Остаток дня мы решили… Утка решил скоротать в парке развлечений.

— Всегда на виду,— пояснил он.— Это значит, пасти нас будут, но благодаря толпе активно нападать постесняются. В случае надобности легко затеряться, народу куча. Заодно и развлечемся.

Я лично считаю, что развлекаться, когда в тебя кто-то целится, это все равно, что справлять малую нужду в прямом эфире. Вряд ли что получится, да и то, даже если выйдет, то без всякого, простите, удовольствия, ага.

Эх, качели-карусели. И какая сволочь выдумала эти американские горки. Хотя, если судить по названию, и здесь проклятые янкели поработали. А все чтобы досадить русскому человеку!

Взявшись за руки, чтобы не потеряться, как матросы в чужом порту, мы бродили среди огромного сонмища людей, с самого утра затопивших парк, прости господи, культуры и отдыха. Какая там культура! Какой там отдых!

— Может, на лодках покатаемся?

— Во-первых, холодно,— сказал Утка.— А во-вторых, посреди пруда этого нас утопить будет проще некуда. Взялись-то всерьез, я сперва думал, они живьем думают захватывать, а тут видишь, какое дело.

Однако бродить просто так среди потных отдыхающих оказалось необычайно скучно. Даже каменный Утка начал нетерпеливо поглядывать на часы.

— Может, в самом деле,— наконец произнес он немного нерешительно.

Мы с Крошкой Лили, тоже поддавшейся очарованию духа массовых развлечений, принялись его уговаривать.

— Смотрите,— сказал Утка.— Надо же, вместе работают. Пасут нас сразу несколько групп. Видите, вон, тетка с шариками? Это Алина, пятнадцать лет назад провалила последний экзамен, а то была бы оперативницей. Сейчас служит революционному комитету. Подростки с пивом — наши, Павлик и Равлик, молодое пополнение рядов. Ветеранов посылать побоялись, видимо, опасаются дружеских чувств. Ни за что не поверю, чтобы Рыбка меня сдал или Серюня.