Тьфу. И вот я снова один, слаб и беззащитен.

— Никто иной как я тебя убью!

Ать! Напугал, дубина. Хотя, где-то я этот прикол уже слышал.

Прямо за моей спиной возник здоровенный джин с кавказским лицом и обвислым брюхом.

Все ясно, духа по моему следу пустили. Чтобы, значит, никак уже не выкрутился. Джинн — он еще хуже, чем терминатор, его даже в расплавленном металле не утопишь.

— Те че нада, фраер? — грубо спросил я.— Не видишь, люди вокруг бродят? Или будешь меня при всех мочить? Вы уже совсем зверье, беспредельщики, о конспирации позабыли?

Джинн потер подбородок и присел на бордюр со мной рядом.

— Не знаю, сказать по правде. Я, понимаешь, этот вопрос в школе мимо ушей пропустил. Я больше спортом увлекался и девками.

— Девки — это хорошо,— изрек я одну из вечных истин.

— Угу,— грустно согласился джинн и добавил,— я ведь, ты знаешь, вообще не убийца. Меня за неуспеваемость перевели с другого факультета. А я к убийствам душой не приспособлен.

— Да ну? — воодушевился я.— Что, совсем никого не можешь убить?

— Могу, конечно. Но, так сказать, через силу, без удовольствия.

— Так может, со мной, того?.. Не станем? — предложил я с надеждой.— Ну его в баню?

— Извини, друг, не могу. Слово дал. Не могу уронить честь и достоинство фирмы. Иначе папаша наследства лишит.

Что это все так в последнее время о своем престиже заботятся?

— За то,— повеселел джинн,— хочешь, я тебе по твоему выбору смерть устрою? На любой вкус! Самую экзотическую! Ну, хоть… Хоть…

— От старости, через девяносто лет!

— Нет. Время, понимаешь, ограничено. Должен я тебя до завтрашнего утра кокнуть.

Вот так так.

— Хочешь золота расплавленного напиться? — предложил джинн,— оно с виду на коньяк даже похоже! Так мало кто умирал. Или — героически кого-нибудь от бандитской пули закрыть? Такое тоже… В газете потом про тебя напишут, мол, умер как мужчина.

— Я жить хочу… Как умею. Хотя стой. Есть мысль! Есть. Слушай, если я тебя об одной штуке попрошу…

Джинн перенес меня в апартаменты Василь Сергеича.

— Ну чего там?

Выглядела Василий Сергеевич весьма недовольной. Видимо, от чего-то важного мы ее оторвали.

— Клиент привередничает. Может, выполним последнее желание? Просит свою смерть самостоятельно выбрать.

— Хорошо.

— А если не сможете по-моему исполнить, отпустите? — уточнил я.

Василий Сергеевич задумалась.

— Отпустим, что ли… В самом деле, думаешь, что-то такое сумеешь сочинить, чтоб я исполнить не смогла? Мальчишка! Да хоть золотом тебя засыпать, хоть в жемчужинах заживо похоронить!

Бедная у вас фантазия, Василь Сергеич. Скудная. И мыслите вы пошло. Как там, алекситемический сидром, что ли.

Я набрался духу и выкрикнул:

— Хочу от вас, Василь Сергеич, СПИДом заразиться!

Василий Сергеевич аж поперхнулась.

— Чего? Чего-чего?

— СПИДом, говорю, заразиться от вас желаю. Или любым другим смертельным, не излечимым никакими средствами заболеванием. Лишь бы от вас, о любовь всей моей жизни. И непременно половым путем.

Тут джинн захохотал.

— Уделал! Ой, уделал!

Однако Василий Сергеевич не разделяла его веселья.

— Удушу! — взревела она и бросилась на меня с кулаками.

Джинн скромно отошел в сторону.

— Прости, друг. Тут я тебе не помощник.

Мы принялись сражаться. Наконец я ловко пнул Василь Сергеича в коленку, она запрыгала на одной ноге, что при ее габаритах выглядело довольно потешно. Наконец Василь Сергеевич отошла немного от шока и тоже заулыбалась.

— Ладно,— сказала она.— Черт с ним, пускай живет! Изыдите оба, с глаз моих долой!

Что касается Утки, то он объявился спустя несколько дней после всей этой катавасии, когда страсти малость поулеглись. Я не знаю, удалось ли оперативнику продать таинственный товар, потому что при упоминании этого дела он вдруг делался злой и начинал бормотать что-то о проклятых латинских бандитах, которые маму родную готовы обуть.

Рыбка по секрету рассказал мне, что примерно через месяц он снова пропал куда-то и вернулся изрядно потрепанный, без денег и документов, матросом на чужом корабле.

Я ковырял резинку на карандаше, образовывавшимися кусочками терроризируя попугая.

Птица была крупная и противная. Откуда Гоня ее приволок и с какой целью, неясно. В одно прекрасное, если здесь применимо это слово, утро на холодильнике появилась старая клетка с пожилым, отчасти говорящим волнистым попугайчиком, так и не получившим в нашем сплоченном коллективе своего имени.

В ответ на мою невинную шалость — я сунул палец между прутьями, попка проявил себя сущим нигилистом, вцепившись в палец клювом. Клюв у него был острый, отваги и решимости тоже хватало. Мы некоторое время боролись, птица молча, а я со страшными ругательствами, от которых, видимо, попугай и тронулся впоследствии рассудком.

С тех пор я зарекся ухаживать за наглым пернатым, пригрозив однажды пустить его на суп. Попугай тоже затаил на меня крепкую обиду и при всяком случае, чуть только кормившая его Крошка Лили, замешкавшись, не успевала захлопнуть дверцу, выбирался на свободу и атаковал меня с воздуха.

Долго так продолжаться не могло.

У меня скоро тик нервный появится, я уже щуриться начал одним глазом (какова фраза?!) и голову в плечи втягивать, ожидая ежеминутного нападения.

Или он, или я.

На кого бы вы поставили?

Ага, нет чтоб мой боевой дух поддержать…

Способов избавления от паскудной птицы мой криминальный ум придумывал во множестве. Что я только не замышлял. И пожар в конторе устроить, вроде как случайно, и отравить птицу дихлофосом, и завести, на худой конец, кота…

Главной причиной, предохранявшей попку от гибели, было постоянное присутствие третьих лиц, в частности Гэндальфа и Крошки Лили. Мне почему-то казалось, что они ни за что не допустили бы убийства.

Да и вообще. Такие скользкие дела мы, прожженные жизнью парни, предпочитаем обделывать под покровом ночи.

Трепещи, пернатый!

Лето, лучшее время года, пора отпусков, липкого асфальта и жаркого солнца.

Особенно приход его чувствовался в тихом дворике под нашими окнами, заметно повеселевшем. Непролазная грязь превратилась в утоптанную землю с тут и там пробивавшейся сквозь нее растительностью, деревья оделись листьями и давали изумрудную приятную тень. На лавочках сидели старики, в песочнице среди окурков возились дети.

Ночка выдалась темная, как раз для задуманного мной черного дела. Хотя нет, дело у меня уже было, так напишу «плана».

Черный план, нормально звучит. Кто здесь по плану прется? Нужен такой, чтоб завтыкало. Колпака на четыре, нормально, на толпу расслабиться. Фольга у меня есть, бутылку пустую найдем, не проблема…

Мое чувствительное сердце не вынесло бы убийства клювастой скотины с горящими глазами и когтями, как у сокола или там орла.

Я решил, что довольно с попугая будет просто свободной жизни, пускай полетает малость на воле. Выкину его в окно. Если и вернется, то вернется присмирелый, отведав тягот суровой уличной жизни.

Поеживаясь, я перебежками двигался к нашему офису. Воспоминания о постигших меня в лабиринтах Контроля приключениях навеки засели в душе, оставив там неизгладимую психическую травму. Как ни увижу пустой коридор, все мне ужасы начинают мерещиться…

Ага, вот наша дверь.

Я нашарил замочную скважину и воткнул в нее ключ, но он не провернулся. Замок был открыт.

Так, здорово. Сейчас я еще вора героически обезврежу. Чем бы таким еще заняться, кроме как, рискуя жизнью, Гонино имущество охранять, даже не знаю.

Но это я так, бурчу, а проверить в самом деле надо. Тем более что скорее всего это я просто позабыл дверь закрыть. С кем не бывает?