Утешил, блин.
— Ни о чем пока не спрашивай, после все расскажу,— сказал Утка.— Сперва постоишь, затем, как время придет, я тебе свистну, поможешь. Понял?
Понял, что ж тут не понять. Только стремно все это, ох как стремно!
Мы выбрались на перрон. Утка спрыгнул прямо на рельсы и в несколько прыжков преодолел расстояние, отделявшее нас от следующей платформы. Мне оставалось только последовать за ним, несмотря на то, что я все время боялся преследовавшего меня во сне поезда.
Ах, я об этом вам еще ничего не рассказывал? Слушайте: часто снится, замучило уже. Иду я, значит, вроде как по шпалам. Слева тянутся горные вершины, а слева низвергается водопад. А посреди всего этого великолепия…
— Ты что, совсем идиот? Тебя чему в детском саду учили! — орал на меня Утка. Его крепкая рука едва ли не в последний момент вытянула меня прямо из-под колес отчаянно гудевшего паровоза.— По сторонам смотреть, когда дорогу переходишь!
— Прости, замечтался,— сказал я.
— Смотри мне. А то потом придется еще в больницу тебя волочь с отрезанной ногой.
За этим веселым разговором мы и не заметили, как дошли до самых дальних запасных путей.
— А че делать-то надо будет? — вопрос я задал как нельзя более кстати, что вообще мне очень свойственно.
— Ничего страшного,— махнул рукой Утка.— Пойдем на небольшую сделку с врагом.
Я поперхнулся.
— Что? С каким еще врагом? Ты это, как хочешь, а я, пожалуй, того… Туда… Пойду, что ли…
— Не пойдешь,— убежденно сказал Утка.— Иначе я Закидону расскажу, как ты девкам хвастался, что он твой внебрачный папа.
Внутри у меня все похолодело. Об этой моей шалости, как я думал, никто не знает.
— Откуда? Как? Кто?
— Нашлись источники,— самодовольно надулся оперативник.— С этой дурой весь отдел спит.
Я с размаху хлопнул себя по лбу. Тоже мне, герой-любовник. От злости хотелось биться головой о шпалы. И я еще на эту… На нее! Потратил столько…
— Хватило бы трех бокалов пива,— словно прочитав мои мысли, заявил Утка. И, решив очевидно добить меня, добавил.— Хотя я обошелся пачкой стикеров.
— Что еще за стикеры?
— Потом покажу. Удивительная штука, а, главное…
Утка вдруг ухватил меня уже привычным движением за шиворот и мы залегли.
— Вот они, проклятые враги,— жарко прошептал оперативник мне в самое ухо.— Разворовывают народное достояние.
Я осторожно приподнял голову и разглядел каких-то волшебников, со страшными ругательствами перегружавших невнятного вида мешки из вагона в грузовую машину.
— Бандиты,— с отвращением проговорил Утка.— Все волшебники как волшебники. А эти не желают признавать над собой юрисдикции Контроля, требуют самоопределения и полной самоорганизации, будь они прокляты. Спрашивают, кому на Руси жить, а кому хорошо? Почему не нам? Почему кому-то?
— И что тут такого? — удивился я.— Я тоже время от времени…
— Не понимаешь ты еще всей глубины вопроса. Все дело в том, что они — плохие.
У-у-у…
— Так значит…
— Прекратить бубнить! Продолжать наблюдение!
Я и продолжил. Но Утка, забыв, что только что сам затыкал мне рот, сказал:
— У меня идея.
— Что?
— Идея, говорю, у меня. Погоди, сейчас я запасную морду надену…
Оперативник напрягся и начал менять свой облик. Затем, даже не предупредив, он за шиворот поднял меня и мы, упираясь и отнекиваясь… Вернее, это я упирался и отнекивался… Двинулись прямо к разгружавшим вагон бандитам.
Мафия бывает простая, а бывает и волшебная. Ну и что, что вы до сих пор о ней ничего не слышали. Я вот до вчерашнего дня понятия не имел о хирургической контрацепции, а она, оказывается, есть. Марадона себе делал.
Организованная преступность всегда оказывается организованней тех, кто с ней организованно борется.
Страшные слухи о деяниях Ночных Бандитов будоражили волшебную общественность. То там, то здесь время от времени всплывали трупы с перерезанными линиями жизни. О финансовых махинациях говорить вслух и вовсе не рекомендуется.
— Учти, я — свободный брокер,— шепнул мне Утка.— На товар их вывел, за что мне причитается процент.
— А я как же?
Но задавать вопросы было уже поздно.
Бандиты переносили народное достояние в «КамАЗ» с военными светофильтрами на фарах, очевидно, чтоб маскироваться от самолетов, вертушек и спутников наблюдения. За «КамАЗом» притаился злой широкий «БМВ».
Нас встретил какой-то парень, весь на изменах, еще почище меня, с потными ладонями и бегающим взглядом. Одет, правда, прилично.
— У нас готово,— сказал он Утке, с опаской поглядывая то на меня, то на оперативника.— Проверим подлинность, получите деньги.
Перепуганный парень отошел, а я шепотом спросил у оперативника:
— Это что вообще такое? Мы что здесь делаем?
— Как что? Нарушаем закон, входим в запрещенный контакт с подрывным элементом, раскрываем секретность, подрываем устои…
— Как? — удивился я. При всем моем раздолбайстве некоторые правила кажутся столь очевидными, незыблемыми даже, что нарушать их никогда не приходило мне в голову. Например, бандиты — это бандиты, а мы — это мы. Типа, Контроль… Защищает простых волшебников, значит, от…
— Вот смотри,— сказал Утка.— Это какие-то шестерки. Решили урвать добычу вперед солидных людей. Которые, кстати, тоже по моей наводке, скоро сюда подъедут. С государственным имуществом надо не зевать, тут кто первый украдет, тот и молодчина. Мы к тому времени заберем деньги и смоемся, а бандиты друг друга перестреляют. Стрельба начнется, шум… И появится наш оперативный отряд, который всех и заметет на горяченьком. Я доложу об успешно проведенной операции и сдам в казну тысчонку-другую, для отвода глаз. Тебе тридцать процентов.
— Вы там долго? — нервно окликнули нас из машины.
— Спокойно, юноши,— отозвался Утка.— Сейчас мы с коллегой…
— А мне че делать-то? — прошипел я.— Я тут причем?
— По поводу тебя тоже есть идея…
— Атас!— крикнул вдруг…
Ладно, сейчас так не говорят уже. Пусть будет, например…
— Pydaryasy! — крикнул кто-то по-английски.— Podstava!
Это, видать, подъехали те, серьезные ребята. Сейчас будет мочилово.
Со всех сторон нас осветили фары автомобилей. Я зажмурился, в нерешительности оглядываясь, куда бы смыться.
Опытный Утка среагировал быстрее. Он опять-таки, блин, ухватил меня за шиворот и поволок под «КамАЗ». Мы залегли.
— Где беспредел? Какой беспредел? Ты че так базаришь? — принялись выяснять отношения ребятушки.
Потом началась пальба. Утка хмыкнул:
— Ну кто ж так стреляет? Я бы с одной обоймой больше народу положил…
В его способностях, впрочем, я нисколько не сомневался.
— А теперь слушай,— сказал Утка.— Я хочу тебя своим секретным агентам назначить. Пойдешь в самую главную банду, вроде как шпионом.
— Раскроют! Раскроют и сунут мне паяльник в…
— Не понтуйся, молодой. Я сам кому хочешь паяльник в задницу засуну. Никто нас тебя не раскроет, если все по уму сделаем. Сейчас на счет три ты…
— А можно…
— Нельзя! Сейчас на счет три ты выскочишь и заорешь…
— А если…
— Если ты рот не закроешь, я тебе…
— Слушаю! — поспешно сказал я.
— Выскочишь и заорешь: ложитесь, гады, у меня граната!
— Не поведутся они на дешевый понт. Тем более что и гранаты-то у меня нет.
— Как нет? На, держи,— Утка вложил в мою руку холодную увесистую железячку.
— Главное, чеку ненароком не выдерни. Вот тебе другая, для устрашения. Будешь вести переговоры, а если кто-то вздумает тебя проверить, ты ему это колечко бросишь. А я тем временем…
Скоро стрелять ребяткам надоело, все стихло. Утка выпихнул меня из-под грузовика, и я, не помня себя от страха, крикнул:
— Разбегайся, гандольеры! Подорву всех на хер! К ибеням!
Возня за машинами стихла. Я каждой клеточкой своего тела ощутил направленные на меня смертоносные дула. Держа гранату высоко над головой, я замер, не зная, что делать дальше.
