— Ну, что касается меня, — рассмеялся адмирал, — хотел бы я знать, кто это осмелится забраться ко мне в дом?

— Днем, пожалуй, никто, но ночью…

— Стало быть, вы утверждаете…

— Да, утверждаю, что, не будь меня, вас обоих похитили бы сегодня ночью.

Это категорическое заявление поколебало уверенность адмирала и внушило ему некоторое беспокойство. Он молча и вопросительно взглянул на нотариуса.

Тот бесстрастно продолжал:

— Как только я узнал об угрожающей вам опасности, я немедленно послал вам записку, и, как видите, она достигла своей цели. Я не мог сразу прийти, так как мне необходимо было закончить некоторые дела.

— И, приехав только сегодня вечером из Чичестера, вы уже успели так много узнать?

— Нет, я около года живу инкогнито в Лондоне и слежу за действиями наших врагов. Я говорю наших, потому что результатом моего письма явилось некоторое изменение в планах наших врагов: узнав, что я должен прийти в Эксмут-Гауз, они решили убить не двух, а целых трех зайцев одним ударом.

— Послушайте, Пеггам, — перебил его Коллингвуд, — но ведь это все совершенно неправдоподобно. Откуда, например, могли узнать наши враги о содержании присланной вами мне записки?

— Узнали, сэр. И вот об этом-то я и хотел вас спросить: как это могло случиться?

— Я отказываюсь понимать что бы то ни было, Пеггам. Уж не подозреваете ли вы мою прислугу?

— Не совсем так, но вы близки к разгадке, сэр… Прикажите позвать сюда Мак-Грегора.

— О, за него я ручаюсь, как за самого себя, — проговорил адмирал, но все-таки протянул руку и позвонил в колокольчик.

Прошло немного времени, и в библиотеку вошел Мак-Грегор.

— Что делает секретарь его светлости, герцога Эксмута? — спросил его Пеггам.

— А черт его знает, что он делает, — ворчливым тоном ответил шотландец. — Весь вечер он ходит взад и вперед по балкону и все время смотрит на улицу, как будто ждет кого-то, и при этом разговаривает сам с собой на непонятном мне языке. Я уже не раз говорил его светлости, что мне этот молодец не нравится и ему не следует доверять.

— Мак-Грегор, — строго остановил его герцог, — я тебе раз и навсегда запретил непочтительно отзываться о маркизе де Тревьер. Советую впредь этого не забывать… Это все, что вы хотели узнать, сударь?

— Да, сэр.

— Можешь идти, да не забудь, что я тебе приказал.

— Разве можно приказать сердцу, ваша светлость?

— Ну, ладно, сердце мы оставим в покос, а язык держи за зубами.

Верный шотландец вышел.

— Этот Мак-Грегор терпеть не может французов, — сказал Коллингвуд.

Пеггам, которому был известен весь заговор розольфецев, несмотря на серьезность момента, не мог удержаться от смеха.

— Ха-ха-ха!.. Так, по-вашему, он француз! — восклицал он в промежутках между приступами смеха. — Так его фамилия де Тревьер!.. Ха-ха-ха!.. Славная история!..

— Что вы нашли тут смешного? — возмутился герцог. — Как смеете вы смеяться надо мной!..

— Сейчас, сейчас, сэр, не волнуйтесь только, и я вам все объясню. Хотя вы правы, здесь меньше смешного, чем печального. Скажите, пожалуйста, можно ли у вас откуда-нибудь видеть балкон, но так, чтобы самому оставаться незамеченным.

— Можно.

— Не будете ли вы так добры, сэр, проводить нас туда? Все еще недоумевая, Коллингвуд неохотно встал и прошел в сопровождении своих посетителей в угловой кабинет.

Взглянув в окно, они увидели секретаря герцога. Он стоял, облокотясь на перила балкона.

— Это верный друг, Пеггам, что бы там не имел против него Мак-Грегор, — убежденно проговорил адмирал и тяжело вздохнул.

«И этот убийца невинных малюток способен на искреннее чувство? «— подумал про себя Надод. — «Или, быть может, это свойственное всем англичанам лицемерие… «

Старый нотариус по-прежнему насмешливо улыбался.

— Минутку терпения, сэр, — сказал он. — Вы сейчас все увидите.

И, обратившись к Надоду, он спросил:

— Ты, кажется, норрландец и, наверное, умеешь подражать крику снеговой совы, не так ли?

— О, еще бы! Сама сова способна будет впасть в обман.

— Ну так вот, крикни разок, подражая сове, но только потише, чтобы казалось, что крик идет издалека. А вы, милорд, будьте внимательны.

Надод приставил к губам два пальца и тихо свистнул.

— Киу-уи-вуи! — пронесся в вечерней тишине дрожащий призыв.

Едва только раздался этот условный сигнал, как секретарь перевесился через балкон, вглядываясь в окружающую тьму, и ответил точно таким же криком.

Коллингвуд почувствовал, как мороз пробежал у него по коже.

— Боже! — воскликнул он. — Это розольфский шпион! Но почему он не убил меня в то время, когда я спал? Ведь он мог это легко сделать в любую ночь.

— Эти люди, сэр, не убивают из-за угла. Они хотят взять вас живым и совершить над вами правосудие.

— Но кто же этот человек, вкравшийся так ловко ко мне в доверие? Его манеры и обхождение обнаруживают благородное происхождение. А смелость его замысла достойна удивления.

— Мне кажется, что я видел его где-то раньше, — заметил Надод.

— Как вы оба наивны! И что было бы с вами, если бы не старик Пеггам!.. Приготовьтесь же выслушать, сэр… Я не сомневаюсь, что мое сообщение поразит вас обоих.

— Не беспокойтесь, самое худшее я уже узнал: полгода я жил под одной крышей с человеком, которому доверял и который оказался шпионом.

— Нет, — возразил Пеггам, — вы ошибаетесь, он не шпион, это — сам Фредерик Биорн, герцог Норрландский!

Коллингвуд и Надод не были бы больше поражены, если бы на них обрушился весь Эксмут-Гауз. Надод первым обрел дар речи.

— Не может быть! — изумился он. — Я жил с ним на «Ральфе» и непременно бы узнал его. У капитана Ингольфа были светлые волосы, и он не носил бороды.

— Мой бедный Надод! Ты, должно быть, лишился последних остатков своей проницательности. Или, быть может, ты думаешь, что трудно изменить свою наружность, отрастив бороду и выкрасив волосы?

— Мне его лицо сразу показалось знакомым, когда я увидел его сегодня, — пробормотал Надод.

— Но как вам удалось все это узнать? — спросил Коллингвуд.

— Очень просто. Я знал, что герцог Норрландский не оставит нас в покое, и отправил дюжину шпионов следить за ним, а потом и сам приехал в Лондон вместе со своим старшим клерком Ольдгамом. В течение года я неустанно следил за розольфсцами, и ни один их шаг от меня не укрылся. Сегодня, последовав за Гуттором и его спутниками к дому адмирала, я притаился в боковом переулке и, таким образом, стал свидетелем их заговора. Одним словом, если бы не ваш недостойный слуга, сэр, герцог Норрландский со своими людьми, которых он ожидает с минуты на минуту, вошел бы в Эксмут-Гауз и сказал нам: «Сдавайтесь или вы погибли! «.

Коллингвуд вздрогнул, но сейчас же улыбнулся.

— Я тоже имею кое-что вам сообщить, когда вы окончите ваш рассказ.

— О, я только хочу посвятить вас в те маленькие предосторожности, которые я заблаговременно принял, чтобы отвратить грозящую нам опасность. Я отправил немедленно в Саутварк лучшего скорохода во всей Англии. Он должен сообщить мне, когда выступят розольфсцы, и опередить их минут на двадцать, так что у нас будет время приготовиться к их приходу. Кроме того, я собрал двадцать пять самых отчаянных головорезов и поместил их поблизости от вашего дома. По первому моему зову они будут здесь. Мак-Грегора нужно предупредить, чтобы он покрепче запер входную дверь, как только в нее пройдут герцог Норрландский и его люди. Таким образом, они очутятся в мышеловке… Вот и все, что я могу сообщить, сэр. Теперь позвольте узнать, что вы мне хотели сказать.

— Смотрите на дверь, Пеггам, — сказал Коллингвуд и, протянув руку, надавил на деревянную панель.

Раздался резкий металлический звук, и в тот же миг все окна и двери оказались закрытыми железными шторами.