— Я весь дрожу от бешенства и нетерпения при мысли, что сейчас увижу этого злодея и что, быть может, он на этот раз не минет наших рук, — проговорил Гуттор и с такой силой ударил своим могучим кулаком по столу, что бочонок, стоявший на нем, подпрыгнул, а стаканы жалобно задребезжали.

— Я вполне разделяю твои чувства, — подхватил Грундвиг. — Как жаль, что мы не прикончили Надода еще ребенком, когда старый герцог приказал нам наказать его палками. И подумать только, что целых двадцать лет по милости этого негодяя мы считали Фредерика Биорна, старшего сына герцога Норрландского, погибшим. Ну и попало же от нас Надоду тогда: сто хороших ударов отсчитали мы ему. У него оказались разбитыми нос и челюсть и к тому же выбит один глаз. Удивительно, как только он остался жив.

И, отпив глоток пива из своего стакана, Грундвиг продолжал:

— Да, негодяй живуч. Он поклялся тогда жестоко отомстить и чуть было не сдержал своего слова. Меня до сих пор охватывает ужас, когда я вспоминаю, что орудием своей мести он избрал Фредерика Биорна. Кто же мог подозревать в пирате Ингольфе старшего сына герцога Норрландского. Но всемогущий бог не допустил, чтобы сын убил отца. Ад мирал Коллингвуд…

— Это тот самый адмирал, который утопил своего старшего брата, его жену, прекрасную Элеонору, дочь покойного герцога, и их детей, чтобы занять его место в парламенте и наследовать его титулы?

— Да, да. Так оно и было. И он действовал через нотариуса Пеггама, который состоит членом парламента от Чичестера и является предводителем «Морских разбойников». Ну так вот, очевидно, пират Ингольф порядком досадил этому адмиралу, потому что он гонялся за ним по всему морю с целой эскадрой. И ему бы никогда не поймать нашего сокола, если бы тот не положился на гостеприимство старого герцога, — герцог-то не признал в нем сразу сына. И вот, когда сын готовился напасть на отца…

— По настоянию Надода… Ведь он не посвящал Ингольфа в свои планы. Мошенник убедил его, что старик-герцог является изменником против короля, а за арест герцога ему был обещан патент на звание капитана 1-го ранга королевского флота. А Ингольф и не догадывался о том, что должно было произойти в последнюю минуту…

— Ну, еще бы! — перебил богатыря старший собеседник. — Сердце-то у него было благородное. Ведь и пиратом сделался он лишь потому, что после стольких услуг, оказанных им королю во время войны, его обошли назначением. Нет, никогда бы он не согласился на предательство. Другое дело, когда он нападал на корабли в открытом море. Там был честный бой, грудь с грудью, а не подлое убийство из-за угла.

— Да, англичане подоспели как раз вовремя, чтобы помешать гнусным замыслам Надода. И все же на этот раз адмирал просчитался: он-то думал, что ему удастся прикончить Ингольфа. Правда, ему удалось захватить без боя

«Ральф» — так, кажется, назывался корабль Ингольфа — и его самого. Они судили нашего сокола военным судом, несмотря на то, что у него был королевский патент на звание капитана, и приговорили к повешению…

— И повесили бы, если бы старый слуга не спас его в последнюю минуту.

— Да, старик Розевель узнал своего господина по его сходству с покойной герцогиней.

— И он вывел его потайным ходом из башни, где тот ожидал казни, и открыл ему тайну его рождения. А тем временем ребята Ингольфа бежали с своего корабля, обманув английскую стражу, и захватили стоявший в Розольфской бухте на якоре английский фрегат.

— О, это были бравые ребята, они способны разнести по камням весь Розольфский замок, чтобы освободить своего капитана. И они сделали бы это, и не избежать бы кровопролития, если бы среди них не нашелся сподвижник Надода (сам Надод бежал, когда англичане захватили «Ральф»), присутствовавший при гибели маркизы Элеоноры.

— Да, он явился в замок и пригрозил адмиралу, что выдаст его, если тот не освободит их капитана. Но Ингольф и без того был свободен. Тогда адмирал поспешил ретироваться на свой корабль. А в это время явился сам Ингольф и показал старому герцогу знак на своей груди.

— Да, нет ни одного мужчины в роду Биорнов, у которого не был бы выжжен этот знак.

— Ты прав. После этого герцог уже не мог сомневаться. Вспомни только, как он плакал от радости.

— И на свою беду освободил Надода, которого мы с тобой захватили.

— А этот неблагодарный негодяй, взбешенный тем, что ему не удалось поживиться в замке, предательски убил старого герцога и его младшего сына Олафа.

Поникнув головой, старый слуга смахнул с ресниц набежавшую слезу и, глубоко вздохнув, продолжал:

— Вот уже два года прошло с тех пор. А наши молодые господа Фредерик и Эдмунд Биорны, забыв обо всем на свете, горят жаждой мщения.

— О, они были бы недостойны носить имя Биорнов, — воскликнул гигант, — если бы не отомстили подлым убийцам!

— Да, да. Кровь Биорнов течет в их жилах, и эта кровь взывает о мести. И, я надеюсь, на этот раз месть близка.

— А уверен ли ты, что он придет сюда?

— Я ведь говорил тебе, что Надод встретил случайно Билля, который плавал с ним на «Ральфе», а теперь командует нашим судном. Надод предложил ему вступить в братство «Разбойников». Билль притворился, что ему это предложение подходит, и они условились встретиться сегодня здесь, чтобы окончательно договориться.

— Понимаю. Но, во всяком случае, с Надодом надо быть настороже. Уверен ли ты, что он не может нас узнать?

— Вполне уверен.

— Что касается тебя, Грундвиг, я нисколько не сомневаюсь. Ты сумел так изменить свою наружность, что я сам бы ошибся, не знай я наверное, что это ты. Но скажи по совести: не выдаст ли меня мой рост? Ведь Красноглазый Надод — хитрая шельма…

— Это верно, но твои опасения напрасны. Скоро здесь соберется столько разного сброда, что навряд ли Надод узнает нас в этой толпе. К тому же ему и в голову не приходит, что мы в Лондоне.

— Послушай, Грундвиг, а что если этот злодей пронюхал, что Билль состоит у нас на службе? Ведь он способен в таком случае устроить ему здесь западню. Право же, мы недурно сделали, что пришли сюда. Быть может, мне еще придется расправиться со всеми этими бандитами, не исключая и самого Надода!.. Мне это будет не труднее сделать, чем выпить стакан пива.

И, наполнив до краев свой стакан, гигант залпом осушил его.

Часы пробили десять. Бой часов, казалось, пробудил дремавшего за прилавком хозяина таверны. Заметив, что его посетители все еще сидят на своем месте, он побледнел от испуга.

— Да уходите же отсюда! — воскликнул он. — Неужели вы не поняли, что я вам говорил?

— Это публичное место, и каждый имеет право оставаться здесь, если только он платит за то, что берет, — равнодушно отозвался Грундвиг. — Что же касается ваших разбойников, то вы не беспокойтесь, почтеннейший: мы с ними не начнем ссоры, если только они сами…

Он не успел договорить. С улицы послышались свистки, и лицо Боба исказилось от ужаса.

— Послушайте, хозяин, — спросил Грундвиг, — чего вы так боитесь?

— Они!.. Они!.. — дрожащим голосом твердил Боб. — Я погиб, и вы вместе со мной.

Грундвиг и Гуттор не успели ответить: у входа в трактир раздались громкие голоса, и Боб стремительно бросился встречать гостей.

Гуттор и Грундвиг поняли, к сожалению, слишком поздно, что они допустили большую неосторожность. В их намерения не входило вызывать разбойников на ссору и тем самым выдавать свое присутствие. По словам Билля, Надод стал совершенно неузнаваем. Искусный хирург уничтожил его уродство, вставив ему искусственный глаз и выправив нос и челюсть. Поэтому Гуттор и Грундвиг решили воспользоваться удобным случаем, чтобы увидеть преображенного Надода, проследить его до квартиры и, если окажется возможным, похитить. Теперь собственная неосторожность путала все их расчеты.

Приятели не успели поделиться своими мыслями, как в таверну ввалилась толпа разбойников. Они вели какого-то человека, завернутого в одеяло, которого они отбили у констеблей, провожавших его домой. Само собой разумеется, что обобрали его не они, — такими мелкими делами разбойники не занимались, — а какие-то воришки.