Ну да ладно, теперь уже ясно, что я нашла именно то, что нужно. А способ «шифровки», похоже, самый что ни на есть простой — тот же, что и в пароле, только наоборот. Попробуем проверить. Вот будет смеху, если в этом секретном файле спрятаны, к примеру, кулинарные рецепты или комплекс гимнастики для поддержания стройности ног и живота. А зашифровано все исключительно по причине присущей женской душе загадочности. Я начала подставлять под латинские буквы соответствующие им на клавиатуре русские: с-е-г-о-д-н-я о-н…

Сегодня он носит меня на руках, а послезавтра поверит им всем, что я его не стою. И где я тогда окажусь? Значит, все было напрасно?

Я «листала» страницы, «переводя» отдельные фразы — ясно было, что на все у меня просто не хватит времени.

Опять снятся Они. Как будто у меня не получилось, и Они живы. Больше всего боюсь закричать во сне — никто не должен знать.

Главное — не сомневаться. Если я сумела тогда, в девять лет, смогу и сейчас.

Спину обдало холодом. Душу — ужасом и одновременно — жалостью. Последние две строчки со всей мыслимой определенностью свидетельствовали, что смерть родителей Кристины вовсе не была трагической случайностью. Через какие кошмары должен был пройти этот ребенок, до каких размеров должен был вырасти ее страх — перед самыми близкими людьми! — чтобы в девять лет единственными выходом стало — убить. Все, что пугает тебя — убей.

Это ведь так просто. Затаив дыхание, взглядывать то на храпящие, пьяные страшные тела — вдруг проснутся, — то на мертвенные синие огоньки, пробегающие по гаснущим углям — любой деревенский ребенок едва ли не с четверенек знает, что это за огоньки, — и тянуться к вьюшке, и отдергивать руку, и снова тянуться… И даже задвинув заслонку, думать, что ничего еще не случилось, что можно еще все изменить… и испугаться, что одно из пьяных тел вдруг шевельнулось… и выскочить в пристройку, и никакая сила уже не заставит вернуться, чтобы спасти тех, кого убиваешь… и дрожать от холода и ужаса, пока в щели не начнет пробиваться бледный утренний свет, а тогда уже — надо войти в избу и увидеть…

Все, что будет потом — уже легко. Все, что пугает тебя — убей. И каждый мертвец — ступенька, по которой ты выкарабкиваешься из болота страха. Вверх по лестнице, ведущей вниз…

После каждого «письма» Герман делается такой нежный, такой заботливый, так за меня боится, так успокаивает. Кто же это…

Светочку своими бы руками удушила! Ни рожи, ни кожи, ни мозгов — а туда же, Герману глазки строит, в моей косметике роется. Ну, я ей устрою подарочек!

А если Стас узнает, что он его сын?

Колесо получается дольше, чем руль. На целую минуту. Но лучше колесо — может сойти за несчастный случай. Руль — слишком очевидно, могут заподозрить неладное.

Нина спит и видит, как бы Германа заполучить.

Ольгу немного жалко. Если бы не эти письма, я бы не придумала, как все устроить. Но все равно она маленькая дрянь! Герман все ей…

Я не стала «переводить» дальше, закрыла убийственно откровенный документ… Господи! Бедный Герман!

Скопировав все это безобразие, я быстренько ликвидировала следы своего пребывания в комнате и смылась — начинало темнеть, до возвращения Германа и Кристины из театра оставалось всего ничего. За это время я успела «перевести» на удобочитаемый язык еще некоторое количество заметок — столь же откровенных. Конечно, будь у меня под рукой Иннокентий, он наверняка быстренько нашел бы мне какую-нибудь программку, делающую то же самое со всем текстом сразу. Но времени разыскивать его не было — да и особого желания, по правде говоря, тоже. Уж больно мерзкая вышла история, не для детей до шестнадцати.

Дальше все было быстро и неинтересно. Ознакомившись с моей находкой, Герман свет Борисович удалился, не сказав мне ни слова. Явившийся минут через пять Боб передал мне вежливое распоряжение — собирать вещички. Что ж, у меня во всяком случае нет оснований на него обижаться.

Боб даже не попытался напроситься на чашку кофе. Довез меня до дому и сообщил, что сегодняшний вечер он уже семьдесят лет как пообещал провести с родителями. Пришлось смириться. Естественно, родители — а при удаче и соседи — подтвердят факт его отсутствия нынче в доме Шелестов куда надежнее, чем я.

К тому же, стоило войти в квартиру, как все размышления о мужской невежливости улетучились, как вирусы от имени Касперского. Общество, встретившее меня — в моем собственном, между прочим, доме — было теплым и разнообразным. Вокруг кухонного стола уютно устроились: майор Ильин, Лелька — вот уж кого и вправду не чаяла увидеть — и, вестимо, Иннокентий, чтоб ему!

Ну, все ясно. Этот мелкий пакостник, видите ли, забеспокоился — не понадобится ли мне срочная помощь, разыскал Лельку и — заодно, на всякий случай — Ильина. Уж не знаю, чего он хотел от господина майора. Может, прибытия в дом Шелестов группы захвата? Для вызволения оттуда моей персоны. К счастью, чрезмерную активность Лелька пресекла, но если бы я не явилась, через полчаса-час народ собирался и впрямь начать действовать. Ну, или по крайней мере, собирался Глебов. Ильин просто выжидал, Лелька…

Ну, Лелька — это отдельный разговор. Как раз против ее присутствия у меня особых возражений нет. Все-таки она имеет к этой истории самое непосредственное отношение. Мало приятного узнать, что дом, в который твоя единственная подруга попала с твоей же легкой руки, мягко говоря, небезопасен для жизни. Но за каким дьяволом Кешка майора притащил?

Вообще-то я Никиту свет Игоревича люблю очень и очень. Ей-богу. Не мужик — сокровище. Одни эти его очи бездонные чего стоят. Но, воля ваша, вот как раз сегодня глаза бы мои этих глубин не видали. Он тут, конечно, в частном порядке, но где вы видели кота, который ловил-ловил мышей, а потом вдруг перестал, ибо не время? Да ни в жизнь! Куда спокойнее — всем, кстати, спокойнее, не только мне — несколько отложить визиты официальных лиц.

Впрочем, присутствие Ильина по крайней мере объясняет, каким образом теплая компания вообще очутилась на моей кухне. Кешка-то перемещается со своего балкона на мой по репшнуру. Для Лельки спуск по веревке тоже не представлял бы затруднений, но вряд ли она стала бы устраивать такой спектакль, рискуя сделать нервные системы окрестных бабушек совсем уже нервными. А дверь я при отбытии к Шелестам закрыла так, что без ключа ее даже изнутри не откроешь.

Зато Никита свет Игоревич прошлым летом в порядке тимуровской помощи менял мне замки. Ибо те, что были у меня раньше, вскрывались не то что шпилькой — взглядом. Вот Ильин — как истинный мужчина — и позаботился о безопасности дамы. Попутно заронив в мою голову кое-какие подозрения насчет количества прилагавшихся к новым замкам ключей… Значит, роль благородного защитника не помешала майору один комплект ключей (моих ключей, заметьте) оставить для собственного пользования. Как прекрасно, когда на место гадких противных подозрений заступает восхитительная уверенность.

Н-да. Тем более приятно знать, что у тебя есть верные друзья, которые бросаются на помощь по первому твоему зову и даже вовсе без оного. Истинно сказано — избави меня, боже, от друзей, а от врагов я и сам как-нибудь избавлюсь. Сейчас бы спать залечь и ни о чем не думать. Слишком хорошо я представляю, что сегодня произойдет у Шелестов…

— Ну, Маргарита Львовна, зная тебя, можно предположить, что к утру в городе объявится свеженький труп, — это было первым заявлением кошмарного майора. Нет бы ручку поцеловать…

— Насколько я помню статистику, к утру в городе объявится не меньше полусотни свеженьких трупов, — прикинулась я полным шлангом. Ну в крайнем случае, худым шлангом… Ох, вцепится сейчас, не отобьюсь, только и остается нападать первой. — Людям почему-то свойственно умирать, разве нет? Более того, они делают это весьма регулярно. Или я ошибаюсь, и в нашем любимом Городе уже прямо царство бессмертия? Только гадкая Маргарита Львовна по присущей ей вредности никак не хочет с этим согласиться, так? Или ты рассчитываешь, что это будет мой труп? Личный.