Очень интересно! Если верить Герману, за время замужества Кристина ни разу ни к каким родителям не ездила. И на свадьбе их, между прочим не было. И Боб то же самое сказал. Значит, правда. А сказочки она Регине рассказывает.

— А почему вы думаете, что это фантазии?

Она усмехнулась.

— В дюжину поклонников я поверить еще могу, но чтобы все остальное… И эти рассказы про самый шикарный дом в поселке… Три верховые лошади — это надо же! Конечно, она все сочиняет. Только не стоит ее за это осуждать. Наверное, у нее было очень бедное детство при родителях-алкоголиках. Вот она и придумывает теперь, что все ее обожают, — потому что, когда была маленькая, никто на нее внимания не обращал. Кристина — милая девочка. И если уж жизнь ее не баловала — пусть сейчас утешается таким безобидным способом. Пусть сочиняет, если ей от этого жить легче?

Регина посмотрела на меня, как бы ожидая подтверждения своим рассуждениям. Я кивнула:

— Почему бы и нет, если от этого никому никакого вреда?

— В жизни вообще без вранья не обойтись. Я с голоду бы померла, если бы заказчицам правду говорила.

Когда я вернулась, в доме было пусто, как в музее. Густой солнечный свет заполнял комнаты так плотно, что все предметы казались покрытыми толстым слоем золотой пыли. Сто лет одиночества. Только муравьев и не хватает.

Раздобыв бутылку холодной минералки и чашку кофе, я спряталась от пыльного сияния в одно из дальних кресел террасы, под чем-то вьющимся, и призадумалась.

Все-таки это очень странный дом. Смерть Тимура, казалось, не пробудила в его обитателях ничего, похожего на печаль. Я, положим, тоже не слишком переживаю — но я и видела-то его от силы раз пять. А для них-то он не посторонний.

Эти размышления увлекли меня настолько, что, забыв про обещание, данное Герману — никаким образом ни в каких беседах не упоминать Тимура и всего, что с ним может быть связано, — я чуть не поделилась своими сомнениями с появившейся неизвестно откуда Кристиной. В легком сарафане — в тон волосам — она была удивительно хороша и как-то нереальна — точно не вошла, а материализовалась из сгустившегося солнечного луча.

Сидя друг против друга, мы бездумно перезванивались льдинками в бокалах с апельсиновым соком. С одной стороны качнется бокал — динь! С другой — опять динь! Динь! Динь! Динь-динь! Динь-динь-динь-динь! Дуэт для двух бокалов со льдом. Думать не то что не хотелось — не моглось.

Ольга с порога швырнула сумку в кресло, отстоящее от нее по меньшей мере на три метра. Ужас! В такую жару она еще способна на резкие движения… Злоключения несчастной сумки на этом, однако, не закончились. Ольга в мгновение ока оказалась возле кресла, в которое угодила сумка, схватила ее, отшвырнула и плюхнулась на освободившееся место. Что за цирк? Кристину этот волейбол, вероятно, тоже удивил. Она картинно выгнула бровь и даже нашла в себе сил выговорить целую фразу:

— Тебя кто-то обидел?

— Эта грымза мне опять зачет не ставит!

Мы с Кристиной переглянулись. Ольга тем же вихрем унеслась на кухню и через минуту вернулась с высоким стаканом, миской льда и двумя бутылями: минералка и какой-то тоник. Насыпав льда, Ольга плеснула поверх тоник, добавила соку, долила стакан шипучкой и стала с непонятным интересом эту смесь разглядывать.

— Придирается? — сочувственно спросила Кристина.

Ольга в ответ лишь дернула плечом и одним глотком высадила мало не полстакана своей газировки.

— А выучить никак нельзя, чтобы придраться не могла? — мягко поинтересовалась Кристина.

— Это же не математика! — почти взвыла Ольга. — Стилистика, чтоб ее! Всегда можно найти, к чему прицепиться, будь ты хоть академиком.

— И как теперь?

— Черт его знает! — раздраженно бросила Ольга.

Кристина позвенела опять льдинками, глотнула сока и спросила с прежней интонацией старшей сестры:

— А комиссии сдавать не думала?

— Придется, — согласилась Ольга. — Хотя толку от этого… — Она безнадежно махнула рукой.

— Почему? — удивилась я. — Сложно выучить?

— Какой там — выучить! Сдавать я хоть завтра могу, никаких проблем.

— А где проблема?

— Да ведь каждый ведь семестр одно и то же! И на следующий опять то же будет. Пристрелить ее, что ли?

— Может, ей денег нужно? — предположила Кристина.

— Не знаю, она не берет вроде. Вряд ли. По-моему, она меня просто не переваривает.

Мне показалось, что Оленька чего-то не договаривает, и я осторожно спросила:

— А что, есть основания?

— Ну… Дура она, вот и все!

— Если дура, то почему цепляется именно к тебе, а не ко всем подряд?

— Да еще в первом семестре с девчонками как-то стояли трепались. Ну и о преподах, конечно, кто чего из себя представляет. А эта… в общем, мимо проходила и услышала, как я ее «прецеНдент» передразниваю. Ну, вот и… Не могу же я каждый семестр комиссии сдавать!

Да уж! Преподаватель-филолог, который произносит «прецеНдент», — это примерно как врач, который аппендицит с ларингитом путает. И личные качества, скорее всего, недалеко ушли от профессиональных. Тяжелый случай.

— А декан у вас как, ничего? — неожиданно спросила Кристина.

Ольга пожала плечами:

— Да ничего, говорят. Я его плохо знаю, он у нас не читает.

— Сходи к нему, объясни ситуацию. Если нормальный дядька, поймет, грымзу утихомирит.

Ольге это предложение, кажется, не очень понравилось.

— Да ну, как-то нехорошо…

— Здрассьте! А жизнь тебе портить — это хорошо?

Ольга открыла было рот, чтобы ответить, опять закрыла, поморщилась, помолчала, пожала снова плечами, нахмурилась.

— Все равно неправильно это. Она же при всех, а я наушничать буду?

— В конце концов, декан для того и существует, чтобы разрешать факультетские конфликты, разве нет?

— Ну, в общем, наверное, да, — энтузиазма в голосе Ольги что-то не слышалось.

Я, вспомнив одну еще университетскую историю, решила тоже сунуть свои три копейки:

— Можешь и по-другому сделать. Сейчас сдавай комиссии и начинай следить за расписанием научных конференций или там открытых семинаров, где она будет участвовать. Проштудируй по ее теме все, что найдешь. Дождешься, когда она будет докладывать — и заваливай ее вопросами. Ты же сама сказала — закопать можно даже академика. После прилюдного позора она вряд ли уже станет тебя доставать. Не до того будет. Если уж тебе так необходимо сражаться с открытым забралом.

— Да мне вообще не хочется сражаться. Может, с ней попробовать поговорить? — неуверенно предположила Ольга.

— Попробуй, если еще не пробовала.

— Да пробовала, в том-то и дело.

— И как успехи?

— Она говорит, что я наглая не по возрасту.

— И ты надеешься, что в очередной раз она вдруг размякнет и решит, что была не права?

— Не знаю, — растерянно ответила Ольга. Все ее бешенство куда-то уже улетучилось, и она стала похожа на потерявшегося щенка. — Мне ее жалко.

— Очень последовательно. То грымза, то жалко.

— Она же не от хорошей жизни грымза. Старая дева, мозгов чуть, внешность — без слез не взглянешь.

— Ну, если тебе нравится жить под дамокловым мечом, дело твое. Тогда чего расстраиваться?

— Да день какой-то неудачный, все наперекосяк. Прямо с утра. Стакан разбила, серьгу раздавила…

— Господи, как ты ухитрилась?

— Как, как, наступила. Ноготь сломала, пузырек с лаком перевернула. Прямо на белую юбку. Как у твоего, Кристин, матросского костюма, помнишь? Если бы я после этого зачет получила — было бы удивительно.

— Да, тяжелый день, — усмехнулась Кристина. — Ну, серьги починить можно или новые купить, зачет в итоге получишь, стакан вообще не стоит внимания, ноготь отрастет. А юбка… Пойдем, поглядим, может, и это горе не такое уж страшное… — Кристина посмотрела в мою сторону и весело подмигнула.