В то время как в Афинах страшная чума распространяла отчаяние, ужасы другого рода окружали аттическую страну. Война разгоралась, снова пелопонесцы напали на Аттику, наводнили ее и принудили население скрыться в городе. Сильный флот, на этот раз предводительствуемый самим Периклом, вышел из гавани и на пелопонесском берегу вынудил спартанского царя отступить. Но Потидайя продолжала сопротивляться, приходилось осаждать Коринф и то там, то сям, в колониях, вспыхивало возмущение.

Для того, чтобы спасти Аспазию и своих сыновей Паралоса и Ксантиппа от опасности заразы, Перикл, на время своего отсутствия, переселил их за город. Аспазия отправилась в сопровождении всего своего дома в небольшое имение близ Афин. Но несчастье следовало за ней. Ее школа после потери Зимайты потеряла еще Дрозу и Празину: они только для того были освобождены из Мегары победоносным Периклом, чтобы погибнуть в Афинах в цвете лет и красоты от ужасной чумы.

Кто только мог, тот, подобно Аспазии, бежал из зачумленного города в окрестности или на близлежащие острова, где опасность казалась меньше.

Круг друзей Аспазии был разорван. Эврипид уже раньше оставил Афины. Сделавшись ненавистником людей, он жил на Саламине, в строгом уединении и более всего любил проводить время в прибрежном гроте, в котором в первый раз увидел свет.

Софокл, как прежде, жил в своем деревенском уединении, на берегу Кефиса и голова любимца богов не была постигнута несчастьем, поразившим все Афины. Ясная мудрость не изменила ему и помогла избежать участи Перикла. Он ничем не дорожил, но в тоже время не давал серьезной стороне жизни овладеть собой.

Чума пощадила также и Сократа, хотя он не оставлял город, бесстрашно бродя по улицам Афин, не избегая людей, и повсюду, где только мог, оказывая помощь.

Между тем, юный Алкивиад ввел дочь Гиппоникоса, Гиппарету, супругой в свой дом. Он презирал заразу, хотя видел, что божественный гнев не щадил итифалийцев. Чума отняла у него его лучшего друга, сына Пирилампа, юного Демоса.

Когда Перикл выступил из гавани со своим флотом, Алкивиад сопровождал его. Чума несколько ослабела, но лишь настолько, чтобы заставить подумать о самом необходимом. Когда вследствие начавшейся войны понадобились вооруженные силы, то оказалось, что чума сильно уменьшила количество людей, способных носить оружие.

Так же, как во флоте, так и в войне под Потидайей успех и на этот раз сопровождал Перикла, но его успех не имел значения, так как борьба партий охватила всю Элладу и рознь, уничтожавшаяся в одном месте, вспыхивала в другом. Сегодняшние друзья делались завтрашними врагами, союзники поминутно менялись, то что выигрывалось в одном пункте, проигрывалось в другом. Великая эллинская война разделилась на мелкие отдельные схватки.

Известие, что афинский народ вступил в переговоры со Спартой, заставило Перикла ускорить свое возвращение. Он хотел ободрить афинян, рассчитывал удержать их от постыдных условий, но афинский народ, потрясенный ударами судьбы, был настроен теперь более благоприятно для тайных планов демагогов и Диопита.

Жрец Эрехтея заболел чумой и снова поправился. С этого времени его дикое фантастическое усердие усилилось. В своем спасении от смертельной опасности он видел божественное указание.

Однажды на Агоре стояла кучка людей и внимательно слушала стоявшего среди них, так как афиняне снова стали собираться, хотя еще незадолго до этого бегали друг от друга, как от самой чумы.

Человек, ораторствовавший в описанном нами кружке, говорил не только против демагогов и с жаром заступался за Перикла, но и смело говорил против суеверия, жертвой которого сделался афинский народ.

Так как в числе слушателей было много приверженцев Диопита и Клеона, то поднялся сильный спор, кончившийся тем, что на свободного оратора напали его противники.

В эту минуту мимо шел жрец Эрехтея, сопровождаемый довольно большим числом приверженцев и друзей. Когда он услышал, что хвалят Перикла и осуждают суеверие, черты его лица помрачнели, угрожающее вытянулись. Несколько мгновений он стоял, подняв глаза вверх, как бы ожидая совета свыше, затем заговорил, обращаясь к народу.

– Знайте афиняне, что в эту ночь боги послали мне сон и теперь вовремя привели меня сюда. В Афинах долгие годы совершались преступления за преступлениями. Софисты и отрицатели богов обошли вас, гетеры овладели вами. Храмы и божественные изображения воздвигались не во славу богов, а для поощрения расточительности, из простого тщеславия, на пагубу благочестия отцов. То, что вы теперь переносите, послано вам в наказание за расточительность, за отрицание богов. Не в первый раз божественный гнев поражает эллинов. Вы знаете каким образом в древние времена смягчали их гнев, вы знаете, что часто боги умиротворялись только высшей из всех жертв, человеческой жертвой. Схватите этого богоотступника! Его жизнь за дерзкое отрицание богов должна быть отнята. Это преступник, которого ожидает неизбежная смерть от руки палача, он должен быть по древнему обычаю принесен в очистительную жертву богам, должен быть с музыкой и пением проведен по всему городу, затем сожжен и пепел его развеян по ветру.

Во время речи жреца народ прибывал. Среди слушателей был и Памфил. Когда он услышал, что желают предать смерти друга и защитника Перикла, то сейчас же выразил свое согласие.

– На берегу Элиса, – сказал он, – день и ночь горят костры, на которых сжигают погибших от чумы там найдется место и для этого преступника.

Говоря таким образом, он первый схватил обвиняемого и хотел повлечь его за собой, но в это время по Агоре проходил Перикл. Он услышал шум и приблизился узнать о причине.

Из громких криков толпы он узнал, что готовятся принести в жертву богам богоненавистника Мегилла. В то же мгновение Перикл бросился в толпу, но навстречу ему выступил Диопит.

Два врага, столько времени боровшиеся за обладание Афинами, в первый раз встретились лицом к лицу.

– Назад, Перикл! – вскричал жрец Эрехтея. – Или ты хочешь и на этот раз отнять у богов то, что им принадлежит по праву, чего они повелительно требуют! Неужели ты хочешь воспретить афинянам принести искупительную жертву и, наконец, спастись из беды, в которую поверг их никто другой, как ты сам? Неужели ты не видишь до чего довело твое ослепление некогда благословенный богами народ? По твоей милости он забыл древние благочестивые обычаи, стал стремиться к богатству и тщеславному блеску, к ложному свету и даже слушал сейчас речь богоотступника.

– А ты, Диопит, – с серьезной и спокойной решимостью возразил Перикл, – куда думаешь ты вести афинян? К фанатическому убийству граждан? К возобновлению грубых, бесчеловечных обычаев, от которых уже много столетий с ужасом отвернулся ясный эллинский дух?

– Благодари богов, о Перикл, – вскричал Диопит, – что они дали нам в руки этого человека! Благодари богов, что на этот раз они хотят довольствоваться его кровью, так как, если бы они стали требовать от нас настоящего виновного, самого виновного из всего афинского народа, знаешь ли ты кого схватили бы мы и должны были бы предать пламени? Как некогда прорицатель Терезий хвастливого Эдипа, так должны были бы мы схватить тебя, Алкмеонид, так как ты – преступник, ты – виновник божественного гнева, старое проклятие тяготеет над твоим родом. Через тебя и через твоих друзей и товарищей, Афины сделались безбожными, через тебя вспыхнула у нас война. И самый ужасный божественный бич, чума, может быть вполне умилостивлена только твоей кровью.

– Если это так, как ты говоришь, – спокойно возразил Перикл, – то отпустите этого человека и принесите в жертву того, кого вы считаете наиболее виновным.

С этими словами он освободил из рук Памфила приговоренного к смерти.

С довольной гримасой выпустил последний свою прежнюю жертву и, не колеблясь, наложил руку на ненавистного предававшегося ему в руки стратега.

– Чего вы колеблетесь? – продолжал Перикл, обращаясь к смущенным афинянам. – Или вы думаете, что я предложил вам себя, только ожидая от вас пощады? Поверьте, афиняне, мне все равно пощадите вы меня или предадите смерти. Я думал вести Афины к счастью, к славе, к блеску, к свету истины и свободе, а теперь вижу, что какие-то тайные силы снова влекут нас обратно к мраку и суеверию. Не только снаружи Элладу окружают несчастья, но и внутри нас самих мрачные силы одерживают победу над светлыми. Я благодарю богов, что не переживу блеска и славы моей родины – убейте меня!