— Я поверил ему, Теренций, а он мне. Ты понимаешь, что это значит!

Теренций кивал в темноте, хотя Симон не мог этого видеть. Когда он встал, чтобы уйти, Теренций схватил его за одежду и вдруг горячо прошептал:

— Но ведь он убийца, Симон! Тебе нельзя служить ему!

— Можно,— каким-то странным тоном ответил Симон и, помолчав, добавил: — Можно, потому что он сказал мне, что все равно убьет чудовище!

— Чудовище? Ты имеешь в виду...

— Да, да,— быстро сказал Симон,— именно его я и имею в виду.

— Но ты не должен верить ему.— Теренций нащупал в темноте руку Симона и, сжав, дернул вниз.— Он с ними, а не с тобой. Он не убьет чудовище, потому что он сам...

— Молчи! — приказал Симон.

— Нет, нет,— почти простонал Теренций,— я знаю, он с ним, он их!

— Он наш! — Симон рывком высвободил руку.

— Но ваш Бог не позволяет убивать! А он убил женщин, убил Онисима, он...— Теренций задохнулся и не смог продолжить.

Он чувствовал, как рука Симона легла на его плечо:

— Успокойся, Теренций, наш учитель Иисус говорил, что принес нам меч, а не мир, а ведь он знал истину.

— Но ты же сам видел Октавию... как он, Никий, как он...

— Мы должны победить! — сказал Симон, и его пальцы больно сжали плечо Теренция.

Когда Никий вошел, Нерон встретил его молчанием. Сидя в богато украшенном кресле, предназначенном для официальных приемов, он некоторое время разглядывал Никия, не приглашая подойти. Поппея стояла рядом, положив руку на плечо императора,— взгляд ее оставался холоден и неподвижен.

Наконец Нерон произнес:

— Мы рады видеть тебя здоровым, Никий, ты можешь подойти,— и, когда тот подошел, император поднял голову и, взглянув на Поппею (она не пошевелилась), добавил: — Но разве я приказывал тебе возвращаться так скоро? Тебе нужен отдых — или ты плохо понимаешь желания своего императора?

— Прости, принцепс, я вынужден был вернуться.

— Вот как! — недовольно произнес Нерон и снова поднял голову.— Ты слышишь, Поппея!

— Ты видел Октавию? — спросила Поппея.

— Она умерла.— Никий увидел, что ни один мускул не дрогнул на ее мраморном лице.

— Да? — озабоченно произнес Нерон.— Как же это случилось? Мне всегда казалось, что она обладает хорошим здоровьем.

— Я убил ее,— прямо глядя в лицо Нерона, проговорил Никий.

Нерон, как видно, не ожидал такого ответа и, как видно, лишь от смущения спросил:

— Сам?

— Нет, это делал центурион Палибий, но я отдавал приказ и стоял рядом.

Нерон засопел, недовольно поерзал в кресле, потом сказал-, глядя на Никия исподлобья:

— Ты знаешь, Никий, что я могу сделать с тобой?

— Да, принцепс,— кивнул Никий,— но ты не сделаешь этого.

— Что-о? — вскричал Нерон, схватившись за подлокотники, как бы желая встать, но не встал.— Ты смеешь говорить со мной... Я сейчас кликну стражу, и ты пожалеешь... пожалеешь, что родился на свет! — Он посмотрел на дверь и уже было открыл рот, чтобы позвать солдат, когда Поппея произнесла:

— Подожди, он что-то хочет сказать.

— Я ничего не желаю слушать! — Нерон рывком поднялся и крикнул.— Эй, солдаты! Кто там!..

Хлопнула дверь за спиной Никия, послышался тяжелый топот, он быстро посмотрел на Поппею, взгляды их встретились, и он почувствовал, что она поняла его.

— Говори! — быстро сказала она, останавливая солдат движением руки.

Нерон удивленно посмотрел на нее, перевел взгляд на Никия. И тогда Никий сказал:

— Пусть они уйдут, это дело государственной важности.

Несколько мгновений Нерон колебался, потом хмуро взглянул на солдат, пошевелив пальцами. Этого было достаточно, солдаты покинули комнату.

Лишь только закрылась за ними дверь, Никий выговорил медленно и отчетливо:

— Гай Пизон готовит заговор. С ним Анней Сенека, несколько сенаторов, большинство офицеров твоей гвардии. Их много, они хотят убить тебя.

— Убить меня?! — с гримасой крайнего недоумения, делая ударение на последнем слове, воскликнул Нерон, оглядываясь на Поппею.

Она впервые за весь разговор дрогнула: в глазах отразился страх, правая рука, что еще недавно царственно лежала на плече Нерона, легла на живот.

— Этого не может быть.— Нерон шагнул к Никию и встал вплотную. В лице его сквозь недоумение и страх проглядывала надежда — он словно ждал, что Никий подтвердит, что это не так, этого ни в коем случае не может быть.

Но Никий произнес твердо:

— Это так, император!

— Но это!..— Нерон схватил Никия за одежду на груди, приблизил его лицо к своему так близко, что оно расплылось в глазах Никия.

— Это так! — едва слышно, но не менее твердо произнес Никий.

Нерон с силой толкнул Никия в грудь:

— Кто? Кто велел сказать тебе это? Почему ты говоришь это, почему?!

— Потому что я люблю тебя.

— Но...— Император нервно взмахнул рукой, осмотрелся вокруг, будто внезапно ослеп, попятился и упал в кресло.— Но это же...— Он не договорил, обхватил голову руками.

Никий подумал, что если бы Нерон мог видеть себя со стороны, то он, наверное, был бы доволен своей игрой.

Поппея пришла в себя скорее. Она строго сказала, протянув руку в сторону Никия:

— Имена! Имена заговорщиков! Главное — офицеров гвардии!

Никий достал из-под одежды и протянул ей список, который составил накануне. Но Поппея не успела его взять — неожиданно резким движением Нерон выкинул руку и перехватил свиток. Торопливо развернул и углубился в чтение.

Когда он поднял голову, лицо его стало бледным, а взгляд мутным. Он хотел что-то произнести и уже поднял было руку, но не произнес, а рука мертво упала на подлокотник кресла. Поппея подошла, пригнулась к Нерону, заглянула ему в лицо, что-то зашептала быстро и гневно (Никий расслышал только: «...быть сильным» и «...этих пауков».). Сначала император оставался неподвижным и словно бы не понимал, что ему говорит Поппея. Потом кивнул раз, и другой, и третий — с каждым разом все увереннее и четче. Наконец она разогнулась и отошла за спину Нерона, а он сказал, потрясая свитком:

— Я раздавлю гнездо этих мерзких пауков!

Поппея пригнулась к уху императора и что-то еще прошептала ему, указывая глазами на Никия. Нерон кивнул и поманил Никия рукой:

— Подойди.

Никий подошел, чуть склонившись вперед. За лицом Нерона белело лицо Поппеи — мрамор был теперь не мертвым, а живым, у виска билась синяя жилка, похожая на прилипший кусок нитки, прежде он ее не замечал. Неожиданно мелькнуло: «Родная». Сам не осознавал, о ком это — о нитке или о женщине.

— Я верю тебе.— Нерон глядел на Никия исподлобья. Взгляд был тяжелый, вязкий, таким взглядом не смотрят, когда говорят, что верят. Никий кивнул. Нерон продолжил: — Скажи, кого ты считаешь верным из офицеров преторианской гвардии? Назови одного или двух — я не верю спискам.

— Центурион Палибий,— уверенно ответил Никий.

Брови императора поползли вверх. Он положил свиток на колени, провел пальцем по строчкам, остановился, ткнул в одну:

— Но он в этом списке. Я не понимаю.

— Я вписал его, чтобы быть точным, и еще потому, что он не нравится мне. Но он солдат и сделает то, что ты желаешь, лучше других.

— Лучше?! — в гневе воскликнул Нерон и отбросил список в сторону.— Я желаю, чтобы ни один не ушел живым.

— Палибий будет неистов, принцепс.

— Неистов?! Он знал, но не открылся, как я могу доверять ему?

— Так же, как

и

— Что это значит? — вскричал Нерон, обернувшись к Поппее.

Она холодно улыбнулась:

— Это значит всего-навсего, что Никий узнал о заговоре раньше тебя, а центурион, как я поняла, раньше Никия.— Она перевела взгляд на Никия.— Я правильно объясняю?

— Да, божественная,— кивнул Никий.

Он назвал ее «божественная», так обращаются к жене императора, а она еще не была женой. Губы ее дрогнули, словно она хотела переспросить — не ослышалась ли? Никий быстро закрыл и открыл глаза — подтвердил: правда.