Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Никий медленно поднял голову, посмотрел на Онисима с болезненной гримасой.

— Почему ты не убил мать этого чудовища? — повторил Онисим.

Никий хотел спросить: «А откуда тебе известно, что я должен был ее убить?» — но не посмел произнести таких слов. Вместо этого он сказал:

— Ты считаешь... можно убить женщину? Что можно... убить. Разве Спаситель не завещал нам всем...

— Нет.— Онисим не дал ему закончить, и голос его прозвучал как удар хлыста, Никий даже зажмурился на мгновенье.

— Нет? — осторожно переспросил он.

— Нет! — Глаза Онисима угрожающе блеснули.— Спаситель говорил о человеке, но не говорил о чудовище, о диком звере, алчущем крови невинных. Не говорил о волчице, породившей кровожадного волка. Она и сама не менее кровожадна, чем ее порождение. Ты должен был уничтожить волчицу, но ты не сделал этого. Почему? Ты боялся? Ты пожалел ее?

Никий вспомнил ночь с Агриппиной, ее ласки, ее нежное бормотание. Вспомнил, как огонь ее плоти перекинулся на его, Никия, плоть и как его плоть трепетала в сладком и страшном огне. Никий боялся поднять глаза на Онисима, он был уверен, что тот поймет все.

— Ну? — торопил его Онисим.

Прежде чем ответить, Никий вспомнил другое, увидел так, будто все происходило перед его глазами в эту минуту. Вспомнил, как Агриппина, энергично взмахивая руками, проплыла мимо лодки. Потом вспомнил, как, отступив на шаг, он замахнулся на Кальпурния веслом. Потом удар, и голова раскололась на две половины. Но сейчас это уже была не голова Кальпурния, а голова Агриппины... Он посмотрел на Онисима и произнес:

— Я не мог ударить ее веслом по голове.

— Почему веслом? — нахмурился Онисим.— При чем здесь весло?

— Я не мог ударить ее веслом по голове! — с надрывом, срывая голос, крикнул Никий и вдруг повалился на пол, стукнувшись лбом о гладкие плитки.

Когда открыл глаза, увидел лицо Теренция, склонившегося над ним.

— Что? — выдохнул Никий, тревожно водя глазами по сторонам.

— Успокойся,— ласково проговорил Теренций,— ты просто неудачно упал, ничего страшного.

— Он должен идти,— услышал Никий голос Онисима, и лицо последнего показалось из-за спины Теренция: тяжелое, пугающее лицо.

— Сейчас он не может,— не оборачиваясь, ответил Теренций,— он слишком слаб.

— Он должен! — Онисим отстранил Теренция и склонился над Никием.— Вставай, с чудовищем надо покончить еще до захода солнца.

— Оставь его, он не сможет! — жалобно и сердито одновременно проговорил Теренций.

— Молчи! — сквозь зубы процедил Онисим и, обращаясь к Никию, спросил: — Ты сможешь? Ответь.

— Смогу! — ответил Никий со страхом в голосе и попытался приподняться на локтях.

Тело было ватным, перед глазами плавали разноцветные круги, и движение давалось с большим трудом. Онисим взял его за плечи и рывком посадил, сбросив ноги на пол:

— Ты можешь идти? — не дожидаясь ответа Никия, он схватил его за одежду и поставил на ноги.— Пройдись по комнате, я посмотрю.

Никий сделал шаг, потом еще один и еще. Теренций шел рядом, готовый в любой момент его подхватить.

— Он сможет, сможет! — уверенно воскликнул Онисим, достал из-под одежды короткий кинжал и протянул его Никию.— Возьми. Ты умеешь с ним обращаться?

Никий принял оружие слабой рукой, неуверенно посмотрел на Онисима:

— Не знаю.

— Это очень просто,— почти весело произнес Онисим.— Чтобы ударить в сердце, нужен навык. Бить нужно вот так, снизу вверх. (Вытянув вперед длинный и корявый палец, он показал, как следует бить в сердце.) Но тебе это не понадобится, ты все равно не сможешь, поэтому бей в горло. (Протянув руку, он дотронулся до горла Никия. Никий вздрогнул и отстранился, Онисим улыбнулся довольно.) Надо только провести справа налево, кинжал сам сделает то, что нужно.

Очевидно, он получал удовольствие от своих объяснений. Никий смотрел на него настороженно, Теренций — недовольно.

— Оставь его.— Теренций шагнул к Онисиму, словно закрывая от него Никия.— Он не сумеет, он слишком слаб.

— Но здесь и не требуется сила,— Онисим развел руками,— это сможет проделать даже ребенок. Всего-навсего поднять руку и провести справа налево.

— Не знаю, что сможет проделать ребенок,— неожиданно смело заявил Теренций,— но ему это не под силу, он слишком слаб. И потом... он не должен.

— Что он не должен?

— Он не должен убивать.

— А кто должен? Я?

Теренций вздохнул:

— Оставь его в покое, ты видишь, он не в себе.

Некоторое время они продолжали перебранку, все

возвышая голоса и резко взмахивая руками.

— Мне нужно ехать,— неожиданно произнес Никий, и они оба, внезапно замолчав, посмотрели на него.

— Ехать? — переспросил Онисим.— Куда ехать?

— К императору,— ответил Никий, с каждым словом тон его делался все тверже,— он ждет меня.

— К императору? — недоуменно, будто не понимая, о ком идет речь, сказал Онисим и тут же, словно спохватившись, добавил: — Да, к императору, он в цирке. Ты спрячешь нож под одежду.

Под ободряющим взглядом Онисима и укоряющим Теренция Никий спрятал нож и слабым голосом, но с прежними интонациями господина, приказывающего слуге, сказал:

— Теренций, распорядись, чтобы подали мои носилки. И как можно быстрее. А ты,— он повернулся к Онисиму,— будешь следовать за мной. Но незаметно. Ты хорошо меня понял?

Онисим угрюмо кивнул: власть над Никием опять ускользала, и он был недоволен. И он снова не мог понять почему.

— У тебя много людей? — по пути к двери, не оборачиваясь, бросил Никий.

— Мои люди со мной,— уклончиво отозвался Онисим.

— Сколько их?

— Все.

— И Симон из Эдессы тоже?

— Он с нами.

Взявшись за ручку двери, Никий вялым движением указтл на угол комнаты:

— Оставайся здесь, выйдешь после меня. Теренций проведет тебя черным ходом.— И, больше ничего не добавив, даже не дождавшись ответа или просто согласного кивка, Никий покинул комнату.

Он перекусил на скорую руку и кое-как привел себя в порядок — смыл пыль с лица и причесал волосы. Вернувшийся Теренций с поклоном доложил, что носилки ждут внизу. Его тон и движения выражали необходимую почтительность, недавнего разговора словно не было.

Только когда Никий уже сидел в носилках, Теренций, пригнувшись к нему, прошептал:

— Будь осторожен, прошу тебя. И бойся Сенеки. Я чувствую, что он замыслил недоброе,

Никий холодно посмотрел на него и отвернулся.

Глава четырнадцатая

У цирка стояли толпы народу. Носилки, в которых сидел Никий, замедлили ход, потом остановились. Зрелище избиения христиан привлекло едва ли не все население Рима. Мужчины возбужденно переговаривались, женщины пронзительно вскрикивали, дети плакали. Никий поплотнее задернул занавеску, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Думал об Онисиме. Думал с ненавистью, не сдерживаясь и не пытаясь мыслить разумно.

Вполне понимал, что полностью пересилить власть Онисима над ним совершено невозможно и нет таких условий, чтобы это сделалось возможным. Если, например, жалкий Палибий, центурион, встретивший его на берегу после «крушения», ощущает в себе частичку власти, которая, может быть, сильнее власти императорской, то Онисим ощущает в себе частичку власти над всем миром. Да и не частичку он ощущает, а большую часть — он сам является не представителем этой власти, а носителем ее. Подобные Палибию, свергая очередного императора, говорят, что совершают это ради римского народа, а подобные Онисиму расправляются с врагами (или с теми, кого оци называют врагами) ради веры в Спасителя, ради своих братьев по вере. Но все равно получается — и в первом, и во втором случае,— что все дело во Власти и в тех благах, которые дает Власть. Возможно, Палибию хочется роскоши, огромных имений и множества слуг, а Онисиму хочется ходить в рубище и питаться кореньями. Пусть так, это не меняет сути дела. Потому что каждый из них желает жить так, как ему нравится, а это дает Власть. Так что суть не в рубище или в роскоши, а в обладании Властью. И тот и другой будут добиваться ее, невзирая ни на какие препоны, не думая о нормах человеческого общежития, законах и тому подобных мелочах. Власть выше всего и сильнее всего. Кроме того, все эти нормы и законы хороши для своих, а на тех, кого ты зачислил во враги, они не распространяются. Онисим не отступит, он даже страшнее Палибия, потому что фанатичен, а понимание благ жизни (рубище и коренья) извращено. Палибий не лучше, просто он предсказуемее.

49
{"b":"166563","o":1}