– Ну же, ну, Розетта… Ваше предложение весьма соблазнительно, но у меня слишком много дел. Дальше?
Розетта вздохнула и, собравшись с мыслями, решила экономить свои силы. Она продекламировала одним махом:
«Когда светлейший Волк позволит,
Осмелюсь я донесть, что ниже по ручью
От Светлости его шагов я на сто пью;
И гневаться напрасно он изволит:
Питья мутить ему…
– …никак я не могу». Чудесно, Розетта! Четыре шага вперед, три направо.
Розетта медленно продвигалась вперед. Ступня ее коснулась капкана. Долю секунды ее маленький пальчик ощущал прикосновение холодного металла. Лязганье замка. Сухой щелчок. Железные челюсти вхолостую захлопнулись совсем рядом.
Она не осмелилась думать о том, что ей напоминает этот звук, как и о том, что он должен означать, но сердце ее бешено забилось.
– Что это? ТАМ, НА ЗЕМЛЕ?
В ответ раздался лишь смех. Он доносился из-под плаща.
– Розетта… Ваш любовник сообщил вам имена трех агентов, которые вместе с ним состояли на службе у графа де Брогли. Ваш Батист не должен был иметь доступа к этой информации. Он был полезен графу лишь как осведомитель на случай – ведь в этих ваших магазинчиках, в разных парижских лавочках можно услышать столько тайных признаний? Парфюмеры, модистки, галантерейщики, трактирщики жрицы любви!.. Вы все так болтливы! Мне нужно знать имена веек этих персонажей.
– Но… я всего лишь служащая, продавщица! Я занимаюсь парфюмерией!
– Имена.
– Он мне говорил о… об одном шевалье, про которого не знают, мужчина это или женщина…
– А! Очень хорошо, – произнес мужчина заинтересованно.
– И о… о господине де Бомарше. – Так-так…
– И о господине из Венеции. Мужчина щелкнул языком.
– О Виравольте. Разумеется.
Он похлопал себя по ляжке и сказал довольным тоном:
– Ну вот, видите, Розетта] Это не так уж сложно. Вам остается продекламировать лишь последние строки, и делу конец. Что касается Батиста, то знайте, что я вынужден был задать ему подобные вопросы, но он не справился с ними с той же ловкостью, как вы. Это прискорбно.
– Что? Что вы имеете в виду?
– Ну же, Розетта! Подумайте о том, что отделяет вас от свободы! Настала очередь Волка, как мне кажется. Я помогу вам.
«Поэтому я лгу!
Негодный! слыхана ль такая дерзость в свете!
Да помнится, что ты еще в запрошлом лете
Мне здесь же как-то нагрубил…»
Розетта подхватила:
«Помилуй, мне еще и от роду нет году», —
Ягненок говорит.
– Шаг влево, два шага вперед, вы приближаетесь к цели! «Так это был твой брат».
Она продолжила. Номер для дуэта. Концерт для двух голосов.
«Нет братьев у меня». – «Так это кум иль сват И, словом, кто-нибудь из вашего же роду. Вы сами, ваши псы и ваши пастухи, Вы все мне зла хотите.
– Далее,Розетта?
Девушка расплакалась. Она напрягала все свои силы, чтобы успокоиться. Кровь пульсировала у нее в висках. Колени дрожали. Путы врезались в запястья. Она чуть было не упала в обморок, – впрочем, она этого страстно желала. Но кошмар продолжался! Она отчаянно пыталась припомнить.
Конец… Конец басни.…
О боже!
– «Вы сами, ваши псы и ваши пастухи, вы все мне зла хотите», Розетта. Вы обладаете актерскими способностями.
– Я не помню, не помню…
– Розетта…
– Говорю вам, я не могу вспомнить!
– Тогда сделайте три шага в любом направлении. Три шага, Розетта…
Она услышала, как похититель достал шпагу из ножен и подошел к ней.
– …или я убью вас этими руками.
Розетта колебалась. Вся дрожа, она, казалось, собиралась ступить влево, боясь прикоснуться к земле кончиками пальцев. Затем она передумала. На этот раз она нерешительно повернула вправо. Голова раскалывалась, в горле пересохло… Сама того не подозревая, она сейчас двигалась с грацией балерины. В конце концов, затаив дыхание, она шагнула влево. Тишина. Ее нога нащупала травяной покров.
При первом же шаге мужчина продолжил:
Но я с тобой за их разведаюсь грехи.
Второй шаг.
Внезапно Розетта почувствовала запах – простой, но отчетливый запах, принесенный ветром; мысли моментально выстроились в ее голове, и она вдруг все поняла.
– Но… Я знаю, кто вы!
Вечерний ветер вновь просвистел в ушах Розетты. Ее щеки горели.
– Ах, – сказал мужчина. – Как жаль…
Опять послышался звук железного капкана, с лязгом захватившего щиколотку девушки. Розетта издала неистовый крик, который, казалось, пронзил весь лес, а тем временем мужчина закончил декламировать:
Досуг мне разбирать вины твои, щенок!
Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать».
Сказал и в темный лес Ягненка поволок.
Он приблизился. Странным образом его голос изменился, зазвучал нежнее.
– Я тень, я Баснописец, время пришло.
Через час из леса вышел человек в капюшоне; улыбаясь, он бормотал себе под нос строчку из Ронсара, которая в его устах звучала как эпитафия:
Розетта то пережила,
что испытать дано лишь розам на рассвете.
Он оставил ее там на два дня. Затем вернулся за ней.
Ему не составило труда проникнуть в Зеркальную галерею среди ночи, за несколько часов до рассвета. Он знал Версальский дворец как свои пять пальцев. Ему были известны карты, топография, сады, фонтаны, лабиринты, в которых зрели интриги и раздавался шепот придворных, он знал, какую черную работу там выполняют и какие нашептывают альковные тайны. Часовые – швейцарские гвардейцы – не обратили на него никакого внимания. Большинство из них, впрочем, дремало на посту. В галерее еще и не то видели – даже коз, которых приводили доить прямо в апартаменты принцев. Баснописцу казалось весьма забавным, что он добрался со своей тачкой до главной анфилады. Дойдя до середины коридора, он быстрым движением сбросил с нее мешок из рогожи.
Раздался глухой звук.
Показался скорченный труп Розетты.
Баснописец перекрестился с ироническим видом и, как бы нехотя, пристроил у груди покойницы свои драгоценные «Басни». Они были подписаны: «Пьетро Виравольте де Лансалю». Затем он оставил тело Розетты на паркете, сложив ей руки крестом на груди и разбросав вокруг косточки ягненка, образовавшие гротескное надгробие. Ее найдут здесь, в самом центре дворца. Пусть знают! Червячок проник в сердцевинку яблочка. Они в этом убедятся., Версаль постигла порча.
Вскоре королевство будет созерцать картину собственного распада.
– Партия начинается, – пробормотал он.
Солнце дуэлянтов, май 1774
– Козимо… Защищайся!
Шпага Виравольты просвистела, он отступил, постукивая каблуками, а затем вновь занял позицию. Напротив находился его семнадцатилетний сын Козимо. Виравольте было сорок девять, но благодаря тонким чертам, таланту фехтовальщика, грациозности, отличной выправке в седле и, наконец, внешности ему можно было дать на десяток меньше. Козимо частично унаследовал эти качества, хотя Пьетро находил его слишком худым. У его сына был бледный цвет лица, живые глаза; складку в уголке губ можно было принять за презрительную гримасу Молодой человек был одет в красную куртку и синие панталоны, а треуголку на время занятия он снял. Сам Пьетро был в камзоле с закругленными полами, под ним виднелся украшенный цветами жилет. Манжеты он застегнул на золотые пуговицы, а поверх шелковых чулок натянул сапоги. Волосы он собрал на затылке, подражая прическе прусских военных. – Продолжим! – произнес он, вставая в позицию. Козимо последовал его примеру и дотронулся до отца кончиком шпаги. Держа ладонь козырьком, Анна сидела неподалеку на расстеленных покрывалах. В этот майский день 1774 года ярко светило солнце. Они находились на поляне у опушки леса. За спиной Анны, по ту сторону деревьев, на дороге, ведущей к Версалю и Парижу, возле запряженной четверкой лошадей кареты кучер обменивался со слугой своими соображениями о мировом порядке.