— Свободны… и можем делать то, что захотим.

— Исполнить все свои желания.

Ее соски, темнеющие под тонким муслином сорочки, так и манили Колина. Он поцеловал каждый, втягивая его в рот, лаская языком. Его восставшая плоть все сильнее давала о себе знать, но, как это ни печально, заставила его вспомнить о необходимости установить границы.

Удовлетворить желание можно многими способами. Этой ночью он может стать учителем, а она — ученицей. Отрезанная от остального мира кровать станет их тайной классной комнатой.

Приподняв сорочку, Колин увидел бесконечно длинные ноги Холли и с полуулыбкой посмотрел на нее, а затем перевел взор на ботинки и чулки.

— Хм… Снять или оставить?.. — Его палец скользнул от мыска ботинка к его верхней части, обхватывающей ее мускулистую ногу, проник в него на дюйм-другой и стал там шевелиться. Холли заерзала и засмеялась. — Щекотно?

— Нет! — чересчур поспешно ответила она.

Улыбка Колина стала еще шире. Вынув палец из ее ботинка, он провел ладонями по ее ногам до колен. Добравшись до ее мускулистых бедер, он остановился.

— Господи, подумать только, что верховая езда сделала с этим телом!

Он слегка сжал ее бедра, и Холли тихонько вскрикнула.

— Не надо!

— Слишком поздно, моя дорогая. Твоя тайна раскрыта. — Наклонившись, Колин поцеловал ее в живот сквозь сорочку. — У Холли Сазерленд есть одна слабость, и я намереваюсь использовать ее себе во благо. Ну а теперь твои чулки и ботинки… Полагаю, снимать их не надо — пока.

Продемонстрировав Холли безнравственность своих намерений многозначительной улыбкой, Колин сел, взял ее за колени, согнул их и развел в стороны. А затем устроился между ее ног и провел носом по ее шее.

Услыхав низкий стон, Колин сунул руку под ее рубашку.

Продолжая тихонько постанывать от удовольствия, Холли спросила:

— А тебе? Что нравится тебе?

В ответ он взял ее за руку, лежавшую на покрывале. Колин поцеловал ее, а потом поднес к своей груди и слегка погладил ею свои развитые мускулы. Холли оказалась хорошей ученицей: уже через мгновение она принялась жадно ласкать и изучать его тело, и от каждого из этих горячих прикосновений дрожь пробегала по нему вплоть до чресел. А когда ее рука стала опускать ниже, следуя по мохнатой поросли на его груди до узкой дорожки внизу живота, Колин едва не потерял и без того хрупкое самообладание.

С трудом втягивая легкими воздух, чтобы овладеть собой, Колин остановил Холли, сжав ее запястье. Но она, осмелев, вырвала руку и продолжала поглаживать его — вверх-вниз, вверх-вниз…

Ее рука задержалась на выпирающем под панталонами бугорке; ее пальцы стали осторожно прикасаться к нему, слегка надавливать, обследовать его. Настала очередь Колина извиваться и стонать. Больше не учитель — даже не ученик, он превратился в безумца, готового молить, упрашивать — одним словом, делать все, что угодно, лишь бы ее рука оставалась на месте.

Пока она… не скользнет к его обнаженной коже.

Колин снова схватил Холли за руку и остановил ее.

Она удивленно приподняла брови.

— Я сделала что-то не так? — спросила Холли.

— Нет-нет, дорогая, ты сделала все именно так, как надо, — поспешил заверить ее граф.

Присев между все еще разведенных в стороны колен Холли, он повыше задрал подол ее рубашки, чтобы увидеть ее ноги в ботинках, мускулистые бедра, плоский живот и эти соблазнительные груди с острыми красными сосками, которые так и манили его.

Налюбовавшись ими, Колин шире развел ее ноги, наклонился и прикоснулся языком к ее лону.

Холли вздрогнула, ощутив влажное прикосновение к самому интимному уголку своего тела. Господи, что… это? Его язык… трогает ее… там… Она была настолько шокирована этим, что на мгновение ее тело замерло от макушки до кончиков пальцев на ногах. А потом ее голова приподнялась с матраса.

— Ш-ш… — прошептал он, обжигая горячим дыханием ее лоно. — Расслабься.

От того, что его губы слегка дрожали, Холли испытала еще более острое наслаждение.

И все же, думая о том, в какой позе она лежит, как они смотрятся со стороны, Холли покраснела. Но потом, когда его язык снова взялся за свое дело — гладил, щекотал, слегка касался, все мысли улетучились из ее головы. Холли почувствовала, как ее тело приподнимается, становится все горячее. Ей хотелось еще, хотелось, чтобы он никогда не останавливался и продолжал — все остальное значения не имело. Все!

Холли услышала тихие стоны и лишь спустя несколько мгновений поняла, что они вырываются из ее груди. От удовольствия она извивалась и выгибалась. Колин не останавливался ни на мгновение, и она полностью отдавалась доселе не испытываемому наслаждению. Когда его губы прикоснулись к тому местечку, которое, кажется, соединялось с самой ее сутью, ее душой, Холли внезапно ощутила, что его палец проник в ее лоно, потом выскользнул оттуда, а затем он снова вошел в нее, только уже двумя пальцами.

Холли вцепилась руками в покрывало, все ее существо содрогалось от страха и удовольствия, когда пальцы Колина все шире раздвигали ее плоть. Вдруг ее тело содрогнулось от мощного спазма. Не успела Холли понять, в чем дело, как ее сотряс еще один спазм, за ним — следующий, и так несколько раз подряд. На свете не осталось ничего, кроме этих странных конвульсий ее женской сути, биения ее сердца и криков ее экстаза.

Не успела она успокоиться, как Колин приподнялся и оказался рядом с ней, его губы прижались к ее виску, его рука крепко обхватила ее. Он не отпускал ее, ласкал и поглаживал все те мгновения, пока ее тело содрогалось и наконец успокоилось, вернувшись с небес на землю. Когда Холли смогла открыть глаза, она увидела, что Колин смотрит прямо на нее, его понимающий взор наполнен удовлетворением и нежной мольбой.

Все еще испытывая физическое ликование, Холли приложила руку к его щеке. Колин накрыл ее руку своей рукой и провел ею по своему телу. У талии он задержался, расстегнул пуговицы панталон и развел их в стороны. Этого было довольно для того, чтобы ее рука тут же прикоснулась к его возбужденному горячему жезлу.

От удивления Холли тихо охнула и замерла, но Колин так ласково и ободряюще улыбнулся ей, что она забыла о смущении. Она принялась ритмично тереть его плоть сначала одной, а потом — двумя руками. При этом она не сводила глаз с его лица. Колин закрыл глаза, из его груди стали вырываться низкие хриплые стоны. Холли любовалась его точеными чертами — красотой его напряженных щек и рта, крепко сжатыми веками. Ее движения становились все быстрее. Жила на его мощной шее пульсировала, его ноздри трепетали.

А потом Колин, как и она за несколько минут до этого, изогнулся всем телом и впился руками в матрас. Его рот приоткрылся, и стоны превратились в рычание. Одна его рука оторвалась от покрывала, нащупала ее бедро и вновь устремилась к ее лону. Тело Холли с готовностью встретило его. Все еще сжимая его пульсирующий жезл, она ощутила, что ее власть над ним в это мгновение штормовой волной проносится по ее телу. Закрыв глаза, она отдалась этому ощущению и в одно блаженное мгновение почувствовала, что Колин стал частью ее тела и духа: они превратились в один разум, одно желание, одно огромное, божественное наслаждение, вознесшее их к вершине удовольствия.

Тихие крики Холли смешались с его глухими стонами. Наконец он привлек ее к себе, прижал к своей груди, обнимал и целовал ее, пока их сердца не забились в унисон…

А потом она легла рядом с ним, положив голову в ямочку на его плече. Глядя на незнакомые тени вокруг, Холли вдруг почувствовала себя дома. Она была в восторге от того, какой экстаз они подарили друг другу, как необдуманно кружили вокруг неба и земли. Но что было самым удивительным, что больше всего радовало ее, так это то, что она осталась девственницей.

Правда, несколько своеобразной.

Глава 20

Все еще не остыв от недавней близости, Колин откинулся на подушки, положив голову под руку. Холли тихо лежала на нем, но, судя по тому, что она то и дело шевелилась, Колин понял, что она не спит. Прижав ее к себе, он стал поглаживать ее волосы и, забывшись, намотал рыжую кудряшку себе на палец. Его кожа горела, чресла ныли от желания овладеть ею — по-настоящему, а не так, как он сделал это.