Литмир - Электронная Библиотека

– Еще не насиделся? – улыбнулся Костя. – Дело нехитрое.

– Знаешь, все-таки предпочитаю погулять на свободе. Конечно, казенный харч и все такое, но не хочется быть вскормленным неволей орлом. Годы не те.

– Да уж… – протянул приятель лет былых, усаживаясь на свое место. – Годы летят – обалдеть. Как ты, не спрашиваю, читал личное дело. На твое счастье, между прочим. Скажи спасибо, в сводке твоя фамилия подвернулась, вот и решил посмотреть: ты, не ты?

– Я, – тут скрывать было нечего. – Только объясни мне, дураку, что за сводка такая? Вроде бы шпионом никогда не являлся, к другим государствам отношусь резко отрицательно. Или от ловли врагов окончательно перешли к своим?

– Какой-то ты ершистый стал, – покачал головой Линевич. – Раньше, помнится, таким не был. Если и ворчал на власть, то тихонько, как все.

– Наверное, характер испортился, – предположил я и напомнил: – А той власти я все-таки присягал. Поворчать – святое, но и служить ей был обязан.

– А этой, значит, нет?

– Нет. С прежней по всем счетам расплатился, а новую – терплю, как все, но на этом наши взаимоотношения и исчерпываются. Как эта власть ко мне, так и я к ней. Честный гражданин, имею полное право. Когда другие люди порою такое пишут – и ничего. Плюрализм мнений. Свобода совести и языка. Или я не прав?

– Да уж… Прав, в общем-то, – вздохнул Костя. – Но тем не менее…

Не иначе сам не слишком жаловал некоторые аспекты свободы.

Он тронул какую-то кнопку на столе, и дверь немедленно открылась.

– Два чая и что-нибудь к нему, – распорядился мой приятель.

– Слушаюсь!

– Хочешь сказать, власть решила проконтролировать мнения о ней в худших советских традициях, затем – покарать нерадивых, причем начать сие не благое дело именно с меня? – не удержался я.

Проще говоря – пока не решался спросить в лоб: в чем, собственно, меня обвиняют?

– Почему же? Демократию у нас никто не отменял. Сам же слышал последние речи президента и прочих деятелей.

– Не слушаю я их. Времени тратить на ерунду жалко. Устойчивый рефлекс со времен былых партсобраний – как слышу выступление, сразу засыпаю.

Пока длился обмен репликами, принесли чай в подстаканниках, как в позабытые времена, а к нему тарелку с разнообразным печеньем и другую – с нарезанными ломтиками лимона. Я уже потянулся к завтраку, в камеру ничего не приносили, но Линевич предостерегающе поднял руку:

– Подожди.

Он извлек откуда-то из-под стола пару небольших рюмок, а следом – бутылку коньяка. Открыл, разлил и подмигнул:

– Ну, что? За встречу, Тамбовцев? Сколько же мы не виделись? Обалдеть, как время летит.

Провел рукой по лысине. Где ты, былая шевелюра? И лицо несколько округлилось.

– С тех лет, – я взялся за свою рюмку.

Чокнулись, выпили, закусили лимончиком. Коньяк приятно разлился внутри, и в голове чуть зашумело. Ровно в меру, дабы будущее не казалось совсем уж безнадежным.

– Как ты? Смотрю – немалый чин? Полковник или генерал? – спросил я.

– Генерал, – улыбнулся Костя.

– Поздравляю! – Я искренне порадовался за приятеля. – Но ты же вроде относился к военной контрразведке? Или как там у вас, оперов? Признаться, и не задумывался.

– Сейчас – к ФСБ. – Говорить о прошлом подчинении Линевич не стал. Словно скрытность, даже по отношению к былым делам, стала свойством натуры.

Да мне и не было особенно интересно. Главное – мужиком в те годы Костя был неплохим. Между прочим – всего лишь капитаном.

Шагнул в чинах. Но и лет прошло… Тут или выйдешь в генералы, или уйдешь на пенсию. Третьего не дано. Если продолжать служить.

– Никогда не знал генерала от Конторы, – признался я.

– Да уж… Считай, узнал, – улыбнулся Костя и подмигнул. – Обмоем?

Темп он взял! Я поневоле взялся за печенюшку. На пустой желудок – потом и не протрезвеешь.

Подняли за большие звезды.

– Ты где сейчас? В Москве? – спросил я, закусывая.

– В ней. Не думал, не гадал…

Энтузиазма в голосе приятеля я не расслышал.

– Был ты коммунистом, – не удержался я.

Без упрека, идейности во мне никогда не было ни на грош, просто какая-то вредная привычка к комментариям.

– Власти меняются, родина остается. Да и не все в прошлом было так безоблачно.

– Не все. Скучновато было, – согласился я. – И не только скучновато. Просто все познается в сравнении. С точки зрения простого человека, тогда было больше главного – справедливости. А сейчас – кто богаче, тот и прав. Плюс – такое впечатление – власти вообще не думают о стране. Или же не понимают ее. Болтовни много, а дел… Тогда хоть промышленность работала, армия могла защитить, даже продуктов своих было больше. При наших-то колхозах. Наука была, хоть какое-то развитие.

Отвечать Линевич не стал. Сразу видно – не политик. Последний бы с жаром принялся вещать о перспективах, временных спадах и грандиозных программах правящей коалиции. Но политики могут себе позволить витание в эмпиреях, а сотрудники Конторы – нет. Насколько я понимаю специфику органов. Сам-то я к ним отношения никогда не имел и не собирался.

– Еще бы узнать – за что меня повязали? Да еще не родная милиция, – закинул я удочку. – Стоял, ждал автобуса, никого не трогал, и вдруг налетели гаврики в масках. С автоматами. И до сих пор не объяснили причин. Обвинений не выдвинули тоже. Я понимаю, как говаривал незабвенный Иван Васильевич, дело шьют, только с чего бы?

– Хочешь сказать – безгрешный, аки голубь? – в тон мне отозвался Линевич.

– Если с церковной точки зрения, грехов хватает. У каждого живущего – тоже. Но государственной безопасности это не касается. Или вам вменено заставлять людей каяться? Так, сколько знаю, церковь по многим вопросам стоит в оппозиции к власти. И я мнение попов полностью понимаю и разделяю. Есть некие границы, за которые переступать нам не дано.

Костя вздохнул:

– Имеешь в виду так называемую чипизацию? Но это делается в соответствии с Европейской хартией.

– Нам-то что до нее? Пусть Запад продолжает загнивать с переменным успехом. У них своя дорога, у нас – своя. Зачем слепо копировать чужие ошибки?

– Прогресс. Чтоб его!

– Наверно, я противник прогресса. Но это ненаказуемо. Или – уже да?

– Пока нет. Однако лишняя галочка против человека.

– И много галочек против моей персоны понаставлено?

– Не слишком. Знаешь, сколько набирается отказников? Особенно по религиозным мотивам? Обалдеть!

– Догадываюсь. Не зря же принят закон об обязательности процедуры для многих категорий работников и служащих. Мягкое и неназойливое выдавливание людей из большинства сфер деятельности. Скоро только метла и останется. Хороший выбор – или слушайся, что говорят из-за рубежа, или помирай с голоду. Демократический. Главное – никто никого не заставляет.

– Только меня агитировать не надо, – попросил генерал. – Мне тоже многое не нравится в нынешней ситуации. И вообще, что за чисто русская черта – сразу о политике? Других тем нет? О бабах, к примеру.

– О бабах – мы староваты. Что нового о них можно сказать? Все давно обговорено.

– Так и о политике тоже. Ничего нового.

– Угу. Все, как всегда, все недовольны, все ругаются, но в то же время все – за.

– Злой ты какой-то, – заметил Костя.

– С чего мне в узилище добрым быть?

Сам ведь подумал: сказать или не сказать? Знание – тоже сила. Особенно на фоне грядущего всеобщего бессилия. Хоть подготовиться успеют. Но, с другой стороны, где гарантия молчания? Линевич – мужик классный, жаль, решать такие дела не ему.

– Логично, – согласился Костя.

Ему были неведомы мои колебания.

Интересно, переменил бы он мнение обо мне, если бы все узнал? И обожгла мысль: а вдруг – знает?

Приятель плеснул в рюмки коньяка, и мы дружно встали. Помолчали, выпили.

– Курить-то хоть можно?

– Все балуешься? – вроде с осуждением спросил Костя.

– Нет. Давно втянулся.

– Хотя… дай и мне.

Мы закурили. Константин явно мялся, не зная, как перейти к деловой части разговора. Вздыхал, даже затягивался нервно.

12
{"b":"165905","o":1}