Лес кончился быстро. С опушки открылась деревня. Она даже в воспоминаниях была небольшой. Типично русская, словно сохранившаяся неизменной с какого-нибудь позапрошлого века, с потемневшими от времени и непогоды избами, с полями и лугами вокруг, с лысой песчаной дорогой, служившей одновременно улицей.

Точно не помню, как тогда, но сейчас она казалась совершенно заброшенной. Мой случайный водитель сам давно не был в ней, потому точной информацией не обладал, но все-таки, по его словам, кто-то жил здесь до сих пор.

Заборы покосились, кое-где вообще рухнули от старости. Две крайние избы стояли заколоченными. Я не знал, где именно обитали дед с бабкой. Слишком много лет минуло с тех пор и много событий. Помню кадку с водой, в которой плавала клюква, и я пил кисловатый напиток, подцепляя деревянным ковшиком. Помню погреб, где запер деда, а сам гордо ходил рядышком часовым. А больше, собственно, ничего.

Третья по счету изба оказалась обитаемой. Во дворе копошилась какая-то старушка, заметила меня, повернулась, подслеповато уставилась на незваного гостя.

– Здравствуйте, бабушка! – Я подошел к самой калитке, но внутрь заходить не стал.

– Здравствуй, сынок! – Старушка пригляделась повнимательнее, пытаясь определить, какое дело могло привести меня в эти края.

И впрямь, какое? В чем смысл моего появления здесь после столь долгого отсутствия? Кому нужно запоздалое раскаяние? Уж вряд ли соседям, которые в те времена еще не были такими старыми. Сестра отца? Я даже не ведаю, жива ли она? Были ли у нее дети? Были, наверное, хотя я абсолютно не помню своих родственников.

Дела…

– Ты к кому?

– Простите, Тамбовцевы ведь здесь похоронены? Хотел могилки проведать.

– Тамбовцевы? – задумалась старушка.

Еще бы! Лет тридцать пять прошло, уж точно. Может, и чуть побольше. Если тетушка с мужем переехали куда, то их родители оказались позабытыми.

– Да. Иван и Полина.

– А ты кто им будешь?

– Внук. По линии сына.

– Это Сергея, что ли?

– Его.

– Да что ж ты стоишь? Проходи.

– Вы меня лучше проводите.

Старушка вытерла руки прямо об старую фуфайку и затараторила на ходу:

– А я ведь тебя помню. Ты тогда приезжал. Маленький такой, шустрый. А мама у тебя была чисто городская. Все норовила нарядами пофорсить. А ты все мечтал офицером стать.

– Мама тоже умерла, – вздохнул я. – А как?..

Запнулся, не зная имени тети.

– Царствие им небесное! – с полуслова поняла старушка и перекрестилась.

Я тоже последовал ее примеру.

– Дети в городе живут. Ленка и Надя в Пскове, а Мишка в Гдов перебрался. Шофером там работает, как отец. Иногда приезжают, за могилкой ухаживают, то да се…

Потом мы все-таки посидели в избе бабки Марии. Вместе с ее супругом, стареньким Федором. У меня с собой было, и мы с дедом помаленьку выпивали под нехитрую, зато экологически чистую деревенскую снедь. Плюс что я привез на всякий случай из закуски.

Я рассказывал им о своем житье-бытье, коротко помянул о былой службе, чуть подробнее – о последующей работе.

Мне было хорошо с этими простыми людьми. Только чуточку стыдно за долгое отсутствие.

А потом я сидел в подступающих сумерках около двух простых могилок, курил да все мысленно просил прощения…

– Приходит как-то ко мне молодой и страшно талантливый, если не сказать – гениальный, молодой сотрудник. Просит помочь встретиться с отцом. Оказывается – твой сын. Обалдеть! Куда в последнее время ни посмотрю, все на одну и ту же фамилию натыкаюсь. Не удивлюсь, если окажется – беспорядки в Москве тоже твоя работа.

– Не поверишь – не моя. На сей раз у меня жесткое алиби. По дороге сюда патруль документы проверял, затем – воинская колонна. Можешь при желании удостовериться. Там какой-то городок оказался бандитами захвачен. Повернул, думал через дачи проеду, а и среди них такая же картина. Хорошо, вояки помогли. Зачистили территорию.

Линевич посмотрел на меня, провел рукой по лысине и скупо улыбнулся краешками губ:

– Признавайся, много трупов за собой оставил?

– И сразу – трупы! У нас действует презумпция невиновности. И вообще, я сугубо мирный человек, никого не трогаю. К сыну ехал, а вместо него встречает целый генерал от ФСБ.

– Презумпция презумпцией, только как-то не верится, будто ты здесь живой и невредимый, а твои противники, живые и невредимые, где-то там.

– Так не пешком же я. Прорвался, скорость дал… Не духи же на дороге объявились! У наших жителей реакция не та. Даже если они бандитами прикидываются. И помогли, опять же. Дзержинцы, но тут не уверен. В камуфляже все одинаковы.

Интересно, если Костя проведает о вполне реальных трупах, меры какие-нибудь примет? Дружба – дружбой, а служба…

– Ох, Сашка, Сашка! Только не говори, будто и оружия ты по дороге никакого не нашел.

Обыскать машину – не проблема, а закапывать имеющееся где-то перед первым КПП я не потрудился.

– Подобрал, скрывать не стану. Если лежит бесхозное… Или хочешь упечь по статье «незаконное хранение»? Тогда прежде порядок наведите. Вспомни советские годы. Никому же в голову не приходило, будто опасно выходить на улицу, жить в деревне на отшибе, ехать на машине из пункта А в пункт Б! Соответственно, вооружаться смысла не было. В перестройку постреливали, но сейчас – стреляют!

– Да уж… Стараемся навести. Только ты нас всемогущими не представляй. За границей ситуация ничуть не лучше. После Катастрофы столько структур вразнос пошло…

– В Москве все серьезно? – Я не собирался обвинять старого приятеля в бездействии. Над ним тоже начальников полно, и не от одного человека все зависит…

– Еще как… – вздохнул Линевич. – Полное впечатление – речь не о стихийных беспорядках. Кто-то за всем этим явно стоит. И этот кто-то привлек на свою сторону бывших профессионалов.

– Ваших? Чужих?

– Всяких. После всех сокращений хватает и уволенных офицеров всех родов войск, и всевозможных спецназовцев, и уж не знаю, кого еще…

– Вольно же вам было всех разгонять! Думаешь, после такого служивые воспылали любовью к существующему строю и действующим властям? – не сдержался я. – Еще странно, как раньше они вас, словно Тузик грелку, не порвали. Не иначе прав был Владимир Семенович. Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков!

– Да уж… Любая власть лучше безвластия.

– Вот именно. Что-нибудь на развалинах возникнет. Вряд ли новое будет хуже старого. Хуже все равно некуда. Ладно, политика – тема, на которую можно говорить бесконечно. Лучше расскажи, что произошло. С какой стати ты так уверен в причастности бывших коллег?

– По общему ходу событий.

– Не понял…

– Тут понимать нечего. Еще со вчерашнего вечера на улицах стало неспокойно. Повсюду происходили митинги, шествия. Ночью огромные толпы пытались штурмом взять здания нескольких банков. Пришлось в дополнение к ОМОНу задействовать дивизию внутренних войск. Взяли под охрану финансовые учреждения, крупные магазины, вокзалы, конечно же, правительство и прочее, организовали патрулирование на улицах… Под утро беспорядки усилились, пришлось задействовать все резервы. Жертвы с обеих сторон, обалдеть, мрак полный, и в этот самый момент большой отряд неизвестных атакует Рублевку. Хорошо вооруженный отряд. Действовали с применением гранатометов, с автоматическим оружием. Оцепили, обстреляли, пошли на штурм… Местную охрану смяли вмиг. А там, между прочим, тоже спецы, и оборона была налажена не хуже, чем на фронте. Вызванный туда по тревоге батальон Таманской бригады собирался подозрительно долго, затем – потерял ориентацию, умудрился заблудиться и прибыл на место лишь через четыре часа, когда все давно было закончено. Дома сожжены, убитых без меры, а нападавших – след простыл. – Мне показалось, что в глубине души Линевич рад случившемуся. – Семнадцатый год, блин! Ликвидация экспроприаторов! Вот уж точно – пролог к революции! И не только Рублевку. Еще несколько поселков, где обитали люди весьма состоятельные. И повсюду – один и тот же почерк. Уверенный, наглый. Сколько погибло – до сих пор не знаю. Но среди них куча людей известных, богатых.