— Это вранье, — сказала Юнис.

— Меня не проведешь, — грубо бросил Руни.

Браммел оттолкнул его.

— Прочь с дороги, хулиган!

— Не толкайся, фараон! — крикнул Руни.

Толпа на Букмекерской аллее начала прислушиваться, люди поворачивались в их сторону.

— Пойдем, Юнис, — сказал Браммел. Он схватил ее за руку и потащил за собой. Юнис, конечно, предпочитала бы остаться и выложить Руни все, что она про него думала, но Браммел не хотел публичного скандала. Зеваки вокруг смеялись. С ненавистью и торжеством Руни кричал им вдогонку:

— Он еще тебя околпачит, Юнис! Использует и выбросит, как грязную тряпку. И поделом тебе, полицейская сука!

Юнис взглянула на Браммела, словно хотела сказать: «Сделай же что-нибудь!»

Но Браммел даже не обернулся. Он тащил Юнис за руку, пока они не достигли противоположного конца ипподрома. Юнис была жестоко разочарована. Она была уверена, что Стюарт проучит Руни, когда тот бросил ей это гнусное оскорбление. По крайней мере он мог бы хоть как-то успокоить ее. Но Браммел рта не раскрыл. А может быть, он и правда к ней безразличен; использует и бросит, как сказал Чарли. Он же не человек, он — полицейский. И ничего хорошего у них не получится. А она просто глупая девчонка, размечталась… Верно, поделом ей… Юнис кляла себя за доверчивость. И все же, пока они были на бегах, она не бросила Браммелу ни единого упрека.

Но эта сдержанность дорого ей стоила. Не успели они войти в дом, как Юнис упала на диван, содрогаясь от рыданий, выкрикивая оскорбления. Ей наплевать на то, что болтает Чарли. Брань ее никогда не трогала. Но Браммел ее не любит! Спит с ней и только… Юнис оплакивала свою неудавшуюся жизнь. Слезы выдавали ее любовь к нему. Да, она любила его и ничего не могла с собой поделать. Но она проклинает тот день, когда влюбилась…

— Неужели ты не понимаешь? Не мог же я затеять скандал с Чарли и его бандитами, — объяснял ей Браммел. — Только не там. Не на людях…

Юнис продолжала всхлипывать. Подперев рукой щеку, она лежала на диване, такая очаровательная и юная, такая потерянная и несчастная, что Браммел не выдержал: он подошел к ней и по-отечески нежно поцеловал в лоб.

— Я люблю тебя, Стюарт, — сказала Юнис.

Первый раз в жизни она полюбила по-настоящему, говорила она. Но он ее не любит. Браммела подмывало ответить: «Не плачь, Юнис. Скоро я сделаю тебя счастливой. У меня есть великолепный план. Тогда и тебе будет хорошо».

Но ничего подобного Браммел не сказал. Он удовольствовался тем, что утешил ее обещаниями в свое время расправиться с Руни.

— Погоди, еще придет мой час, — со злорадным удовольствием говорил Браммел. — Ему от меня не уйти.

Юнис грустно смотрела на него полными слез глазами.

За несколько дней до суда над Норманом Симом Уоллес Ли позвонил Браммелу в управление.

— Я думал, вы скорее дадите о себе знать, инспектор. Не могу я больше здесь сидеть. Хочу уехать. Куда-нибудь в другой штат.

— Это невозможно, — сказал Браммел.

— С тех пор как вы были у меня, я совсем не сплю, — с упреком в голосе продолжал Ли.

— Ну и что же вы хотите от меня? — спросил Браммел. — Может, послать вам снотворное?

— Я не убивал ее, — говорил Ли. Она была уже мертва, когда я вошел. Или при смерти, это все равно.

Он начал описывать ее вид, терзая себя страшными воспоминаниями.

— Я слишком ее любил, чтобы так поступить с ней. Мы собирались вскоре пожениться. Хотели купить отель.

— Отель… — повторил Браммел. Это слово очень многое прояснило. — Отель… — снова повторил он. Ли говорит правду — теперь он в этом убежден. Ли не закрыл бы для себя доступ к золотому дну…

— Тошно мне, не могу больше здесь оставаться, — продолжал Ли. — Я хочу уехать. Куда-нибудь подальше…

— Все это я уже слышал, — нетерпеливо прервал его Браммел. Сейчас он думал о другом, гораздо более важном. Его план начал приобретать конкретные очертания. — Вот что, Уоллес, — сказал он, — я постараюсь все-таки помочь вам. Возвращайтесь домой и ждите. И не пытайтесь улизнуть. Вы меня поняли?

— Я не выйду из дома, — сказал Ли. Он стал благодарить Браммела за все, что тот сделал для него.

— Не за что, — сказал Браммел.

Ли начал объяснять, что он вовсе не хотел нанести ему увечья, когда швырнул домкрат.

— Ну да, конечно, — оборвал его Браммел. — Вы просто хотели укокошить меня. Но не будем сейчас обсуждать это, Уоллес. Я очень занят и не могу больше с вами разговаривать. Повторяю: сидите дома и не вздумайте удрать, не то придется вам засесть в каталажку, и довольно надолго. А я загляну к вам через денек-другой. Ждите…

И прежде чем Ли успел что-либо ответить, Браммел повесил трубку. Затем он встал из-за стола, надел шляпу и направился к двери. Он так спешил, что не стал ждать лифта и быстро сбежал вниз по лестнице. Теперь он будет действовать решительно. Выйдя из управления, Браммел окликнул такси и назвал улицу, где помещалась контора Хобсона и Тайсона. Он сознательно не позвонил Хобсону заранее, тем не менее его немедленно провели в кабинет.

Уверенно, не спеша Браммел подошел к столу Хобсона, пододвинул стул, сел, положил на край стола шляпу и пригладил свои рыжевато-каштановые волосы. Затем он наклонился к Хобсону. Каждый его жест был исполнен решимости, уверенности и силы. Хобсон, по всей видимости, с волнением ожидал предстоящего разговора. Нервные суетливые движения рук выдавали его: он поправил воротничок, дотронулся до подбородка, провел пальцем по губам.

— Итак, инспектор?..

— С тех пор как мы виделись, мистер Хобсон, я получил еще кое-какие сведения, касающиеся вас.

Браммел даже не выждал паузы.

— Правда ли, что вы недавно дали крупную сумму человеку, который утверждал, что он видел, как вы выходили из дома миссис Тайсон в ночь убийства? — напрямик спросил он.

Загорелое лицо Хобсона побледнело. Эта полнейшая откровенность потрясла его. На какое-то мгновение Хобсон растерялся. Он медленно провел рукой по лицу.

— Больше он не войдет в этот кабинет! — воскликнул Хобсон.

— Значит, вы признаете, что давали деньги Уоллесу Ли?

Хобсон кивнул головой.

— Большие суммы?

— Да.

— Три раза?

— Да.

— Вам не придется больше давать Ли деньги, — сказал Браммел. — Шантаж — серьезное преступление.

Хобсон с тревогой посмотрел на него.

— Вы арестовали Ли?

— Еще нет.

— Но собираетесь?

— Безусловно, — ответил Браммел. — Он кое в чем признался…

— О нет! — воскликнул Хобсон, сжимая руки. — Вы меня очень озадачили, инспектор… Даже не знаю, сочту ли я возможным давать показания. Понимаете ли…

— Да, понимаю, но…

— А не можете ли вы вообще прекратить дело? — спросил Хобсон.

— Вряд ли это возможно, — сказал Браммел, качая головой.

— Невозможного нет, — заметил Хобсон.

— Может быть, и так, — сказал Браммел, — но ведь это только часть более широкого расследования — дела об убийстве…

— Знаю, знаю, — сказал Хобсон. — Но я не убивал Элизабет. И к тому же убийца уже арестован.

— Откуда вы знаете, мистер Хобсон?

— Похитителю драгоценностей предъявлено обвинение в убийстве…

— Бывает, что обвинения снимаются. Известны случаи, когда человека, обвиненного в убийстве, оправдывали. Возможно, это как раз такой случай.

— Вы хотите сказать, что вор и убийца не одно лицо? — спросил Хобсон.

— Может быть, и не одно, — ответил Браммел и, выждав паузу, добавил: — Имеются веские улики против Ли и вас.

Хобсон снова провел пальцем по губе.

— В ваше первое посещение вы этого не говорили, инспектор Браммел.

— С тех пор я получил дополнительные сведения… Мистер Хобсон, у нас есть основания полагать, что в ту ночь вы обронили носовой платок возле спальни миссис Тайсон, — сказал Браммел, снова пуская в ход тот самый белый носовой платок, который уже сослужил службу против Сима и Ли. — На нем обнаружены пятна крови, — продолжал он, в упор глядя на Хобсона. — Лаборатория произвела исследование…