Если вам посчастливится сломить ее предубеждение против воды, она тотчас пожалуется, что трубы дымят: «У них такой вид, будто они чадят». «Но почему же? – недоумеваете вы. – Печные трубы – лучшее, что есть в доме». Вы выводите женщину во двор и с гордостью показываете ей трубы шестнадцатого века, украшенные великолепной резьбой. Такие трубы не могут дымить. Они никогда не опустились бы до подобной безвкусицы. «Надеюсь, ты прав», – говорит женщина и предлагает прикрыть трубы колпаками.
Затем она хочет осмотреть кухню. «Где же кухня?» Вы понятия не имеете. Об этом вы не задумывались. Где-то она должна быть, разумеется. Начинаются поиски. Когда вам удается решить наконец этот ребус, ваша супруга недовольна, потому что кухня и столовая в противоположных концах дома. Вы указываете жене на преимущества подобной планировки – запахи кухни не проникают в комнаты. В ответ она переходит на личности: заявляет, что вы первый вечно ворчите из-за остывшего ужина, и, закусив удила, обвиняет весь мужской пол в непрактичности.
Стоит женщине увидеть пустой дом, и она вспыхивает как порох.
Плита, естественно, неисправна. Кухонные плиты всегда ломаются. Вы обещаете купить новую. Через полгода ваша жена захочет вернуть старую плиту, но было бы жестоко указывать ей на это. Обещание купить новую плиту успокаивает вашу супругу. Женщина никогда не теряет надежды, что в один прекрасный день обретет само совершенство – идеальную плиту, плиту ее девичьих грез.
Вопрос с плитой улажен, и вы воображаете, что сумели отмести все возражения. И тут ваша супруга заводит разговор о вещах, которые только женщина или санитарный инспектор упоминает не краснея.
Не так-то просто привести женщину в новый дом. Здесь нужен особый такт, деликатность, чуткость. Женщины чрезвычайно нервны и подозрительны.
– Я рад, мой дорогой мальчик, что ты упомянул о шкафах, – заговорил я. – Именно с их помощью я надеюсь склонить вашу маму на свою сторону. Шкафы для нее – единственное светлое пятно во мраке обыденности, а в доме их четырнадцать. Уверен, они сослужат мне добрую службу. Я хочу, чтобы ты пошел со мной, Дик. Всякий раз, когда твоя мама начнет говорить что-нибудь вроде «Будем практичными, дорогой», заводи речь о шкафах. Только не переусердствуй, старайся ее не раздражать. Твои фразы не должны казаться отрепетированными заранее, прояви немного фантазии и находчивости.
– А в саду найдется место для теннисного корта? – потребовал ответа Дик.
– Там уже есть прекрасный теннисный корт, – сообщил я. – Мне удалось купить и соседний участок. Мы сможем держать корову. Или даже разводить лошадей.
– Хорошо бы устроить крокетную площадку, – предложила Робина.
– Нет ничего проще, – согласился я. – Думаю, на широкой площадке Вероника научится играть. Некоторым людям требуется простор. Когда у нас будет большая крокетная площадка, обнесенная прочной железной оградой, нам не придется тратить столько времени, прочесывая окрестности в поисках Вероникиных шаров.
– Едва ли где-то по соседству найдется поле для игры в гольф, верно? – выразил свои опасения Дик.
– Отчего же? – отозвался я. – Всего в миле от нашего дома простирается прелестная пустошь, поросшая утесником, которая, кажется, никому не нужна. Думаю, если предложить разумную цену…
– И когда состоится этот спектакль? – перебил меня Дик. – Я имею в виду великое переселение…
– Я думаю, не откладывая, начать переустройство дома, – объяснил я. – Нам повезло: неподалеку стоит сторожка лесника, там сейчас никто не живет. Агент пообещал договориться с хозяином о годовой аренде. Домик, конечно, немудрящий, но место прелестное – на самом краю леса. Я обставлю мебелью пару комнат и буду проводить там несколько дней в неделю, наблюдая за строительными работами. Мне всегда хорошо удавалась роль наблюдателя. Мой покойный отец говаривал бывало, что, пожалуй, это единственное занятие, к которому я проявляю живой интерес. Находясь поблизости от нашего будущего жилья, я смогу подгонять рабочих, и, надеюсь, «спектакль», как ты изволил выразиться, состоится уже весной.
– Никогда не выйду замуж, – заявила Робина.
– Не стоит так легко сдаваться, – посочувствовал сестре Дик. – Ты еще очень молода.
– Не хочу вступать в брак, – угрюмо проворчала Робина. – Я бы только без конца ссорилась с мужем. А из Дика с его мозгами не выйдет ничего путного.
– Ты уж прости мою непонятливость, – извинился я, – но какая связь между новым домом, твоими ссорами с мужем, если ты когда-нибудь выйдешь замуж, и мозгами Дика?
Робина спрыгнула на землю и прежде, чем Дик успел ее остановить, обвила руками его шею.
– Ничего не поделаешь, дорогой братец, – пробормотала она. – У умных родителей всегда рождаются никчемные дети. Но и мы с тобой на что-то сгодимся в этой жизни.
Дочь поведала нам свой план. Когда Дик провалит экзамены в Кембридже, он уедет в Канаду, захватив с собой Робину, и обзаведется там фермой. Вместе они станут разводить скот, скакать верхом по прериям и жить в палатке в девственных лесах, а еще расхаживать в снегоступах, таская на себе каноэ, перебираться через речные пороги и выслеживать дичь. Словом, если я правильно уловил суть, их ожидало нескончаемое шоу Буффало Билла, рассчитанное лишь на двоих участников. Кто и когда будет работать на ферме, осталось неясным. Нам с матушкой предстояло коротать старость в Канаде, подле любящих детей. Греться по-стариковски на солнышке, а затем тихо отойти в мир иной. В этом месте Робина обронила пару слезинок, но быстро взяла себя в руки, вспомнив о Веронике. Младшую сестру ожидало счастливое замужество: приехав в Канаду навестить родню, она встретит молодого фермера с чистой душой и навсегда останется за океаном. Боюсь, подобная перспектива едва ли отвечает честолюбивым устремлениям Вероники. Малышка твердо убеждена, что будет прекрасно смотреться в короне: она нацелилась на герцогский титул.
Робина не умолкала минут десять и за это время успела внушить Дику, что жизнь в глухих лесах Канады – именно то, о чем он мечтал с раннего детства. Робина умеет убеждать.
Я пробовал взывать к голосу рассудка, но урезонивать Робину, когда она вбила себе что-то в голову, все равно что пытаться надеть недоуздок на норовистого жеребца-двухлетку. Купленный мной дом, обветшалая развалюха с шестью спальнями, должен был стать спасением нашей семьи. При одном упоминании о нем у Робины светлело лицо, а глаза вспыхивали восторженным огнем. Казалось, ей открылось божественное откровение. Робина пообещала стряпать на всю семью. Она будет вставать по утрам, доить корову и собирать свежие яйца. Мы станем жить своим трудом, в гармонии с природой. Скромно, но достойно. Веронике это пойдет на пользу. Высшее образование может и подождать, возвышенные идеалы куда важнее. Малышка могла бы стелить постели и вытирать пыль в комнатах. По вечерам, устроившись в гостиной с маленькой корзинкой на коленях, она станет заниматься рукоделием. Мне же предстояло развлекать всех занятными историями, пока Робина, эта добрая фея домашнего очага, хлопотливо снует по дому. Мамочка присоединится к нам, если найдет в себе силы. Мы окружим ее любовью и заботой. Быть английским фермером вовсе не просто, что бы там ни говорили. Здесь нужны особые знания. Наверное, Дику придется освоить премудрости сельского хозяйства. Робина не сказала прямо, лишь намекнула, что, возможно, даже я, вдохновленный благородным примером остальных, почувствую вкус к честному труду и выучусь наконец чему-нибудь полезному.
Робина описывала прелести деревенского быта примерно четверть часа, и в конце концов мне начало казаться, что ее и впрямь осенила блестящая мысль. У Дика только что начались каникулы. В ближайшие три месяца ему будет решительно нечем заняться, разве что «тухнуть от скуки», как он изволил выразиться. Сельский труд по крайней мере убережет его от глупостей. Вдобавок гувернантка Вероники заявила об уходе. Обычно воспитательницы не задерживаются у нас больше чем на год. Я иногда думаю, не указать ли в объявлении, что требуется «особа без стыда и совести». Всякий раз в конце года очередная гувернантка объясняет мне, что совесть не позволяет ей остаться в нашем доме. Бедняжка чувствует, что зря получает жалованье. «Дело вовсе не в девочке, – в один голос заверяют меня гувернантки, – Вероника очаровательное дитя, отнюдь не глупое». Просто, как объяснила одна немка, которой Дик преподал несколько уроков английского языка, дабы, по его выражению, «отшлифовать ее речь», Веронику «ничто не берет». Моя жена убеждена, что знания «оседают в ее голове, как песок на дне ручья». Быть может, если не баламутить ручей какое-то время, дать песку отстояться, из этого что-нибудь выйдет? Рассуждая о себе, Робина заявила, что тихая, размеренная жизнь в трудах и заботах вдали от общества легкомысленных девиц и глупых юнцов поможет ей превратиться в разумную, здравомыслящую женщину. Робина не так часто высказывала подобные пожелания, грешно было препятствовать ей.
