— Вам что… Мне она жизни не дает.

— Неужели у вас до сих пор нет ощутимой нити?

Игорь выпил и почувствовал себя успокоенным.

Ему хотелось рассказать обо всем, что наболело, что не давало покоя, этому выбитому из колеи старику, который сидит в одиночестве в старомодном ресторане, воображая, что помолодел на сорок лет.

— У нас их слишком много. И каждая кажется самой верной. До поры до времени…

— Какая же была последней?

— Последней была простая. Деньги взял Зайцев. Кранца убил Живых. А Зайцев — его самого, потому что Живых догадался, что деньги у Зайцева, и начал его шантажировать.

— А зачем Живых убил Кранца?

— Из мести. Вы же сами подсказали мне эту версию.

Филин намазал икру на кусочек белой булки:

— В ваших догадках есть определенная система.

— Которая трещит по всем швам.

— Почему же?

— В нее вламываются новые люди.

— То есть Устинов и моя бывшая жена?

Мазин помешал ложкой в тарелке. Над тарелкой поднялся пар.

— Не обожгитесь. Леонтий любит подавать с пылу с жару.

— Я вижу. Вы правы. Оба они нам ни к чему.

— Интересно. А если они вломились не случайно?

— Другими словами, Устинов вор, а может быть, и похуже, предатель, а ваша жена…

— Моя бывшая жена…

— Ваша бывшая жена грабила кассы?

— Вы отличный молодой человек, Игорь Николаевич. Вы верите в людей.

— А вы нет? Зачем же вы тогда спасаете им жизнь?

— Не уверен, что я ее спасаю, — отозвался профессор негромко. — Просто кому–то из них еще не пришло время умереть.

— Ах, черт! — выругался Мазин, обжигаясь–таки ухой. — Выходит, они действовали втроем — Зайцев, Устинов и ваша жена?

— Моя бывшая жена.

— Почему — бывшая? Тогда она была не бывшая.

— Логично. Но что вы видите нереального в такой комбинации?

— Очень разные люди.

— Возможно, их толкали разные соображения.

— Какие?

— Ну, я не детектив и не берусь вам подсказывать. Ищите и обрящете.

— Одного мы нашли на дне ямы. Он смахивает на жертву.

— Вторая тоже.

— Смотря где она находится.

— Не под паркетом. Она жива.

— Так вы знаете?

— Знаю ее характер. Диана сбежала.

— Найдем.

— И напрасно. Диана сбежала потому, что ничего не знала. Это ее и устрашило. Когда не хватает информации, в голову лезут всевозможные глупости.

— То есть?

— Я думаю, Диана побоялась, что вы впутаете ее в историю вместе с Зайцевым.

— И Устиновым.

— Ни в коем случае. Об Устинове она не подозревала. Иначе ей было бы незачем бежать.

— Так кто же такой Устинов?

— Думаю, что тоже жертва.

Мазин наполнил очередную рюмку:

— Ужасно интересно. У попа была собака?

— Вы, кажется, многого не уловили.

— Признаюсь.

— Жаль. Я сказал все, что думал.

— Но если Устинов не преступник?

— А волк, по–вашему, преступник? Затравленный волк?

— Это природа. Там не действует уголовный кодекс.

— Люди — тоже часть природы. Особенно, когда попадают в безвыходное положение.

На столе уже стояло жаркое, прекрасное жаркое, к которому Мазин еще не притронулся, несмотря на укоризненный взгляд Леонтия.

— Я понимаю вас не вполне ясно, но понимаю все–таки, кажется…

И Мазин приподнял свою рюмку, но остановился на полпути.

— Пейте, пейте, — успокоил его профессор, — вам еще далеко до настоящего опьянения.

— Нет, я уже… того, лишнего. А факты у вас есть?

— Какие факты?

— О его прошлом.

— Прошлом? Кого?

— Вы говорили об Устинове.

— Вам так показалось? Возможно. Меня можно было понять именно так. Но я говорил не о нем.

— А о ком же?

Профессор провел вилкой по лезвию ножа:

— О людях… вообще.

Мазин вздохнул глубоко:

— Значит, у вас нет фактов?

— Нету. Ешьте жаркое. Вы любите с чесноком?

— Очень.

— Прекрасно. В таком случае Леонтий вам угодил.

Игорь жевал мясо, стараясь восстановить слова Филина:

— Вы подсмеиваетесь надо мной?

— Упаси бог. Да и настроение не то.

— Мы обсуждали Устинова…

— Обсуждали? Нет. Беседовали. Я уверен, что Константин Иннокентьевич абсолютно честный человек.

— И был таким?

— Разве честным можно быть время от времени? Нет, вы напрасно так увлеченно расспрашиваете об Устинове. Повторяю: я не о нем думал. Скорее я думал о Кранце… о Живых… вообще о людях, которых мы судим по букве закона, а не по высшей справедливости. Мне кажется, что вы увлеклись делом, а оно уже исчерпало себя, закончилось.

— Не понимаю.

— Погиб Кранц. Вряд ли мы узнаем почему. Его судьба пересеклась с судьбой Живых. Ныне мертвого, простите неуместный каламбур. И Живых покарала сила справедливости… или случая, как вам угодно, В лице Вадима Зайцева.

— Вы уверены?

— Да. Хотя уверенность пришла не сразу. Но теперь уверен. Зайцев ограбил сейф, и он же расправился с Живых, боюсь, что с помощью моем машины. Кстати, это единственное, что может объяснить бегство Дианы Тимофеевны. Разумеется, он воспользовался машиной без ее согласия, но она испугалась, что не сможет доказать этого, и решила скрыться. Наивно, конечно.

— Кто же расправился с Зайцевым?

— Он сам.

— Самоубийство?

— Скорее несчастный случай.

— Но вы думали иначе!

— Да, я думал иначе. Я не знал тогда, что он эпилептик.

— Эпилептик?

Филин кивнул:

— Мне сказала Диана Тимофеевна. И это многое объясняет. Однако вы совсем протрезвели, а нас ждет еще кофе с ликером.

Устинов должен был прийти с минуты на минуту, а Мазин все еще думал о вчерашней беседе с Филиным.

«Не гоняемся ли мы за призраками? Драма кончилась, актеры перебиты, как в шекспировской трагедии. Поставить точку? Но сколько пробелов в этой будто бы реальной картине! Во–первых, где деньги и маленький чемоданчик, который видела соседка? Зайцев сел в машину с человеком в кепке. Кто этот человек? Где простились они с Зайцевым? Нет, человек в кепке — не просто пробел в картине, это нечто, опрокидывающее всю картину. Он мог появиться у Зайцева на рассвете случайно. Однако они должны были хорошо знать друг друга, чтобы Зайцев, бросив собирать вещи, сел в машину и поехал… Куда, кстати, он поехал на похищенной машине? Да и похищена ли она? Может быть, он взял «Волгу» по доброму согласию Дианы и отправился за чемоданом? А ночь они провели на даче. Тогда многое проясняется. Например, неосторожность Зайцева, оставившего на улице угнанную машину.

Итак, Зайцев собирался взять вещи и ехать за Дианой. Но он бросил все на кровати и уехал с неизвестным в кепке. Куда он отвез неизвестного? Почему свалился в карьер в стороне, противоположной Дачному поселку? Почему он вообще свалился? Филин считает, что несчастный случай. Эпилептик. Это нужно проверить. Он свалился, возвращаясь в город. Откуда? А чемоданчик? Взял ли его незнакомец? Неужели это был Устинов?

Филин наверняка говорил вначале о нем. Что он знает об Устинове? Может быть, не знает, а только подозревает? Так как же вести себя с Устиновым? Намекнуть на прошлое или ограничиться настоящим? Нет, припереть к стенке можно фактами, а не домыслами или намеками! О прошлом говорить рано. Нужно собрать более солидный материал, подготовить его для заключительного залпа».

— Разрешите, Игорь Николаевич?

— Пожалуйста, я жду вас.

Главбух дышал тяжеловато, но нельзя было понять, волнение это или естественная усталость немолодого и грузного человека.

— Лестницы у вас крутые.

— Старое здание, этажи высокие.

«Нет, он не волнуется».

На Устинове был темный поношенный костюм, серая рубашка и одноцветный галстук. Игорь заметил, что ногти на его коротких пальцах аккуратно подстрижены, да и весь он выглядит чистым, от поблескивающих носков ботинок до розоватой, гладко выбритой головы.

— Чем могу служить?

Устинов сел напротив Мазина и смотрел спокойно и выжидательно.