Клаус Клинген сидел у себя в кабинете на Герберштрассе. Был воскресный день, и в издательстве кроме него находилась лишь секретарша Маргарет Эллинг. Клинген велел отключить все телефоны: утром он уезжал в Лондон, перед отъездом необходимо было закончить неотложные дела.

Раздался мягкий гудок — и над дверью загорелось световое табло. Клинген отложил бумаги, нажал кнопку на внутренней стороне стола — дверь отворилась. Мелкими шажками, насколько позволяла узкая черная юбка, к столу подошла секретарша:

— Господин директор, к вам журналист из Гамбурга — Мирбах.

— Но разве вы не сказали ему, что я занят?

— Конечно, сказала, но ему известно, что завтра вы уезжаете, и он просил принять его.

Клаус включил телевизор. На экране появилось изображение: в приемной в кресле у низенького газетного столика сидел мужчина средних лет в хорошо сшитом костюме (шьет, наверное, у Штирера). Клинген выключил телевизор.

— Ну что ж, просите его, Маргарет. — Было жарко, и Клаус потянулся к сифону.

В это время Мирбах вошел в кабинет. Он держался прямо, хотя слегка прихрамывал.

— Рад познакомиться с вами, господин Мирбах! — Клаус указал гостю место напротив и спросил: — Чем могу служить?

— Я пришел узнать о судьбе своей рукописи.

— Бы не получили моего письма?

— Нет.

— Я очень сожалею об этом. Письмо вам отправлено еще десятого. В Гамбург…

— Но раз уж я здесь, надеюсь, вы не откажетесь сообщить мне свое решение.

— Я не могу издать вашу книгу.

— Она вам не понравилась? — поинтересовался Мирбах.

— Это не то, что мне нужно сейчас.

— В свое время я читал ваши очерки в «Шпигеле»[29] и был о вас лучшего мнения, господин Клинген…

— Думаю, что продолжать этот разговор ни к чему, — сухо заметил Клаус.

Когда Мирбах ушел, Клинген просмотрел дневную почту, счета, присланные типографией, но мысли его все время возвращались к разговору с Мирбахом. Настроение было испорчено…

Наконец самое неотложное сделано… Клаус взглянул на часы. До встречи с Зейдлицем оставалось еще немало времени. Можно успеть промчаться вдоль Рейна — это всегда служило хорошей разрядкой.

Клинген нажал на кнопку звонка и сказал вошедшей Эллинг:

— Я ухожу, Маргарет. Закройте издательство.

«Мерседес» стоял у подъезда. Клинген забрался в кабину и рванул с места. Двести лошадиных сил стремительно понесли его по узкой, похожей на туннель, улице.

— Скоро все это кончится, — сказал он вслух, но дальше подумал: «Месяца через два я буду далеко отсюда… Буду сидеть где-нибудь на берегу реки с удочкой, просто сидеть и смотреть на поплавок…»

Когда воды Рейна еще не были отравлены, Клинген все воскресенья просиживал на берегу. Но сейчас он представлял себе совсем другую реку — широкую и тихую, с зеленоватой водой, пологими берегами, поросшими чаканом…

Дурное настроение не оставляло его. Клаус прибавил скорость. Этот способ избавиться от навязчивых мыслей должен был наконец подействовать — гнать, гнать как можно быстрее, и тогда твои руки, мозг, сердце будут поглощены одним — дорогой.

Этот столик в каменной нише был предназначен для влюбленных. Здесь не слышно было даже голосов других посетителей «Монастырской корчмы», только музыка маленького национального оркестра едва доносилась сюда.

— Здесь довольно мило, — заметил Клаус.

— И хозяин свой человек. Что ты будешь пить?

— Рислинг.

— Неизменный рислинг…

— С годами приходит постоянство.

— Значит, после Лондона — Париж, Рим, Вена? — поинтересовался Зейдлиц.

— Да, мои планы не изменились.

— У тебя сегодня был Мирбах? — неожиданно спросил Зейдлиц.

— Откуда ты знаешь? Я потерял доверие, за мной следят?

— Да нет же, — досадливо поморщился Зейдлиц и снял пенсне. — Следят не за тобой. Меня, как ты сам понимаешь, интересует Мирбах… О чем у вас был разговор? — Зейдлиц протер пенсне и водрузил его на место.

— Он предложил мне свою книгу о Грюнзее.

— Ты читал ее?

— Да.

— Это то, что он печатал в «Штерне»?

— Да, примерно то. Но там была приписка.

— Какая?

— «Продолжение следует»…

— Это беспокоит меня и заставляет торопиться…

— Что ты имеешь в виду?

— С тех пор как этот самоучка Кеслер изобрел глубоководный акваланг, «подводный сейф» Грюнзее стал ненадежным. Я попросил бы тебя выполнить одно поручение «Союза бывших офицеров».

— Но я ведь не член «Союза».

— Это не имеет значения. Тебя лично знает вся руководящая тройка, а твоя последняя поездка в Испанию получила у них очень высокую оценку. Разве я не говорил тебе об этом?

— Что я должен сделать на этот раз?

— Мне надо, чтобы ты привез документы, которые хранятся в Грюнзее.

— Но я никогда не надевал акваланга!

— В этом не будет необходимости. Ты получишь документы из рук в руки.

— А почему ты остановил свой выбор на мне, если не секрет?

— Ты знаешь, что у меня нет от тебя секретов. Мои люди из «Союза» хорошо известны и полиции, и журналистам. А здесь нужен человек… как бы тебе сказать… Ну вроде тебя: беспартийный, солидный, с хорошей репутацией и конечно же пользующийся моим полным доверием.

— По-твоему, я отвечаю всем этим требованиям?

— Несомненно. И то, что у тебя был Мирбах и предложил свою книгу, еще раз убеждает меня в этом: они не подозревают тебя, а это очень важно.

— Ну хорошо, — сказал Клинген. — А какова степень риска и во имя чего я должен рисковать? Это действительно важно?

— Речь идет о «консервах»[30].

— О «консервах»?

— Вот именно.

— Вы решили использовать их?

— Пока нет. Но сам посуди: «консервы» не могут храниться вечно, хотя в свое время для этой цели мы отбирали только молодых ребят. Если пакеты со списками попадут в чужие руки, их вскроют без нас. К счастью, в Грюнзее хранится только часть нашего запаса.

— А не лучше ли «консервы» передать законному правительству Республики?

— Ты всегда был плохим политиком. Нас не устраивал Аденауэр, а о социал-демократах не приходится и говорить. Если хочешь знать, это наши враги номер один. На последнем заседании «Союза» мы решили объединиться с другими националистическими организациями Европы. Мы намерены перейти к активным действиям. Символом новой организации будет желтый круг. Теперь тебе известно все.

— Знаешь, Бруно, я как-то отвык рисковать…

— Риск мы сведем к минимуму. Из Австрии тебя будет сопровождать надежный, решительный человек. Он позаботится о твоей безопасности.

Зейдлиц не все сказал Клингену, следуя старому правилу: его люди должны знать ровно столько, сколько нужно для данного дела. Он назвал Клаусу имя того, кто передаст ему списки, и перешел к другому, не менее важному поручению. Во Франции Клинген должен был встретиться с неким Клодом Бременом, а в Италии — с полковником Фачино Кане. Это были активные сторонники создания европейской националистической унии, «рыцари желтого круга», как сами они себя называли.

— Мне только не нравится, что с тобой едет Маргарет. Ты хорошо ее знаешь? — поинтересовался Зейдлиц.

— Она работает у меня три года. Никогда я ничего не замечал за ней подозрительного.

— И все-таки Маргарет мне не нравится.

— Я, конечно, могу не брать ее с собой. Но это бы очень затруднило мою поездку: она знает французский и итальянский… Нет, не думаю, — после некоторого раздумья добавил Клинген. — Мне даже кажется, что Маргарет относится ко мне… ну, чтоб не хвастаясь сказать, несколько теплее, чем следовало бы секретарше к своему патрону.

— Будь осторожнее с ней.

— Ах, Бруно, вы видите в людях только дурное.

— И почти никогда не ошибаюсь, — проворчал Зейдлиц.

— Я могу не брать ее, конечно.

— Да нет, пожалуй, бери. Если она действительно приставлена следить за тобой, то, по крайней мере, будет рядом, на глазах, и после того как я тебя предупредил, ты будешь особенно осторожен с ней. Если же мы ее отстраним от поездки, за тобой увяжется кто-то другой, кого мы не подозреваем.