Я ходил по берегу, воздевая руки к небесам, и все мои мысли были только о том, как спастись. Я думал о своих погибших спутниках и о том, что из всех, находившихся на борту, только я один остался в живых. По крайней мере, я больше не видел ни людей, ни их следов, если не считать трех шляп, одной матросский шапки да двух башмаков от разных пар.

Я посмотрел в ту сторону, где сидел на мели наш корабль. Он был едва различим из-за высокого прибоя и находился так далеко, что я сказал себе: «Господи! Каким чудом зверь сумел добраться до берега?»

Стараясь утешиться мыслями о том, как мне повезло, я стал осматриваться по сторонам, желая понять, куда я попал и что мне, прежде всего, делать. Я промок до костей, переодеться мне было не во что, у меня не было ни еды, ни воды, чтобы подкрепить свои силы. Единственное, что мне оставалось, — это умереть от голода. У меня не было оружия, поэтому я не мог охотиться, чтобы прокормить себя, не мог защититься от хищников, если бы они вздумали напасть, хотя я надеялся, что, почуяв во мне зверя, живущие на этом острове хищники будут держаться в стороне от меня, как это делало большинство животных в Англии. Одним словом, у меня не имелось ничего, кроме ножа, курительной трубки и табакерки с табаком. Это было все мое имущество, и при мысли об этом меня охватило такое отчаяние, что я долгое время носился по берегу так, словно лишился рассудка. Когда вновь стемнело, я с замирающим сердцем спрашивал себя, какова будет моя участь, если здесь не найдется еды.

Единственное, что я мог тогда придумать, это спрятать оставшуюся у меня одежду на росшем поблизости толстом, развесистом дереве, похожем на ель, но с колючками, а назавтра решить, какой смертью мне лучше умереть, ибо пока что я не представлял, как можно существовать в этом месте. В поисках пресной воды я прошел с четверть мили в глубь острова и, к великой моей радости, обнаружил речку. Напившись, я вернулся к дереву и спрятал на нем одежду, и вот наступила вторая ночь, когда мой зверь вырвался на свободу. Это было истинное полнолуние. Из-за моего душевного смятения мне было очень трудно сконцентрироваться, чтобы смотреть через закопченные стекла, но я чувствовал, что зверь насыщается, а если ему удалось раздобыть пищу, то оставалась надежда на то, что и я найду здесь пропитание.

Я проснулся, когда уже было совсем светло, погода прояснилась, шторм утих, волнение улеглось, и море больше не неистовствовало, как накануне. При этом меня крайне поразило то, что ночью корабль снялся с мели и, подхваченный приливом, очутился почти у той самой скалы, на которую волны с такой силой швырнули зверя. Теперь корабль находился на расстоянии не более мили от меня, и казалось, будто он стоит прямо и неподвижно, так что мне захотелось подняться на него, чтобы хотя бы забрать оттуда кое-какие вещи, которые могли бы мне пригодиться.

Первым, что я обнаружил, была наша шлюпка, которую море выбросило на берег в нескольких милях правее от меня. Я направился за ней вдоль берега, но обнаружил, что меня отделяет от шлюпки глубоко врезавшаяся в сушу бухточка в полмили шириной. Сделав такое открытие, я повернул назад, потому что мне было важнее попасть на корабль, где я надеялся найти что-нибудь для поддержания своего существования. Если предыдущей ночью зверь сожрал пару животных, то после сегодняшней ночи на него не приходилось рассчитывать.

Вскоре после полудня мне показалось, что волнение на море совсем улеглось, а отлив стал столь сильным, что мне удалось посуху подобраться к кораблю на расстояние в четверть мили, и тут меня вновь охватил приступ отчаяния. Я понял, что если бы зверь не вынудил экипаж к поспешному бегству и мои спутники остались на корабле, то все мы спокойно добрались бы до берега, и теперь я не был бы обречен на горькое одиночество.

При этой мысли глаза мои наполнились слезами, но, поскольку слезами горю не поможешь, я решил добраться до корабля. Раздевшись, ибо стояла невыносимая жара, я вошел в воду.

Когда я подплыл к кораблю, передо мной возникла проблема, как на него подняться. Он стоял на мелководье, высоко выступая над водой, а мне не за что было уцепиться. Я дважды проплыл вокруг него и во второй раз заметил веревку, свешивавшуюся с носовой части; не понимаю, почему я не увидел ее сразу.

Ценой невероятных усилий мне удалось уцепиться за нее и взобраться на бак. Затем я обнаружил, что корабль дал течь и в трюме полно воды. Он застрял на краю отмели в плотном песке или даже земле, и корма его оказалась приподнятой, а нос почти касался воды. Благодаря этому вся кормовая часть оставалась над водой, и все, что там находилось, не подмокло. Разумеется, я сразу же принялся осматривать вещи, чтобы понять, какие испорчены, а какие уцелели.

Во-первых, выяснилось, что весь корабельный запас провизии не пострадал от воды. Поскольку мне страшно хотелось есть, я бросился в кладовую, набил карманы галетами и принялся грызть их на ходу, ибо не мог терпеть ни единой минуты. В кают-компании я также обнаружил бутылку рома и отхлебнул из нее большой глоток, ибо очень нуждался в подкреплении сил для предстоящей работы. Теперь, если бы у меня оказалась лодка, я смог бы обеспечить себя множеством вещей, которые, как я полагал, очень мне пригодились бы.

Бесполезно сидеть сложа руки и мечтать о том, чего нет, и в этих крайних обстоятельствах я проявил изобретательность. На корабле были запасные мачты, стеньги и реи. Я решил заняться ими и скинул за борт все, что сумел поднять, предварительно обвязав каждое бревно или брус веревкой, чтобы их не унесло в море. Покончив с этим, я спустился в воду, притянул к себе четыре бревна и как можно крепче связал их между собой по обоим концам, соорудив плот. Наложив поперек них пару коротких брусьев, я обнаружил, что могу прекрасно передвигаться по плоту, но он оказался слишком легким и не годился для перевозки тяжелого груза. Тогда я снова принялся за дело и с помощью пилы корабельного плотника распилил запасную мачту на три части, неимоверными усилиями приладив их к своему плоту. Однако меня окрыляла надежда обеспечить себя необходимыми вещами, и я сумел совершить то, чего никогда бы не сделал в иных обстоятельствах.

Теперь мой плот был достаточно крепок и мог выдержать порядочную нагрузку. Следующей задачей было переложить на него вещи и уберечь груз от воды, но я недолго раздумывал по этому поводу. Прежде всего, я положил на плот все доски, какие нашлись на корабле, а потом, отобрав самые необходимые вещи, упаковал их в три матросских сундука, которые я предварительно вскрыл и освободил от их содержимого, и перенес на плот. На корабле был ячмень, перемешанный с пшеницей, но, к моему величайшему разочарованию, зерно оказалось попорченным и поеденным крысами. Что касается спиртного, то я нашел несколько ящиков с бутылками, принадлежавших нашему шкиперу. Все эти ящики я поставил прямо на плот, так как не было нужды упаковывать их в сундуки.

Пока я занимался погрузкой, начался прилив, и, к моему великому огорчению, я увидел, что мой камзол, рубаху и жилет, которые я оставил на прибрежном песке, смыло волнами. Из одежды у меня остались только штаны, полотняные и короткие, до колен, да чулки — их я не снял, когда поплыл к кораблю. Это заставило меня задуматься о запасной одежде, которой на корабле было предостаточно, но пока что я взял только то, что необходимо мне в данный момент, ибо меня гораздо больше привлекали многие другие вещи. После долгих поисков я нашел ящик корабельного плотника, и для меня он явился поистине бесценной находкой, дороже целого корабля, груженного золотом. Я поставил ящик с инструментами на плот, не тратя времени на то, чтобы рассмотреть его содержимое, так как оно было мне приблизительно известно.

Затем я позаботился об оружии и боеприпасах. В кают-компании нашлись два отличных охотничьих ружья и пара пистолетов. Я перенес их на плот вместе со сделанными из рога пороховницами, мешочком с дробью и двумя старыми заржавевшими саблями. Мне было известно, что на борту находятся три бочонка с порохом, но я не знал, где их хранил наш канонир. Поискав хорошенько, я обнаружил их; два были совершенно сухими, а третий залило водой. Я перенес на плот оба сухих бочонка. После этого я решил, что плот нагружен до предела, и стал думать, как мне доставить его к берегу, если у меня нет ни паруса, ни весла, ни руля. Достаточно было подуть самому легкому ветерку, чтобы перевернуть всю мою мореходную конструкцию.