— Нет, не знаю, — подняв голову, сказал с удивлением Туркмен.

И я рассказал Туркмену, как Сапог замочил духа, потом я рассказал, что происходило в кишлаке. Туркмен смотрел на меня и слушал, не перебивая, и не задавая вопросов. Закончив, я спросил Туркмена:

— Ну, и как ты назовешь все это блядство?

— Юра, в какие условия нас ставят, в таких условиях мы и действуем. А что касается промашек и потерь, пусть это будет на совести генералов. А мы будем делать то, что нам прикажут, и никуда от этого не денешься, мы давали присягу. Здесь война, на войне умирают, и к сожалению многие гибнут по глупости, если не по своей, то по глупости командиров.

— Ты, Туркмен, рассуждаешь, прямо как проповедник.

— Ну, я же все-таки учился в офицерском училище, меня там пропагандой зарядили под завязку.

Тут в люк заскочил Хасан:

— В общем, так, сейчас колонна выдвигается в Герат, едем сначала в сарбосовскую дивизию, там передохнем и пообедаем заодно, подождем наливники с горючкой, наши за это время смотаются в полк за хавкой и боеприпасами. После куда-то еще рванем, а вот куда — не знаю.

— А на хрена нам эти сарбосы? — спросил я.

— Да не знаю я, полкач так решил. Наверно, хочет навести разборки за провал в кишлаке. Ротный говорит, что полкач замполита вздрючил, и хотел в расположение отправить, но потом передумал, сами знаете, с замполитами ссориться опасно.

— Пи…дить их надо. Это в Союзе пусть они политику свою пихают, а тут Афган, здесь другая политика. Черт, как базар про замполитов заходит, вспоминаются политзанятия, и сразу тянет на сон, — сказал я, и завалился на десантное сидение. Спустя какое-то время я задремал, проснулся от жуткой жары весь мокрый от пота. БТР был раскален как духовка, я глянул на часы, они показывали пол одиннадцатого дня, проспал я где-то около двух часов. Рядом на сиденье спал Урал.

— Туркмен, где мы едем?

— Я не Туркмен, я Хасан.

— А где Туркмен?

— Спит рядом с тобой.

— Это же Урал.

— Да на полу он спит.

— Где едем, черт возьми?

— Окрестности Герата показались, духовский мост уже видно, километра три примерно до него.

— Спаситель мой где?

— Сапог, что ли? На броне сидит.

— У нас, вроде, брага оставалась?

— Да, там есть пара литров.

— На привале надо будет допить, а то переиграет и будет сивухой переть, ненавижу этот запах.

— Конечно, выпьем, неужели ты думаешь, что мы ее обратно в полк привезем.

— Дай чарса, я косяк заколочу, свой отдал пацанам. Хасан протянул пластинку, я взял у него эту пластинку и заколотил сигарету.

— Ты будешь? Хотя чего я спрашиваю, когда ты не хотел.

— Вот именно, и никогда такое не спрашивай.

Я прикурил и, сделав несколько затяжек, передал сигарету Хасану.

— Юра, ты че гильзу не вставил?

— Да облом с ней возиться, я не до конца выпотрошил, и забил так.

(Гильза — это трубочка сделанная из плотной бумаги, ее вставляешь в выпотрошенную сигарету, как фильтр, чтоб табак не попадал в рот. Обычно мы ее делали из картонки из спичечного коробка или из пачки от сигарет.)

Мы выкурили косяк и я, захватив с собой автомат, полез на броню. Сапог сидел и разглядывал окрестности, колонна как змея двигалась по извилистой дороге, пыль относилась ветром в сторону и на броне было более или менее сносно. Жара стояла сумасшедшая, и горячий ветер обжигал лицо, но мы давно к этому привыкли и не обращали внимания. Впереди виднелись окрестности Герата, но это была духовская часть Герата. Полк, конечно, не поедет через город, хотя через него намного ближе, чем в объезд, но есть одно «но», там везде духи и везде мины. Бывали случаи, когда наши пытались таким образом сократить путь, но без происшествий это сделать никому не удавалось, и приходилось всегда в спешке возвращаться обратно и ехать в объезд, только время зря теряли, а бывало, что людей и технику.

Я обратился к Сапогу:

— Слушай, Сапог, а как тебя зовут-то? А то постоянно Сапог, Сапог.

— Андрей, — ответил Сапог.

— Значит, тезка Качка?

— Значит, так.

— А на гражданке чем занимался?

— Да ничем, работал сварщиком, потом в армию забрали.

— А родом откуда?

— Родился во Фрунзе, там школу закончил и уехал в Казахстан, в город Актюбинск.

— Родня там, что ли?

— Да нет, так просто поехал. Да, в общем, долгая история.

— Да расскажи ты, все равно делать нечего.

— После окончания школы гуляли мы на выпускном вечере, ну и выпили малость. Там ансамбль наш школьный пел, аппаратура у них была новая, недавно только закупили. Ну, мы с дружками после вечера еще выпили немного, и решили эту аппаратуру свиснуть. Трое нас было, вот мы ночью пришли к школе, выставили окно и залезли в здание, потом прошли в спортзал, там была кладовка и в ней хранилась вся эта аппаратура. Вот мы ее оттуда и уперли, взяли три электрогитары, усилитель, пару колонок, микрофоны и еще всякой дряни по мелочи, барабаны брать не стали, они гремят как кастрюли. Всю эту хрень мы спрятали за гаражами, и решили, когда все утихнет, пихнем все это, новая аппаратура у нас спросом пользовалась. А на другой день в школе начался кипеш, ментов вызвали, начали выдергивать тех, кто был на выпускном. А один мой дружок, Бахыт его звали, кому-то по пьяне проболтался, а тот другому и в оконцовке дошло до ментов. Двоих моих дружков забрали, а я успел смотаться, забрал из дома документы, взял деньги, сколько смог найти в доме, и рванул куда глаза глядят, а из родных ничего никому не сказал, матушка с батей были в это время на работе, а сестренка в школе. Ехал куда попало, сначала на попутках, потом на товарняках, и оказался в каком-то городе, как потом оказалось, это и был Актюбинск. Как раз было время сдачи документов в учебные заведения всякие, я набрел на какое-то училище и сдал документы на сварщика. Год проучился, но домой пока писать боялся, потом уже через полтора года на новогодние каникулы съездил в свой город, и втихаря пришел домой. Дома, конечно, все обрадовались, что я хоть живой оказался, потом разборки устроили, но все в конце концов обошлось. Батя рассказал, что моих дружков посадили обоих, по два года дали общака, а меня менты сначала искали, спрашивали, а потом вроде бросили это дело, но мне батя посоветовал пока никому на глаза не показываться, а дальше видно будет. Потом я снова уехал в Актюбинск, закончил училище, прошел практику, потом началась отработка и оттуда же призвался в армию. Вот и вся история.

— Ну ты даешь, Сапог, да ты, оказывается, фестивальщик.

— Да, было дело.

— Ну а чего здесь-то опустился так? Ты ведь вроде нормальный пацан, судя по рассказу.

— Да это с учебки еще. Я с Носорогом в месте в одной учебке был, а у него земляк там служил на постоянке в роте обеспечения, вот они меня и загоняли. А потом когда сюда попал, Носорог меня стал опускать дальше, и сказал, если пикну, то он меня отпидарасит и всем объявит об этом, а я с детства драться не могу и не люблю. Он приставал ко мне постоянно. Ну, ты понимаешь о чем я.

— Че ты говоришь? Носорог хотел тебя отжарить-? Сапог да ты че, шутишь? — я обалдел от удивления.

— Да какие тут шутки. Я ему сказал, что если он это сделает, я застрелюсь. Потом он отстал вроде, но обещал до самого дембеля меня чмырить. К Закирову он приставал постоянно насчет этого, но Закирчик с ним подрался, Носорог был здоровый бык и, естественно, отметелил Закирчика. Но Носорог тебя боялся, ты же земляк Закирова. Но ты дембель, и поэтому Носорог запугивал постоянно Закирчика, мол, уйдут дембеля, я тебя чурку ваще урою.

— Так значит, Носорог беспределом занимался в роте конкретно?

— Еще как.

— Так он же трусливый был, как заяц.

— Это он перед вами трусливый.

«Да, — подумал я, — Носорог оказывается, опускал пацанов по всякому. Ну что ж, он на что шел, на то и нарвался, Закиров оказался пацанчиком не промах. Но если б не Закирчик, так кто-нибудь другой все равно бы это сделал. Так ведь нельзя, здесь же не зона, черт возьми, но даже на зоне беспределом не занимаются.»