Подошли Николай Конько и Иван Рачков. Иван Ильич принялся на листе бумаги рисовать схему Померанской бухты. Конько и Богачев помогли по ней уточнить место нахождения «акулы» и курсы ее движения.

— Миша, учти! — добавил Богачев. — Там над, линкором вертятся «фоккеры»! Я видел две четверки. В атаку они, правда, не выходили, но барражируют!

— Спасибо за предупреждение, друг! Михаил достал из планшета фотоснимок злополучного линкора, вгляделся в его контуры.

— Этой фок-мачты теперь нет! — показал Александр. — На ее месте — груда металлолома. Но носовая башня невредима, сам видел, стреляет, сволочь…

Приехал «виллис» за экипажем Борисова.

— Миша! — крикнул вдогонку Богачев. — Будь аккуратен! После атаки крути только в море! На берег не ходи, там много зениток!

В штабе авиаполка уже находились экипажи Полюшкина и других летчиков. Отдельной группой сидели штурмовики. Среди них внимание Михаила привлек стройный усатый подполковник с двумя Золотыми Звездами на груди — Алексей Ефимович Мазурекко, командир 7-го штурмового авиаполка. Летчик поприветствовал его и сед рядом с Полюшкиным.

Атмосфера в штабе, чувствовалось, была напряжена. От наблюдательного Михаила не ускользнуло, что летчики — всегда шумный народ — переговаривались вполголоса, а штабные работники и старшие командиры сидели с расстроенными лицами.

— Шторм девять баллов! — подтолкнул Рачков. — Держись!

В помещение в сопровождении целой свиты быстрым шагом вошел полковник Курочкмн. Капитан Иванов скомандовал:

— Товарищи офицеры! — и доложил: — Товарищ; полковник! По вашему приказанию собраны тринадцать экипажей торпедоносцев и командиры групп штурмовиков и истребителей!

— Вольно! Садитесь! — Курочкин прошел за стол, но не сел. Сердито спросил: — Надеюсь, знаете, зачем вас собрали? В общей сложности шестнадцать топмачтовиков и сорок штурмовиков нанесли по линкору два комбинированных удара, а кроме повреждения фок-мачты ничего не добились. Срам! Это же старая калоша! Всего-навсего учебный корабль! Ему давно пора быть на дне, а его даже не прогнали с артиллерийской позиции. И он продолжает расстреливать красноармейцев на берегу! Да, да! Именно расстреливать в упор, безнаказанно! Не скрою, командование флотом весьма обеспокоено. Генерал-полковник авиации товарищ Самохин недоволен. К нам направился маршал авиации товарищ Жаворонков. Запрашивает сам народный комиссар Военно-Морского Флота адмирал Кузнецов! Понимаете ответственность, товарищи морские соколы? — комдив строгим взглядом медленно обвел собравшихся. Задержался на Борисове: — Линкор должен быть потоплен! И потоплен сегодня! Ясно?

Летчики, насупившись, слушали своего командира.

— Товарищ Мазуренко! Сколько экипажей вы сможете выставить для третьего удара?

— Только шестнадцать, товарищ полковник! — привстал тот. — Остальные повреждены и до завтра будут в ремонте.

— Мало! — стукнул по столу рукой Курочкин. — Что ж, чем богаты… Ведущим пойдет старший лейтенант Борисов, его заместителем старший лейтенант Фоменко.

Оба летчика встали.

— Садитесь! Хочу выслушать ваши соображения, товарищ Борисов! — суровое лицо комдива несколько смягчилось. Он сел. — Я знаю, что вы просились еще в первый удар. Наверное, успели переговорить с теми, кто уже слетал?

— Так точно, товарищ полковник! Зенитный огонь вражеских кораблей очень сильный. Летчики дрались геройски и потопили в общей сложности более десяти плавединиц…

— Второстепенных единиц, товарищ Борисов! — прервал комдив и вновь нахмурился. — Мне хотелось услышать мнение боевого летчика, Героя Советского Союза, а не адвоката! Как дерутся торпедоносцы с врагами, я хорошо знаю.

— Это я к тому говорю, товарищ полковник, — смело продолжал Михаил, — что большое количество потопленных единиц невольно подводит к выводу, пусть на меня не обижаются мои товарищи-летчики, что удары пришлись не по линкору.

— Во-о! — вскочил Курочкин и подмял палец кверху. — В этом все дело! Здесь собака и зарыта! Прав, Борисов! Били не по линкору, а набросились на транспорты! А я предупреждал, что главная цель — линкор.

— Товарищ полковник! В том вины летчиков нет. Так получилось! Капитан Макарихин и старший лейтенант Богачев сказали мне, что в Померанской бухте очень, плохая видимость, туманная дымка. Толщина ее до трехсот метров. Из-за нее все и произошло! У меня есть просьба: нельзя ли впереди ударной группы послать лидера, наводчика. Пусть он летит выше дымки, а мы в этой мути по нему будем ориентироваться. Так он выведет нас на линкор. Прежде мы таким образом взаимодействовали с пикировщиками, когда били по Либаве. Они вверху, а мы внизу.

— Можно и с наводчиком! — комдив одобрительно посмотрел на летчика, — У тебя, наверное, уже созрел свой план атаки? Доложи!

Михаил оглянулся на Рачкова. Тот подмигнул: «Давай!»

— Разрешите к доске?

Пока летчик пробирался между рядами сидящих, Курочкин невольно любовался его спокойными уверенными движениями. Борисова Михаил Алексеевич запомнил с того сентябрьского дня, когда в Нарвском заливе погиб Соколов. Тогда на место погибшего Мещерин попросил назначить этого чернявого юношу. Комдив согласился и потом издали пристально наблюдал за становлением молодого замкомэска. Что греха таить? Курочкина коробило, когда кто-то другой не торопился принять его мнение и, более того, в противовес выставлял свое. Борисов был именно таким. Он никогда не спешил, не торопился, хотя по его мальчишескому лицу было видно, какие бури бушевали в душе. Между тем неторопливые действия летчика всегда оказывались точными.

Вот и сейчас замкомэск с достоинством подошел к доске, не стал, как другие, расшаркиваться перед многочисленными начальниками «Разрешите?», а взял мел и несколькими штрихами нарисовал схему Померанской бухты, разместил в ней условными значками линкор и другие корабли, атакующие группы самолетов.

— В сложившихся условиях я предлагаю атаковать линкор не колонной, как предусмотрено планом, а с двух бортов, — показал он на схеме. — Для этого нужно торпедоносцев разделить на две группы. Одну поведет Фоменко, вторую я. Ведущие групп берут торпеды, а ведомые бомбы. По моему сигналу из точки развертывания вперед должны выйти штурмовики и частью сил ударить по кораблям охранения, другой — по зениткам линкора. Тем временем старший лейтенант Фоменко зайдет с шестеркой топмачтовиков со стороны острова Рюген и ударит по линкору. Через минуту или меньше подойдет моя группа с противоположной стороны. И еще. Над линкором замечены «фокке-вульфы». Нужно, чтобы на время нашего удара их сковали боем наши истребители, Условие одно: всем экипажам топмачтовиков бить только по линкору, а не гоняться по бухте за транспортами и другими кораблями. Все! — летчик положил мел в ящик и вытер руки.

Курочкин тоже подошел к доске, несколько секунд пристально вглядывался в схему, потом повернулся ко всем.

— План удара утверждаю! Наводчиком пойдет капитан Макарихин. Вопросы ко мне? К ведущему? Нет!? — комдив завернул рукав кителя, взглянул на наручные часы и приказал: — Удар нанести в двадцать ноль-ноль! Свободны!

— «Двадцать часов по московскому времени — это семнадцать по местному, — быстро прикинул в уме Михаил. — Значит, вылетать надо не позднее шестнадцати двадцати, чтобы засветло вернуться на аэродром. После атаки домой лететь полчаса. Выходит, посадка будет до восемнадцати. Нормально!»

Дымка над морем была более густая, чем над берегом, — в этом Михаил убедился, едва группа отошла от Кольберга. Сплошным серо-бурым покрывалом она повисла над водой, скрадывала расстояния, затрудняла полет групп.

Ударная группа летела выше этого покрывала. Еще выше впереди маячил лидер — самолет Макарихина в охранении шестерки «яков». За лидером во главе семерки топмачтовиков летели Борисов и с ним истребители прикрытия с майором Дмитрием Кудымовым. За первой группой шла вторая с Фоменко, а потом «ильюшины» со своими истребителями — всего более полусотни самолетов. Состав сводной группы был велик, и потому Михаил испытывал понятное беспокойство, часто посматривал по сторонам, на ведомых, то и дело сверяя свой курс с лидером, переговаривался со штурманом.