Когда последняя салфетка была обильно смочена слезами, Марина замолчала. Она выговорилась, сняла маску беззаботности и лицемерия, рассказала все без утайки… Но почему же говорят, что сразу становится легче? Нет, легче не было! Стало еще хуже, хотя бы оттого, что хотелось показаться перед Галкой уверенной, ни в чем не нуждающейся счастливой дамой, а в отместку себе же Марина предстала жалким, никому не нужным существом с распухшими глазами и красным носом.

— Послушай-ка, что я теперь тебе скажу, — медленно начала говорить Галка. — Нам вроде с тобой по двадцать семь, но такое чувство, что ты и не жила еще совсем. Ребенок, подросток, ей-богу! Где твой ум, где логика? Рассуждаешь не головой, а — прости меня за грубость — задницей. У тебя было много поклонников, за тобой ухаживали, падали к твоим ногам, делали предложения — и ты до сих пор не поняла почему? Да если бы за мной увивалось такое количество мужчин, я сейчас не была бы одна. Вот мне каждого приходилось завоевывать, прилагать усилия к тому, что делала и ты, только искусственно…

— О чем ты, Галочка? — искренне удивилась Марина.

— Все о том же! Пойми, глупенькая, мужчины по своей натуре завоеватели. То, что легко можно взять, их не интересует. Раньше они дрались на дуэлях из-за прекрасных дам, умирали на войне, чтобы доказать этим же дамам свою храбрость и смелость. Сейчас ни того, ни другого нет, времена поменялись, но инстинкт-то остался. Кстати, я столь простую истину усвоила еще в шестнадцать лет…

Марина посмотрела на нее с интересом.

— Ну что ты смотришь? — Галка затянулась сигаретой и выпустила длинную струю дыма. — Еще скажи, что не помнишь ту историю, о которой жужжала вся школа!

Конечно, Марина помнила. Только сегодня в очередной раз вспоминала о неординарном поступке Вербиной.

— Пашка хоть и взрослый мужик был, но наивны-ый! Влюбился в меня по самое не могу. Я поначалу тоже страстью горела. Первая любовь как-никак. Только надоел он мне. Я ведь за ним аж в Москву поехала, школу бросила. Потом пожила немного, посмотрела, увидела, что ничего-то в нем особенного нет, понтов больше. Может быть, еще долго бы в рот заглядывала, если бы он не нянькался со мной. Но он же любой каприз… Понимаешь, сюсюкал, любовь-морковь, все, что хочу, — на блюдечке с голубой каемочкой преподносил. Тюфяк! Надоел он мне хуже горькой редьки, вот я обратно к родителям и сбежала. Понимаешь, Маринка, я уже тогда поняла одну очень важную вещь: не нравится мне, когда мужик передо мной ковриком стелется. Интерес не тот. Никакого кайфа, адреналин не вырабатывается. Как-то быстро расслабляешься, делать ничего не надо, знай бери то, что перед твоим носом лежит… Теперь ты понимаешь, почему за тобой ухлестывало так много мужиков?

Марина только отрицательно покачала головой. Она действительно не понимала, чего же они так кружились вокруг. Ведь и Сергей не был исключением… до поры до времени.

— Да потому, — втолковывала Галка, — что ни одному из них ты ничего не обещала, не отдавалась вся, до конца, до последней капельки. Ты, сама о том не ведая, всегда оставалась хладнокровной и расчетливой, ты каждый раз разжигала невиданную искру, называемую интересом. Поэтому они, чтобы заполучить тебя, готовы были жениться на тебе и бросить все к твоим ногам. А с твоим Сергеем получилось наоборот.

Конечно, изначально он тоже сражался за тебя, как лев. Он ж

е

самец, он считал, что ему должно достаться самое лучшее, то, что находится на вершине горы, то яблоко, которое висит на самой верхней ветке. И, стараясь, он обдирал руки в кровь, сбивал коленки, изощрялся — в итоге сорвал вожделенный плод. Но яблоко должно было сохранять былую свежесть, аромат и твердость. А оно превратилось в кусок пластилина, из которого твой нынешний супруг стал лепить все, что ему хотелось. Ты стала слишком доступной, ты слишком открылась и показала свои чувства… А этого нельзя было делать! Женщина не должна быть открытой книгой. Каждый раз, листая ее, мужчина должен черпать что-то новое, неизведанное. Он не должен знать, что будет на следующей странице. А там должна быть загадка, тайна, неопределенность.

Ты рассказывала, что, когда еще работала, он встречал тебя с работы, звонил по нескольку раз в день, спрашивал, где ты и чем занимаешься… Конечно, ведь тогда ты не была так открыта. Тебя всегда мог соблазнить другой самец, еще более хитрый и умелый. Ты была интересна, потому что к тебе проявляли интерес и другие! А что теперь? Какой смысл ему переживать о тебе, если ты сидишь дома? Ты все время на подхвате. Тобой больше никто не интересуется, ты не предмет вожделения многих, и тебя ни от кого не нужно охранять. Ты доступна, как картошка в любой базарный день. Ты больше не экзотический фрукт. Кстати, а почему ты не работаешь? — прекратив изматывать горькой правдой Маринину душу, спросила Галка.

— Но я же тебе пояснила, — виновато посмотрела на нее Марина. — Сережа не хотел, чтобы я оставалась на работе, и…

— А у тебя что, своих мозгов нет? — оборвала ее Вербина.

— Но он так хотел… — начала было оправдываться Марина, но Галка не стала слушать.

— Да мало ли что он там хотел, эгоист чертов! Только он видит твои наряды, твой макияж, а там могла бы видеть еще сотня других мужчин и женщин. Ты не занята на работе, у тебя нет срочных командировок, ты не задерживаешься допоздна и не ходишь на корпоративные вечеринки. Тебя даже приревновать не к кому, потому что всегда можно проконтролировать. Ты всегда доступна! Всегда на связи! Кстати, и связь-то у вас наверняка однобокая, — снова резала по живому Галка. — Он занят, у него переговоры, он встречается с друзьями, он идет с клиентами в ресторан и решает множество вопросов. А тебе выкраивается какое-то время, и то, насколько я поняла, сейчас он даже не считает нужным тебя в свет выводить, потому что у него есть масса других дел и забот. И во всем этом круговороте ты у него, ясно, не на первом и даже не на втором месте. Ты плетешься где-то в самом конце, потому что ради тебя не нужно больше жертвовать временем, не нужно пытаться застать на работе, не нужно дозваниваться часами. О какой заинтересованности может идти речь? Поверь, Марина, даже самая красивая и суперсовременная игрушка со временем надоедает, если она делает только запрограммированные движения. Не хочу тебя сравнивать с таковой, но вывод напрашивается сам собой. Ты — и только ты! — виновата в том, что с тобой произошло!

Марина опустила голову, готовая в любой момент расплакаться снова. Галка заметила это.

— А вот этого делать больше не смей! Небось и перед ним слезы ручьями проливаешь, да еще просишь, умоляешь быть к тебе хоть капельку нежнее и внимательнее. Иногда на крик срываешься от бессилия, хотя понимаешь, что все твои слова попадают в пустоту. Он только утвердительно кивает, не спорит, как бы соглашается — и делает так, как считает нужным и удобным.

Марина широко раскрытыми глазами смотрела на бывшую одноклассницу. Интересно, откуда Галка все это знает. Житейская опытность? Вербина словно прочитала ее мысленный вопрос, потому что тут же на него ответила:

— Я сама, Марина, такой дурой была в первом браке. Готова была ноги ему мыть — так хотелось быть верной и любящей женой. А что взамен? Все новые и новые любовницы! И тогда сказала себе — хватит! Выпроводила его из своей квартиры и ни разу об этом не пожалела… Послушай, а почему у вас нет детей? Все-таки три года — это срок…

— Как-то не сложилось, — коротко ответила Марина.

— Ну, это дело наживное, — констатировала Галка. — Кстати, а что ты думаешь дальше делать? — задала она неожиданный вопрос.

Ничего разумнее в голову Марине не пришло, и она сказала:

— Думаю пожить отдельно. Может, он попросит меня вернуться?

Марине действительно давно приходила в голову эта мысль. А что, если уйти? Как говорится, «не прощаясь, по-английски». Ей хотелось совершить дерзкий поступок и этим попытаться пробить ту стену, которая теперь разделяла их с Сергеем.