Два выкрикнутых ею слова понеслись по небу, разгоняя все прочие звуки. Через некоторое время порожденное ими громовое эхо утихло, и настала полная тишина. Ветер улегся, ручьи и реки перестали журчать, летомирские птицы прервали свои нескончаемые песни. От Великаньей страны до Черепашьего океана и снеговых вершин Зубастых гор звучали только последние отзвуки голоса Дженнифер Т. Так узнали Дальние Земли о скором конце света.

Издалека, как будто в ответ, донесся звук, от которого у Дженнифер Т. защемило сердце. Это был женский плач, горький, со стонами и всхлипами — так плачут, лишь будучи уверенными в своем полном одиночестве, когда можно излить свое горе в полную силу, без стеснения. Плач, хотя и слабый, нельзя было спутать ни с чем другим. У Дженнифер Т. вместо отклика тоже защипало глаза, сердце сжалось от горя; она забыла и о конце света, и о том, что висит вниз головой и монетки сыплются из ее джинсов. Неведомая женщина поплакала еще немного, а потом умолкла. Снова запели птицы, заверещали белки, взялись за работу бобры, самозабвенно запорхали бабочки, и привычные звуки Летомира оттеснили прочь и рыдания, и весть о Рваной Скале.

Громовица, летя над лесом, добралась до холмов, за которыми начинались Зубастые горы. Дженнифер Т. видела под собой ровную бурую землю, но в перевернутом состоянии не могла разобрать, что это такое — проплешина, мощеная площадь или пожарище. Посреди этой голой земли торчал высокий травянистый холм, весь покрытый одуванчиками, радующий глаз своей красотой, он казался зеленым островком в море пепла. Птица снизилась, и Дженнифер Т. разглядела расчерченные на пустыре теннисные корты, а также круги, решетки и параллелограммы других спортивных игр. В одних она как будто узнавала площадки для шариков или классики, других не знала вовсе. На площадках стояли феришеры с ракетками, молотками и кожаными мячами в руках. Все они смотрели на небо и на девочку, висящую в нем вниз головой. Один из них, повыше и покрупнее остальных, вскинул руку (то ли в приветствии, то ли подавая какой-то знак), и в ту же минуту громовица выронила Дженнифер Т. из когтей.

Она упала на холм, далеко от спортивного поля, и скатилась до самого подножия. На щиколотках остались красные отметины от электрических когтей громовицы. Дженнифер Т. села и потерла их. Земля под ней была твердая, но в то же время упругая и холодная — то ли глина, то ли засохший ил, а пахло от нее углем. Она походила на шкуру какого-то отвратительного животного, и Дженнифер Т. захотелось снова взобраться на холм, в траву и цветы. Тут набежали феришеры. Лопоча что-то на местном диалекте древнепророческого, они подняли ее и стряхнули грязь с ее джинсов. Дженнифер Т. еле успела поблагодарить их (по-английски само собой), но тут они принесли веревку и крепко примотали ей руки к бокам.

— Постойте! — сказала она.

На вершину холма вышла группа феришерок. Они сняли с плеч длинные луки и наложили на них стрелы с черными наконечниками и ярко-красным оперением. Наставив луки в небо, они прицелились. Дженнифер Т. подумала сначала, что они охотятся на громовицу, но птица уже улетела далеко в сторону гор, превратившись в крошечное пятнышко и продолжая уменьшаться. Лучницы целились в то, что находилось гораздо ближе и во что было гораздо легче попасть.

— Нет! — крикнула Дженнифер Т., но было уже поздно. Стрелы с шорохом взмыли в небо. Дженнифер Т., сбив с ног пару феришеров, повернулась кругом, чтобы видеть Скид, к которой летели стрелы. Три из них отскочили от прочной оболочки аэростата, и четвертая тоже, и пятая. Дженнифер Т. запрыгала на месте.

— Молодчина, мистер Фельд! Микроволокну ура!

Шестую стрелу перехватила в воздухе Таффи, переломила пополам и швырнула обратно.

— Есть! — завопила Дженнифер Т. — Эх вы, малявки… ой.

Седьмая стрела пробила ветровое стекло Скид со стороны пассажирского сиденья. Тоненько вскрикнул Клевер. Волшебная сила, которой он окружил микроволокнистую оболочку, рассеялась. Скид накренилась и сначала медленно, а потом все быстрее полетела вниз.

Пленников поместили в подземелье холма (или кнолла), в чистой теплой комнате с побеленными стенами и земляным, устланным тростником полом. Еду им подали в двух плетенках. В одной лежали кирпичики, спресованные из молотых орехов и сушеных фруктов. Солоновато-сладкие, они хрустели на зубах. Другую наполняли пакетики с чем-то вроде вареной картошки, завернутой в съедобные листья и напоминавшей по вкусу мускатный орех. Вода помещалась в глиняном кувшине с привязанным к ручке ковшиком и почему-то оставалась холодной все то долгое время, пока феришеры решали судьбу своих пленников. Кроме них пятерых, в камере сидела еще одна узница — маленькая рыженькая феришерка в зеленой курточке и мешковатых кожаных штанах. Она сказала, что ее зовут Роза-Паутинка.

Она принадлежала к племени, сбившему Скид, а их холм назывался «Одуванчики». Возраст у феришеров — понятие очень растяжимое, но она почему-то выглядела гораздо моложе Клевера. Она все время бегала туда-сюда по камере, и у нее была кукла — свернутая из замши уродина с клочком черной пряжи вместо волос. Этан никак не мог разглядеть, есть у этой куклы лицо или нет.

Роза-Паутинка сообщила им, что хрустящие кирпичики называются дурпанг, а блюдо, похожее на мексиканское тамале, — гуапатон. Она заявила также, что рувины от обоих этих деликатесов «с горшка не слезут».

— Не принимайте на свой счет, — сказала она, когда они спросили, почему с ними обошлись так сурово. — Они в последнее время вообще не в себе. С тех пор… — Она прижала к себе свою страховидную куклу, — с тех пор, как бейсбольного поля не стало.

— А что с ним случилось? — спросил Этан. Его, как и всех остальных, поразил своим видом серый пустырь вокруг холма. — Куда оно девалось?

Вместо ответа Роза-Паутинка только крепче притиснула куклу к щеке и отвернулась.

— Хотелось бы знать, что они собираются с нами сделать, — сказала Дженнифер Т. — Нам надо поскорее освободиться — у нас дела.

— Они теперь говорят и будут говорить еще долго, несколько дней. Только вам от этого все равно никакой пользы. За вторжение на феришерский холм полагается умалишение. Вас, рувинов, сведут с ума, а потом отправят назад в Середку, и будете вы там рассказывать небылицы, которым никто не поверит. А на снежную женщину наложат заклятье и пошлют работать на кухню на веки вечные.

— А Клевер? — Этан с тревогой взглянул на маленького вождя, который лежал на тюфяке без сознания.

— Клевер?! Из племени Кабаньего Зуба? Король хоум-рана? Вот он, значит, кто? — Роза-Паутинка подошла, чтобы рассмотреть вождя получше. — Он просто зачахнет, вот и все. Наконечники-то у стрел железные.

— Железо для эльфов — яд, — вспомнил Этан. Они перевязали феришеру рану — стрела пробила ему правую ладонь, не задев, к счастью, кость — но он с тех пор ни разу не шелохнулся и даже как будто съежился, стал меньше. Щеки и грудь у него ввалились. «Вот я и вспомнил что-то про эльфов, — подумал Этан, — а он и не знает».

— Да уж. — Роза-Паутинка, вздрогнув, провела по щеке черными куклиными лохмами. — Мы стараемся даже не прикасаться к нему. Лучниц нарочно приучают, с самого детства. Обувают их в железные башмаки и вешают цепочки на шею. У них и прозвище такое: железные. Но уж если железо пронзит феришера, дело его плохо. Даже железная луч-ница, случись с ней такое, высохнет, как стручок. Умереть ваш раненый не умрет, но и в себя не придет никогда.

— Зачем же вы тогда приделываете к стрелам железные наконечники? — спросила Дженнифер Т. — Чтобы убивать других феришеров?

— Не феришеров, а серошкуров и скрикеров. И рувинов тоже. К нам на Дальние Земли вечно лезут всякие вояки. Находят в Середке места, которые соприкасаются с Летомиром, и приходят сюда через наплыв. Приходится быть начеку.

Этан вспомнил атаку на Хотел-бич, грузовики и бульдозеры с эмблемой «Трансформ Пропертиз» и штабеля убитых берез. Войска Койота долго нажимали на чары, оберегавшие Кабаний Зуб, пока наконец не прорвали их и не сломали запрет на летние дожди.