Рэймидж засмеялся и почувствовал, словно ранен в голову снова.
— Но серьезно, Рэймидж, только преступный идиот попытался бы сделать то, что вы сделали с «Кэтлин». К счастью для меня, преступники иногда преуспевают. Вы преуспели, и я получил свою долю почестей, захватив два из четырех призов флота.
— Я рад, сэр.
— Я знаю, что вы рады, — сказал Нельсон тепло. — Но я сказал почести, но не признание. Я еще не видел главнокомандующего, и так как я действовал самовольно, как и вы, мы оба можем еще иметь неприятности. Но что бы ни случилось, мистер Рэймидж, если когда-нибудь в моих силах будет оказать вам услугу…
Рэймидж изо всех сил пытался найти подходящий ответ, когда Нельсон добавил:
— И я рад сообщить вам, что вы будете отосланы домой на фрегате «Живой» с сэром Гильбертом Эллиотом.
— Нет! — воскликнул Рэймидж. — Я имею в виду, пожалуйста, сэр, я предпочел бы оставаться с флотом!
— Но почему?
— Я… Ну, в общем, сэр, я хотел бы убедиться, что экипаж моего судна в порядке.
— Мистер Рэймидж, — сказал Нельсон мягко с улыбкой: — у вас нет никакого судна и поэтому нет никакого экипажа. И флот в состоянии позаботиться об оставшихся в живых.
Рэймидж чувствовал себя слишком слабым, чтобы спорить, и знал, что коммодор прав, поэтому закрыл глаза от усталости и боли.
— Я зайду к вам еще, — сказал коммодор сочувственно и покинул каюту.
— Каков «список мясника»? — спросил Рэймидж у Саутвика несколько минут спустя.
— Невероятно короткий, сэр. Двенадцать погибших. Эдвардса, помощника канонира, никто не видел еще до того, как мы столкнулись с «Сан Николасом» — думаю, убит ядром погонного орудия, — и еще одиннадцать моряков. Шестеро не смогли подняться на борт «Сан Николаса», и пятеро убиты в бою. Один из них — Дженсен, который был с вами в Картахене, убит снайпером с «Сан Жозефа». Только четверо раненых — вы, Фуллер и два младших матроса.
— Нам повезло, — сказал Рэймидж трезво. — Бог знает, как нам повезло.
— Вы были осторожны, сэр, — сказал Саутвик.
— Осторожен?!
— Я должен… — ну, в общем, сэр, я знаю, что это немного необычно, но экипаж судна просил, чтобы я сказал вам — настолько осторожно, насколько возможно, вы понимаете, сэр, — они ценят заботу, которую вы проявили, чтобы уменьшить потери.
— Если только вы… — воскликнул он, затем сказал: — Нет, поблагодарите их, Саутвик. Но с той минуты, как мы повернули к «Сан Николасу», я не верил, что хотя бы один из нас выживет.
Он глубоко вздохнул.
— И это — забота, которую я проявил, — добавил он горько. — Вместо более шестидесяти мертвых, я убил только дюжину.
— Нет, сэр, не думайте так. Вы несправедливы к себе. Мы должны были сражаться; некоторые из нас были бы убиты. Матросы знают это. Они думали, после того, как мы повернули, что они будут убиты. Они знали, что вы считаете, будто они не понимают этого, но они понимали, и они казались веселыми ради вас, сэр. И они имеют право благодарить вас.
— Я думаю, да, — сказал Рэймидж. — Но я был слишком удивлен…
Дверь открылась, и вошел полный хирург в очках.
— Ради всего святого, мистер Саутвик, — я должен попросить вас уйти. Наш пациент выглядит утомленным. Действительно, действительно, действительно! Вся моя работа уничтожена за пятнадцать минут болтовни, болтовни, болтовни!
Саутвик выглядел встревоженным и встал, чтобы уйти. Рэймидж закрыл глаза, когда штурман двинулся к двери.
На следующий день, в то время как Рэймидж возлежал в своем гамаке, раздраженный постоянным вниманием хирурга (который мгновенно уловил особый интерес коммодора к этому пациенту), корабли сэра Джона Джервиса заштилели с испанским флотом все еще в поле зрения. «В большом беспорядке», — сообщил Саутвик радостно.
На следующий день британский флот провел несколько часов, пытаясь миновать мыс Сент-Винсент против встречного ветра, и наконец сэр Джон решил войти в залив Лагос, к востоку от мыса Сент-Винсент, и вечером флот и его призы встали на якорь.
Рэймидж, которому разрешили сидеть на стуле, только что начал писать еще раз отцу — напрасно пытаясь прочитать то, что он написал в первом письме, пропитанном морской водой, — когда Саутвик вошел в каюту.
— От главнокомандующего, — сказал он, вручая Рэймиджу запечатанное письмо, адресованное лорду лейтенанту Рэймиджу, бывшему командиру куттера Его Величества «Кэтлин». — Я расписался за него. Каждый капитан получил такое.
Рэймидж прочитал письмо и задался вопросом, были ли остальные так же сформулированы. Ни единого упоминания ни коммодора, ни названия или роли «Капитана». А также не упомянуты ни капитан Троубридж и «Каллоден», капитан Фредерик и «Бленхейм», капитан Коллингвуд и «Превосходный».
Датированное «Виктори», залив Лагос, 16-го февраля 1797 года, оно гласило:
Сэр,
Никакими словами невозможно передать огромное восхищение, которое я испытываю относительно образцового поведения адмиралов, капитанов, офицеров, моряков, морских пехотинцев и солдат, бывших на борту каждого корабля флота, которым я имею честь командовать, во время энергичного и успешного нападения на флот Испании 14 числа сего месяца. Победный рапорт, переданный в руки Его Величества в этот день, целиком обеспечен их решительной доблестью (sic)[14] и дисциплиной, и я прошу Вас принять мою благодарность и признание заслуг корабля под Вашим командованием.
Ваше преданнейший слуга,
Дж. Джервис.
Саутвик наблюдал за ним внимательно и сказал:
— Это может вызвать неприятности, сэр.
— Откуда вы знаете? Вы прочитали это?
— Нет, сэр, не ваше; но капитан Мартин дал мне его письмо, прежде чем он прочитал его экипажу этого корабля. Он был довольно сердит — считает, что это — оскорбление коммодора.
— Ну, он не упоминает имен, таким образом нет никакого фаворитизма.
— Нет, но я слышал слухи с «Виктори», что в официальном письме сэра Джона в Адмиралтейство тоже не упоминаются капитаны или корабли.
Это казалось настолько невероятным, что Рэймидж высказал свое недоверие вслух.
— Это точно, сэр, весь флот уже знает, что сэр Джон написал одно письмо, капитан Колдер прочитал его и, будучи злобным человеком, сказал, что если отметить заслуги коммодора, это поощрит других не повиноваться приказам. Таким образом, сэр Джон написал другое письмо, не упоминая имен вообще.
Колдер! Рэймидж сразу понял, что история, вероятно, верна: было общеизвестно, что Колдер более чем ревновал к коммодору. (И отсюда, внезапно понял он, вероятно проистекает враждебность Колдера к нему: он, вероятно, думает, что Рэймидж один из протеже коммодора.) Удивительно, что сэр Джон не замечает этой злобности.
Раздался стук в двери, и вошел коммодор.
— Сидите и наслаждаетесь наградой, а?
— Поразительно небольшой наградой, сэр, — сказал Рэймидж, подняв письмо.
— Да ладно, слова на бумаге стоят меньше, чем действия, мистер Рэймидж, — сказал Нельсон беспечно. — В сражении «Принц Георг» израсходовал 197 бочек пороха, «Бленхейм» — 180, «Каллоден» — 170 и «Капитан» — 146. «Капитан» выпустил больше ядер, чем он должен был иметь на борту — когда у нас кончились ядра и картечь для 32-фунтовых карронад, мои матросы начали использовать 9-фунтовые пушечные ядра. Но когда будет опубликовано официальное письмо, я сомневаюсь, что эти четыре корабля будут названы даже однажды. Но имеет ли это значение в самом деле? Те, мнения которых в какой-либо мере для нас важны, скоро узнают, а кого волнуют остальные? Помните, если вы не будете раздражаться и ожидать справедливости, то, вероятно, поднимете свой флаг и в конечном счете доживете до глубокой и старости!
— Я надеюсь, что вы гарантируете это в письменном виде, сэр!
— Я только что сказал вам, чтобы не ждали справедливости! Но серьезно, Рэймидж, главное — забыть о разнице между выигрышами и потерями в сражении и думать об его окончательном эффекте.