Ночью ходил к берегам Крыма, в Феодосию. Большие корабли, получив повреждения при выгрузке десанта, зализывали раны. Нагрузка легла на транспортники и малый военный флот по доставке боеприпасов и снаряжения десантникам. Дмитрий знал, что Алеха Громов в Феодосии, но свидеться не пришлось.

Зазвонил телефон. Слухов снял трубку:

– Слушаю!

Звонили из штаба флота, из Политуправления. По голосу узнал Ивана Грозного, так прозвали начальника орготдела капитана второго ранга Ивана Васильевича Масорина. Вцепится, словно краб клешней, и ни за что не отцепишься от него, пока не дашь согласия на то, что он задумал или чего добивается. Настырный такой политработник. Командиры многих кораблей его недолюбливали.

– Тут делегация прибыла.

– Иван Васильевич, вы же знаете, что встречать делегации не по моей части, – попытался сразу отмахнуться Слухов. – Я же только из рейса вернулся, к берегам Крыма ходил. Команда устала.

– Повторяю! Тут делегация прибыла из столицы, ясно? Важные персоны.

– Ежели из столицы, то другое дело, – сдался Слухов, понимая, что спорить и возражать Ивану Грозному бесполезно, но все же спросил: – А почему именно ко мне?

– Дельный вопрос, – пробасил Масорин и пояснил, что им нужен командир торпедного катера или морского охотника, имеющий авторитет и боевые заслуги. – В составе делегации три женщины и мужчина; две из них – журналистки центральных газет. Делегацию интересуют вопросы экономии, хотят на этот счет развернуть всесоюзное движение. Нужен застрельщик, чтобы сделал почин. Хотят расписать о нем в газетах, так что у тебя есть шанс прославиться, – пояснил политработник и добавил, что в Политуправлении столовка не ахти какая, да и кормят по талонам, так что будь гостеприимным хозяином. – Накорми делегацию по-флотски, по нашему морскому стандарту, а если попросят, то и покатай на катере. О результатах встречи доложить!

– Есть!

Дмитрий положил трубку, задумался. Последние слова политработника настораживали. Они были со смыслом, особенно «морской стандарт» и «покатай».

Слухов, встретив делегацию, повел ее в кают-компанию:

– У нас, по морскому обычаю, гостей сначала кормят, а потом беседы. Не возражаете?

Возражения не последовало.

Обед прошел, как говорят в таком случае, в теплой дружеской обстановке. Фронтовые сто граммов и «морской стандарт» – флотский борщ, перловка с мясной тушенкой и компот. Не отказались от добавки.

Женщины оказались симпатичными, поджарыми, жилистыми, как скаковые лошади, обе – журналистки. А третья – «приятной наружности», была под стать спортсменкам, специализирующимся на толкании ядра, – крупная, осанистая. Мужчина, как на флоте говорят, типичный пиджак. Он и задал вопрос:

– У вас так всегда кормят?

– Понравилось?

– Даже очень! – дружно ответили женщины.

– Обычный морской стандарт, – сказал Слухов.

Гости как-то загадочно переглянулись, как бы мысленно продолжая меж собой разговор и утверждая правильность своих намерений.

– А вы и ваши матросы довольны нормами питания? – начала первой спортсменка, как ее определил Слухов.

– Краснофлотцы не обижаются, – ответил Дмитрий и добавил: – Идет война, на большее рассчитывать не приходится.

– А на меньшее? – задал вопрос мужчина, и по всему было видно, что он неспроста интересуется вопросами питания.

Его тут же поддержали обе журналистки. Стали говорить о трудностях, которые переживают люди в тылу, где все по карточкам, а на флоте остались еще довоенные, так называемые наркомовские, продовольственные нормативы, в том числе и бортовые пайки – шоколад, сгущенка, печенье.

– У летчиков, понятное дело, перенапряжение и перегрузки, а на море? Не всегда же штормит?

– Нет, не всегда!

Слушал их Дмитрий Слухов и только теперь понимал намеки Масорина, особенно насчет «покатать» гостей на катере. Хотят урезать, оттяпать скромную радость – бортовой паек? Многие моряки его собирают, эти крохотные плитки шоколада, баночки сгущенного молока, пачечки печенья, отсылают в тыл своим семьям… И чтобы он, орденоносный командир, дал на это свое согласие? У летчиков перенапряжение, а у катерников – приятное катание?

Дмитрий посмотрел на часы.

– Мы с вами начали серьезный разговор, а у меня, извините, плановый выход в море.

– А надолго? – спросила одна журналистка. – Если не надолго, то мы согласны подождать.

– На пару часов, рядовой выход. Погода солнечная, слегка морозная. Волнение – три балла, так, ничего особенного. Но вам, может быть, будет интересно побывать на катере, посмотреть, как несут вахту моряки по охране порта. Приглашаю!

Предложение было принято, как говорится, без обсуждения. Когда еще им, столичным, выпадет такая удача? Человек, если не знает, что его ждет впереди, обычно не ведает страха.

Командир морского охотника, отвалив от пирса, не спеша повел катер к выходу в открытое море.

– Какая красотища! – слышались восторги. – Солнце и море!

В открытом море Слухов врубил среднюю скорость в двенадцать узлов, и началась привычная болтанка. Вверх вниз, с боку на бок, вверх вниз… А потом, в море, Дмитрий прибавил скорость, но не такую, когда катер бешено мчится в атаку, но где-то близкую, узлов за двадцать. Тут-то и началось самое интересное! Ход по встречной волне. Когда, взлетев на гребень волны, катер обвалом, плашмя падает на воду. Шлепается днищем, как тяжелый плоский ящик, с высоты на асфальт. Бух!

Все внутри обрывается. Бух! Комок подкатывает к горлу. Бух! Очень неприятно, да еще когда в первый раз. Бух! Бух! Бух! Бух!..

Качало и бросало так, что через четверть часа члены делегации уже стали выворачивать наизнанку свои желудки. У гражданского «пиджака» хватило сил выбраться на палубу, и он мусолил борт. Потом тоже свалился. А внутри, в кают-компании… Не продохнуть! Густой запах борща и перловки, и всюду еще не переваренные компоненты – морковь, нарезанная соломкой, свекла, капуста, тушенка и серая перловка, прозванная шрапнелью…

– Как они там? – спросил капитан.

– Желудки уже повывернули. Хватит катать! А то кишки начнут опорожнять.

Когда отшвартовались, делегацию вынесли на носилках в санчасть. Слухов распорядился, чтобы каждому на носилки положили пакетик с шоколадкой, печеньем и баночкой сгущенки.

– Честно заработали бортпаек!

– Спасибо, Лара! Спасибо! – повторял Алексей и не отходил от стены.

Он смотрел и смотрел на свои дипломы и грамоты, заработанные в жарких боях на ринге, с терпкой радостью ожившей надежды. Он уже давно распрощался с ними и мыслить не мыслил, что все эти дипломы и грамоты он когда-нибудь снова увидит, поскольку был уверен в их потере. Алексей остановил взгляд на скромном, выцветшем и пожелтевшем от времени, невзрачном на вид, дипломе. Губы у него чуть дрогнули. Первая награда! За третье место на подростковом турнире «Открытый ринг»… Лара спасла, вынесла из разрушенного дома.

– Спасибо, Лара!

За столом, положив на стул автомат, молча орудовал ножом Сагитт. Крупно резал копченую колбасу, ноздреватый немецкий сыр, открывал консервные банки с мясной тушенкой. В вазе – крупные яблоки, на тарелке насыпан шоколад, наломанный кусками, открыта пачка с печеньем..

Командир спецгруппы Серебров запретил Алексею Громову, как он выразился, «шляться в одиночестве по родному городу во избежание всяких неприятностей». Прихватив дневной паек и еще кое-что из продуктов на складе, – Алексей наслышался о том, как бедствовали при оккупантах, – Громов вместе с Сагиттом заявился к Леоноре Шнайдер.

– Я всего на пару минут забежал тебя проведать! – выпалил Алексей, широкой и счастливой улыбкою, как светом, озаряя комнату.

Лара на мгновение застыла, онемев от нежданной радости, а потом вся внутри вспыхнула, кровь пошла толчками. Она чуть не бросилась ему на шею, но сдержала порыв сердца. Постеснялась при постороннем.

– А я вас так сразу не отпущу!

В соседней комнате, за прикрытой дверью, затаился Рудольф. Он тихо выполз из своего подполья. Сжимая в руке пистолет, он нервно грыз ногти, не решаясь действовать. В кого стрелять первым? В смуглого моряка или боксера, ставшему ему ненавистным? Открытая радость Лархен задела и вызвала щемящую ревность. С какой сладостью и упоением он всадил бы пулю в сердце боксера! Но они оба с автоматами. На выстрелы прибегут другие матросы. Это равнозначно самоубийству. А умирать ему не хочется. Ох, как не хочется! Особенно сейчас, когда появилась надежда выскользнуть из Феодосии. Вчера приходил крымский татарин Османов, он предупредил, чтобы сегодня поздним вечером ждал верных людей, они придут за ним…