Рудольф, взволнованный, ходил по комнате с пистолетом «Вальтер» в руке и бурно жестикулировал. Высокий, стройный. Белокурые волосы взъерошены, глаза горели, офицерский френч расстегнут.

– Это ты? – узнав Лару, опустил пистолет.

– Да, я, – сказала она, снимая шапочку.

– Я его убил! Убил! – выпалил он на немецком с какой-то дикой радостью.

– Говори на русском, я ж тебя не раз предупреждала! – остановила его Лара. – Стены тоже слышат!

– Это был бой! Настоящий поединок! Русские стреляли в нас, в меня и в Фердинанда! – На русском он говорил чисто, без акцента. – Фердинанд скрывался в соседнем доме. Понимаешь? Мы увидели двух русских десантников и выскочили одновременно на улицу! И стреляли! Они в нас, а мы в них! И я попал! Попал! Видел, как он свалился!

– Перестань паясничать! – Лара тряхнула кудрями, темные локоны рассыпались на плечи. – Твой Фердинанд уже лежит на улице мертвый.

– Это мой первый русский, которого я сам убил в бою!

– Хорошо бы, если б он был и последним, – строго сказала Лара. – Слышишь выстрелы? В соседнем доме десантники расправляются с такими же, как твой Фердинанд. С минуту на минуту они могут и сюда заявиться. А ты тут расфуфырился! Прячься в подвал!

– Я мстил за дядю, который мне стал родным отцом!

– А дядя, может быть, жив и находится в плену, – выпалили Лара, сама удивляясь своим словам, которые произнесла насчет плена. – В погреб!

– Вильгельм Гюнтер фон Штейнгарт живым никогда в плен не сдастся!

– В погреб! Быстро! Мне кушеткой люк закрыть надо.

О существовании своего дальнего родственника, жившего в Германии, Лара знала из рассказа матери. Знала еще задолго до начала войны. Отец никогда о нем не вспоминал и ничего не рассказывал.

Марта Францевна после печального известия о смерти мужа от укуса ядовитой змеи в далекой Средней Азии долго не могла оправиться. Она тяжело переживала потерю любимого человека, с которым прожила лучшие годы. Лара, чтобы хоть как-то утешить мать, отвлечь от грустных мыслей, расспрашивала ее о прошлом, о молодости, о далеких и бурных революционных годах начала века, особенно о том, где и как она познакомилась с отцом. Лару интересовало буквально все. Она засыпала маму вопросами. И как-то вечером, увлеченная воспоминаниями о своей молодости, Марта Францевна доверительно поведала о том, что скрывали от Лары долгие годы:

– У нас в Германии есть родственник, но только никогда и никому об этом не говори.

– В фашистской Германии? – шепотом переспросила Лара.

– Да, в самой Германии, – тихим голосом ответила Марта Францевна и снова предупредила дочь: – Только никогда и никому об этом ни единого слова! Это наша семейная тайна. И ни в каких анкетах, которые придется тебе заполнять, на вопрос о том, что есть ли родственники за рубежом, никогда ни указывай об этом. Ты уже взрослая и должна все хорошо понимать сама. Только за одно такое родство нас могут выслать в Сибирь на каторгу.

– А что за родственник? – тихо спросила Лара. – По твоей линии?

– Нет. По линии твоего отца.

– Мамочка, расскажи подробнее! – Лара прижалась к матери и заинтересованно зашептала: – Я буду молчать. Честное комсомольское! Обещаю тебе!

– Тогда слушай. – Марта Францевна понизила свой голос и тоже шепотом произнесла: – В Германии живет троюродный брат твоего отца Вильгельм Гюнтер фон Штайнгарт. Он твой дядя.

– Он фашист?

– Не знаю, доченька. Все может быть. Но знаю точно одно, что он военный.

– Откуда тебе известно, что он военный?

– Я его видела, – произнесла Марта Францевна и тут же умолкла, поджав губы, сожалея о том, что эти слова сорвались с языка совершенно непроизвольно.

– Видела? – у Лары заблестели глаза. – Когда, мамочка?

– Давно. Двадцать лет назад, когда немецкие войска пришли в Крым.

– А разве они были в Крыму?

– И в Крыму, и в Феодосии. Но недолго. В Германии началась тогда революция, и они уехали в свой фатерланд.

И больше ни слова о нем не сказала, несмотря на просьбы дочери.

А несколько дней назад, в рождественские дни накануне 1942 года, Вильгельм Гюнтер фон Штайнгарт появился в Феодосии. Лара испугалась, когда увидела в окно, как возле дома остановилась черная легковая автомашина, из нее вышел статный немецкий генерал и в сопровождении двух офицеров направился к ее дому. Спешно накинув на плечи пуховый платок матери, она пошла открывать входную дверь.

– Марта! – произнес генерал и широко улыбнулся. – Здравствуй!

В его радостном возгласе Лара женским чутьем невольно уловила то, что многие годы скрывала от нее мать.

– Нет, я не Марта, а Леонора, – ответила и добавила. – Марта – моя мама.

– Как похожа! – воскликнул генерал. – Как похожа!

– Проходите, – пригласила Лара.

В комнате он представился: генерал-лейтенант Вильгельм Гюнтер фон Штейнгарт, их дальний родственник, прибыл из Берлина в Крым, в Феодосии пробудет всего несколько дней. Он не мог упустить такую счастливую возможность, чтобы не повстречаться со своими родственниками, которых не видел почти двадцать лет. Потом он представил своего адъютанта майора Ганса Хельгерта.

– Майор Ганс Хельгерт! – повторил за генералом высокий плотный офицер, и на его лице появилась приветливая улыбка.

– А это твой кузен Рудольф, – представил генерал второго молодого офицера, высокого, худощавого, с узким лицом.

– Обер-лейтенант Отто Рудольф фон Штейнгарт, – поспешно представился кузен, и его голубые глаза, опушенные белесыми ресницами, приветливо заискрились. – Можно и просто Рудольф. Я даже не предполагал, что в России у меня есть такая красивая родственница!

– А где же Марта? – спросил генерал. – Надеюсь, ее мы увидим? Она дома?

– Мамы нет дома, – тихо сказала Лара.

– Надеюсь, она жива?

– Я этого не знаю…

И Лара рассказала им о том, как ее с мамой и семьи других немцев, словно арестантов, под охраной поспешно посадили в товарные вагоны и повезли из Крыма в глубь России, как на станции Джанкой Лара отпросилась у охранника и пошла с чайником за кипятком, а мама осталась в вагоне с вещами. А тут налетели немецкие самолеты и стали бомбить станцию и эшелоны. Все вокруг горело и взрывалось, Лара чудом осталась в живых, ей удалось спастись и убежать в степь…

– Жива ли мама или она погибла под бомбежкой, я не знаю…

Генерал слушал, хмурился и молчал. Потом прошелся по комнате.

– Вот, Ганс, трагический результат работы нашей хваленой разведки, – сказал он своему адъютанту. – Подумать только: немцы бомбили мирных немцев! Погоны срывать надо с тех, кто допустил такое!

Потом генерал пообещал Ларе сделать все, что в его силах, и разузнать о судьбе того эшелона, о судьбе Марты. И особо подчеркнул, что лично проявит заботу о дальнейшей судьбе Лары, просил о том, чтобы она помнила, что у нее есть приличные родственники и они не оставят ее одну в таком тяжелом положении.

На следующий день к дому подкатила грузовая машинам и двое рослых солдат внесли пару ящиков с мясными консервами, мешок муки, корзину с фруктами, много вяленой и копченой рыбы, бутыль с подсолнечным маслом и пакеты с горохом и рисом. Солдаты сказали, что продукты они доставили по распоряжению коменданта города, но Лара сразу поняла, что это забота генерала. Но самого Вильгельма фон Штейнгарта она больше не видела.

А через два дня, ночью под Новый год, она проснулась от страшного грохота взрывов и стрельбы. Они были похлеще, чем бомбежка в Джанкое. К ней в дом прибежал, спасаясь от преследования, насмерть перепуганный кузен.

– Русские высадили десант! – и взмолился – Помоги спрятаться!

Лара повела его в дальнюю комнату и открыла крышку подвала.

Штаб 44‑й армии, по требованию командующего армией, переехал из Феодосии, из уцелевшего корпуса полуразрушенного военного санатория, на железнодорожную станцию Сарыголь, поближе к своим действующим частям. Штаб разместился в каменном доме бывшего караимского купца первой гильдии, расстрелянного еще в начале двадцатых годов. Дом был добротный, просторный, сложен из крепкого белого камня, доставленного из Аджимушкая, из знаменитых каменоломен, что под Керчью, пережил многих хозяев в советское время – и партийных и ведомственных. Под домом имелся большой подвал, который штабисты тут же превратили в бомбоубежище.