Мой хмуро взглянула на изображение, покосилась на электрические рисоварки и, видимо, решившись, наклонила голову.

— Я вам помогу, но без протокола. Но прошу неприкосновенности для меня и моей служанки. В конце концов, речь ведь идет о самоубийстве.

Я подтвердил ее последний тезис кивком.

— Прежде всего я хочу знать, не это ли послужило причиной вашего отказа показать мне фильм? Не потому ли вы не позволяете устроить его просмотр даже частным зрителям? Это удивило меня больше всего. Если вы в самом деле хотели почтить покойного, почему не сделать достоянием мира его последнюю гениальную работу?

Мой не обратила внимания на мои вопросы.

— Скажите, где вы это взяли? У вас весь фильм или только один кадр?

Я покачал головой:

— Не заставляйте меня отвечать. Здесь вопросы задаю я.

На мгновение ее продолговатое лицо исказила злость, но она подавила ее привычным усилием воли. И театрально вздохнула.

— Видимо, я в ваших руках, детектив. — Она обвела глазами зал магазина. — Здесь не место для разговора. Если бы я знала, что вы хотите сыграть со мной такую шутку, никогда бы не предложила здесь встретиться.

Я проследил за ее взглядом. Все зависит от ощущения безопасности человека. Вокруг много людей, так что кто-нибудь может подслушать. С другой стороны, никто не знал, что мы договорились здесь встретиться, поэтому маловероятно, что за нами шпионят. Но, вглядевшись в лицо Мой, я понял, что она думает скорее об уединении, чем о безопасности. И не стал говорить: «Как насчет полицейского управления?»

Она извлекла супертонкий серебристый мобильный телефон, нажала всего на одну клавишу и заговорила, но не по-тайски и не по-английски. Я не специалист, но готов поставить Уолл-стрит против местного манго, что это был диалект теочью — язык выходцев из Шаньтоу. Закрыв телефон, она повернулась ко мне.

— Я велела служанке ехать домой на такси. Мы делали здесь покупки. Но вы это знаете, вы же за нами следили. — Она мрачно улыбнулась. — Моя машина на подземной стоянке.

Конечно, это был темно-синий «бенц» с расфуфыренным шофером, чья ливрея должна была наводить страх на полицейских и всех, кто попадался ему на пути. Водитель был сухопар и скорее всего без единого тайского гена. Я заметил: как и в случае со служанкой, фраза Мой на своем языке вызвала ответную реакцию со стороны шофера. Но когда мы выскользнули из гаража в пробку на Сукумвит, китаянка заставила его замолчать, закрыв стеклянную перегородку в салоне. Через пару минут я оценил ее осторожность — в целом в Бангкоке не было более уединенного и безопасного места, чтобы вести приватный разговор. Здесь до нас никто бы не добрался: слева «мерседес» забаррикадировал грязный автобус, справа — грузовик со стройки, впереди стояла вереница частных машин, сзади до самой реки подпирал поток транспорта. Пробка оказалась настолько плотной, что не могли протиснуться даже мототакси — злые седоки закрывали рот и нос. Гарь распространялась во все стороны и поднималась вертикально к небу.

Мой смотрела прямо перед собой на бесконечный поток транспорта. Наконец кашлянула и произнесла нетленные слова:

— Вы наполовину таец. Надеюсь, в вас достаточно азиатской крови, чтобы согласиться: существует такое понятие — «мир мертвых».

Я был готов к чему угодно, но только не к этой фразе. И постарался найти в ней второй смысл.

— Мир мертвых?

Но она меня, казалось, не слышала — сидела выпрямившись и развернув плечи и хмурилась, прислушиваясь к чему-то внутри. А затем заговорила. Слегка подалась вперед, полностью поглощенная возникающими в голове картинами, и, судя по всему, пыталась старательно пересказать то, что видела. К сожалению, она говорила на теочью, так что я не мог понять ни слова. Осторожно, чтобы не прервать ее транс, я опустил стеклянную перегородку на пару дюймов, и теперь водитель мог слышать ее слова. Его реакция была такова: через несколько минут он направил «бенц» к внутреннему ряду и, как только транспорт двинулся с места, свернул в боковую улочку, схватил мобильный телефон и стал звонить. А когда закончил разговор, повернулся ко мне.

— Вам лучше уйти. Служанка приедет, позаботится о ней. Она принимала красную таблетку, пока была с вами?

— Да.

Шофер покачал головой.

— Это снадобье на основе опиума. Самое худшее, что есть в ее коллекции. Каждый раз, когда она это принимает, впадает в транс и разговаривает со своими предками. Она теперь не с нами. Уходите. Когда действие наркотика закончится, она может повести себя совсем не любезно.

Я понял, что по какой-то причине водитель не хотел, чтобы я оставался в машине, когда появится служанка. Кивнув, я вылез из «мерседеса» и направился в сторону пробки на Сукумвит. Но, пройдя несколько ярдов, обернулся. Шофер снова сидел за рулем. Он полностью открыл перегородку и внимательно слушал репортаж с Дальнего Берега.

В конце фильма Сукума стошнило. Он с самого начала следил за действием с пугающим напряжением и наконец запачкал пол, на котором сидел с моим ноутбуком. Пришлось доставать полотенце и ждать, пока он примет душ и переоденется во что-то из моего гардероба, хотя мои вещи были ему велики. Все это происходило будто вне времени — после сеанса Сукум передвигался еле-еле и почти ничего не говорил. Я мог бы понять возмущение, потрясение, в конце концов, но шедевр Фрэнка Чарлза подействовал на него по-другому. Я почувствовал, что Сукум понимает картину на таком глубинном уровне, куда мне нет доступа. Но он ведь не любитель кино — сомневаюсь, что он смотрел что-то серьезнее «Человека-паука».

Когда мы вышли из дома, шел дождь, и я вспомнил, что нас задел тропический ураган, который всей силой обрушился на Вьетнам. Небо было сланцево-серым, ветер с востока мотал верхушки деревьев, словно тряпичные куклы. В такси, по дороге в управление, его молчание стало меня раздражать, и я попытался заговорить о деле.

— А что с двумя другими мужьями Мой — теми, что остались в живых? Ты ими занимался, когда пытался ее прижать?

— Конечно, — проворчал Сукум.

— И что?

— Один брак продолжался четыре года, другой — шесть месяцев. Первый муж был китайцем из Гонконга, второй — американцем.

Я заметил, что он говорит больше как подозреваемый, чем как полицейский — в ответ на каждый вопрос выдает минимальное количество информации, но не стал придавать значения.

— Четыре года? Трудно представить, чтобы Мой продержалась в браке так долго.

— Она и не продержалась. Но в то время была еще молода и старалась не нарушать правил своего класса, поэтому делала вид, будто в семье у нее все в порядке. На самом деле их отношения испортились через несколько месяцев. Муж находил предлоги уезжать в Гонконг и на Тайвань и в конце концов стал появляться в Таиланде все реже, пока они официально не объявили о разводе.

— А другой, американец?

Сукум позволил себе кисло улыбнуться.

— Этот парень был не дурак. Быстро понял, что к чему. А через год взбрыкнул, вскочил в самолет и улетел в Штаты, хотя деловые связи сохранил.

— Деловые связи? — переспросил я как порядочный коп, но Сукум не смотрел мне в глаза. — Деловые связи с бывшей женой… В этом неплохо бы покопаться.

— Зачем? — Сукум отвернулся к окну. — Мы же охотимся не за ней. Мы расследуем самоубийство.

Я решил не настаивать.

— А двое других? Те, которые умерли?

— Один англичанин. Скончался от инфаркта, хотя ему не было и сорока. Другой тоже фаранг — француз. Его на Одиннадцатой сой сбил пикап. В обоих случаях Мой в стране отсутствовала, и это всех насторожило. Но во время вскрытий ничего подозрительного не обнаружили, поэтому серьезного полицейского расследования не вели.

Детектив Сукум основательно и надолго замолчал, словно оказался в том месте, где без остановки крутят последний фильм Фрэнка Чарлза. Наконец я не выдержал.

— Что с тобой? Признаю, крови в конце фильма достаточно, но, Будда свидетель, ты же полицейский!