– Эй, Джимми! Тут один мой приятель у телефона, разыскивает сведения двадцатипятилетней давности, когда ты еще наводил ужас на целомудренных птичек. Как раз трех пташек это и касается. Джимми, ты, случаем, не помнишь, как они тут померли все три в один день в пятьдесят четвертом году?

– Три сразу? О да, я помню. Одна из них Кэтти Коннэли. Они утонули. Они катались на лодке, лодка перевернулась, ну и…

– В марте на лодке? – перехватил трубку Брэй.

– В том-то и штука, сэр. Вы ведь знаете, как бывает. На молоденьких всегда хотят полюбоваться сынки богатых. Их хлебом не корми, дай взглянуть на девчонку без всего. У них там была вечеринка, и кто-то предложил покататься на лодке…

– А кто-нибудь еще утонул?

– Конечно нет. Такого не случается с ними. Я имею в виду, что богатенькие сынки обычно хорошо плавают. Ведь так?

– А где это произошло, не припомните?

– Да, я помню, сэр. На побережье в Маблихед.

– Спасибо, – сказал Скофилд и повесил трубку.

– Что, плохи дела? – спросил студент, увидев выражение лица Скофилда.

– Да. У меня есть еще с десяток имен. Не мог бы ты пробежаться по ним как можно быстрее?

Из восьми медсестер четыре были живы. Одна переехала в Сан-Франциско, адрес неизвестен; другая проживала с дочерью в Далласе. Две оставшиеся находились в психиатрической лечебнице "Приют блудных". Хирург-косметолог скончался восемнадцать месяцев назад в возрасте семидесяти трех лет. Однако еще один хирург – Натаниэл Крауфорд – вышел на пенсию и поселился в Куинси.

– Можно мне воспользоваться этим телефоном? – спросил Брэй паренька. – Я оплачу переговоры.

– За последнее время я ничего не наговорил по этому телефону. Валяйте, будьте как дома. Брэй набрал номер.

– Крауфорд у телефона, – послышалось в трубке. Голос был резкий, но человек явно не собирался хамить.

– Мое имя – Скофилд, сэр. Мы никогда не встречались, и я не врач. Меня интересует один случай из вашей медицинской практики в вашу бытность хирургом в массачусетской центральной больнице. Если не возражаете, поговорим о нем накоротке и скоренько? – О каком пациенте идет речь? У меня их тысячи.

– Конгрессмен Джошуа Эпплетон, с вашего позволения, сэр.

Повисла пауза. Когда Крауфорд заговорил, голос его был не только резок. В нем слышались нотки недовольства.

– Один из тех проклятых случаев, что преследуют тебя до могилы. Ну что ж, я не практикую вот уже два года. Стало быть, что бы вы ни сказали или я ни произнес, это не может повлиять на мою репутацию. Скажем так, я ошибся.

– Ошибка? – Брэй замер.

– Я их часто делал. Двенадцать лет я практиковал как хирург. Мое заключение есть в истории болезни Эпплетона. Будем считать, что рентген подвел, не показал истинной картины, или электронное оборудование выдало не те данные.

О Боже! В медицинском деле Эпплетона не было никакого заключения доктора Крауфорда!

– Вы связываете факт вашего отстранения с этим случаем? То есть считаете ли вы, что вас заменили именно поэтому и Эпплетон получил другого хирурга?

– Отстранили? Да нас вышвырнули под зад коленом по требованию членов семьи. Меня и Томми Белфорда.

– Того самого Белфорда, что пользовал Эпплетона как хирург-косметолог?

– Хирург по пластическим операциям! И добавьте – классный специалист. Томми выворачивал лица наизнанку так, словно он был сам Господь Всемогущий. Он перетрудился, я думаю, когда латал ту голову. Его пациент едва не помер, а Томми сломался.

– Вы имеете в виду его кровоизлияние?

– Да. Хорошо, что под рукой у них как раз в тот момент оказался швейцарец. Он же оперировал и Томми, но было уже поздно.

– Когда вы говорите "швейцарец", вы имеете в виду хирурга, который сменил вас?

– Вы догадливы… Великий герр Доктор из Цюриха. Этот негодяй обращался со мной как с медицинским недоучкой.

– А куда он потом делся, этот герр Доктор?

– Уехал в свою Швейцарию. Никогда не интересовался его дальнейшей судьбой.

– Послушайте, вы сказали, что сделали ошибку. Подвели или снимки, или оборудование. О какой ошибке вы говорите?

– Я-то сам не допускал ошибки в методах лечения. Я ошибся в своих выводах. Видите ли, мы держали его на системе полного жизнеобеспечения. Вот именно, полного. Он был очень плох и без этого оборудования не протянул бы и дня. Он жил как в банке с питательной средой. Биологическое существование, растительная жизнь. И потом из него бы вышел "овощ". Знаете этот термин?

– Да. Значит, вы не видели никаких перспектив на выздоровление?

– Я просто хирург, я не Господь Бог. – Крауфорд понизил голос до хрипоты. – Я считал, что этот Эпплетон не только далек от выздоровления, но что с каждой минутой, на которую мы продлевали его физическое существование, он теряет минуту существования духовного. Вот в чем была моя ошибка.

– Спасибо, что поговорили со мной, – сказал Брэй.

– Я уже сказал, что теперь это ни на что не влияет. Потому я и не возражал. К тому же я провел с ножом в руке многие годы и не часто ошибался.

– Я уверен, что вы не ошибались, сэр. До свидания. – Брэй повесил трубку. Студент читал свой учебник.

– Рентгеновские снимки?.. – задумчиво произнес Брэй.

– Что? – спросил негр. – Что рентгеновские снимки?

Брэй подсел к пареньку. Если ему когда-нибудь и нужен был друг на время, так это сейчас, и он был уверен, что нашел его.

– Насколько хорошо ты знаешь различные службы госпиталя?

– Это огромная территория, сэр.

– Но ты же знал, кому позвонить насчет трех медсестер.

– Я проработал здесь три года. Я осмотрелся.

– Нет ли здесь хранилища с рентгеновскими снимками?

– Хранилища, в смысле архива? То есть снимки двадцатипятилетней давности, к примеру?

– Да.

– Есть. Это не такая уж сложная задача.

– А можешь добыть мне один такой?

Студент поднял брови.

– А вот это уже другая задачка.

– Но я заплачу. Правда.

– "О человек! Не хлеба взалкал я, поверь! Я не краду, не убиваю, и Господь Бог знает, что я не унаследовал".

– То, о чем я попрошу тебя, – самое законное, даже нравственное деяние из всех, о которых я мог бы просить. Я не лжец.

– А если и лжец, то чертовски убедительный. И у вас неприятности. Это я уже понял. Так что же вы хотите?

– Рентгеновский снимок полости рта Эпплетона.

– Его рта? Именно рта?

– В свое время было сделано очень много снимков его головы, и, как я полагаю, среди них должны также быть снимки челюстей. Ведь ему же вставляли зубы. На снимках можно видеть и работу зубного врача. Сможешь ли ты достать их?

Тот кивнул.

– Думаю, да.

– И еще одно. Я понимаю, что это может прозвучать оскорбительно, но тем не менее. Сколько ты получаешь в месяц?

– Я загребаю здесь от восьмидесяти до девяноста долларов в неделю. Это примерно триста пятьдесят в месяц, что совсем неплохо для студента. Кое-кто из здешних служащих имеет меньше.

– Предположим, я предложу тебе десять тысяч долларов, чтобы ты слетал в Вашингтон и привез мне другие снимки. Всего-навсего конверт со снимками.

Негр смотрел на Брэя, как будто тот свалился с луны.

– Десять тысяч долларов? "Предположим"? Да я бы сказал: "А что тут предполагать. Не тяни резину!"

– Прекрати. Так ты согласен?

– А в этом нет ничего незаконного? Это не круто?

– Для тебя будет незаконно и круто, если ты будешь знать больше, чем я сказал тебе.

– А-а, так я просто курьер? Посредник? Лечу в Вашингтон и привожу назад конверт… со снимком?

– Возможно, с двумя или несколькими небольшими снимками. Только и всего.

– А это снимки чего?

– Это снимки челюстей Джошуа Эпплетона.

Было уже половина второго, когда Брэй добрался до библиотеки на Бойлстон-стрит. Его новый знакомый Амос Лэфолэт готовился к вылету двухчасовым челночным рейсом в Вашингтон и должен был вернуться в Бостон к восьми часам вечера. Скофилд будет встречать его в аэропорту.