Энджи смутилась:

— Прямо не знаю, как мне тебя…

— Оставь, пожалуйста! — перебила Кейт.

Энджи встала.

— Я уезжаю в конце этой недели, но когда ты победишь на выборах, не забудь пригласить на торжество.

— Не «когда», а «если». Какое же торжество без тебя?

У самой двери Энджи обернулась:

— Ты сейчас меня, наверно, убьешь, но я все равно скажу. Ты будешь последней дурой, если от него откажешься.

Кейт нахмурилась:

— О чем ты?

— Ты прекрасно знаешь: о Сойере.

— Это пройденный этап. — Кейт побледнела.

— Все зависит от тебя.

— Нет, с ним все кончено, — упрямо сказала Кейт, и ее лицо стало непроницаемым.

Энджи вздохнула:

— Ну что с тобой делать? Уперлась, как мул. Кто бы ко мне так относился, как Сойер к тебе относится!

Энджи захлопнула за собой дверь. Кейт осталась стоять с раскрытым ртом.

Томас Дженнингс вышел из здания миссии и сразу попал в кольцо репортеров.

— Воронье проклятое, — прошипел он, пытаясь увернуться.

У него ничего не вышло. Они действительно готовы были рвать его на части, словно падаль.

— Дайте пройти, — отмахивался Томас.

Бойкая журналистка сунула ему под нос микрофон:

— Святой отец, кому из женщин сейчас принадлежит ваше сердце?

— В самом деле, святой отец, кто она?

— Как ее зовут?

— Что теперь говорит ваша паства, святой отец?

— Святой отец, как вы могли бросить ребенка? Кем же надо быть, чтобы дойти до такого зверства?!

Тяжело дыша, Томас пробивался сквозь толпу.

— Прочь с дороги! Отстаньте. Я не собираюсь отвечать ни на какие вопросы.

Проклятье! Надо было отсидеться в офисе. С другой стороны, не будешь же всю жизнь прятаться от людей. Впрочем, не исключено, что именно это его и ждет — по ее милости. Он готов был оторвать ей голову своими руками.

Работая локтями, Томас едва добрался до машины, торопливо отпер переднюю дверь и включил зажигание.

— Убирайтесь с дороги, не то всех передавлю! — в бессильной злобе кричал он сквозь стекло.

Он был способен на все. Его душил гнев. И страх. Кровь пульсировала во всех жилах.

Наконец Томасу удалось выехать со стоянки. Одежда намокла от пота. Он чувствовал, что зажат в тиски. После бесстыдного заявления Кейт его телефон не умолкал. Паства пришла в бешенство, все пожертвования немедленно прекратились.

Телевизионные спонсоры отказали ему — все, кроме двоих, но это был только вопрос времени.

Он с такой силой сжал руль, что хрустнули суставы пальцев. Всю дорогу он так и просидел, втянув голову в плечи, и только когда зарулил на подъездную дорогу, позволил себе распрямиться. Тишина. Сюда репортеры еще не добрались.

Томас вылез из машины и с облегчением взглянул на свой дом. Потом вытер лицо платком, достал портфель и направился ко входу. Очутившись в холле, он споткнулся о какой-то тяжелый предмет и чуть не упал.

— Это еще что?

— Разве не понятно?

Томас в бешенстве уставился на чемоданы (его чемоданы!), а затем поднял глаза на Аннетту, которая остановилась на середине винтовой лестницы.

У Томаса дернулся кадык.

— Это мой дом, черт побери!

Она засмеялась холодным, пронзительным смехом:

— Построенный на деньги моего папы!

— Он записан на мое имя, ясно тебе?

— И на мое тоже. Только это уже неважно. Ни один судья ни в каком штате не присудит его тебе.

— Убирайся к черту.

— Сам убирайся. Будешь корчиться в адском пламени, а я полюбуюсь. Видеть тебя не могу. Катись к своим потаскухам. — Аннетта запрокинула голову и опять зашлась хохотом. — Здорово она тебя припечатала, ничего не скажешь! На вид милая судейская дамочка, а какие острые зубки, прямо клыки, да и только. Прискорбно, конечно, что это и по мне ударило. — Ее глаза смотрели жестко и беспощадно. — Хватит, я столько лет была женой чудовища.

— Тебе не удастся меня выставить!

Тут на верхней галерее появился огромного роста человек с седой шевелюрой и мощными бицепсами. У Томаса душа ушла в пятки. Это был его тесть, Райли Холкомб, с которым у него не было ни малейшего желания связываться.

— Если ей не удастся, так я подсоблю, — пообещал он, не повышая голоса. — Ты осрамил нашу семью, весь штат, святую церковь. — Он посмотрел на часы. — Сейчас как раз слесарь врезает новые замки в помещении миссии.

— Что? — завопил Томас. — Не имеете права!

— Здание принадлежит мне. Я имею право делать там все, что захочу. Забирай чемоданы и езжай отсюда, слышишь? — Видя, что Томас прирос к полу, старик оглушительно гаркнул. — Вон отсюда!

Томас сорвался с места, как настеганный, и засуетился вокруг чемоданов. Он смог дотащить их до крыльца, но тут силы оставили его.

Что делать? Куда деваться? Он был раздавлен, опозорен. У него в машине, в ящичке под приборной доской, лежал пистолет. Может, лучше пустить себе пулю в лоб, чем жить изгоем? Но Томас знал, что на это у него не хватит духу.

Хуже всего было сознавать, что эта тварь, Кейт Колсон, все-таки одержала над ним верх и он вынужден бежать, как побитый пес.

Томас удрученно поплелся к машине.

Сойер читал сообщения из зала суда. Его губы тронула презрительная улыбка, когда ему на глаза попалось имя Харлена Мура: тому предстояло провести за решеткой не один год. Он выйдет на свободу старой развалиной.

В свое время Сойер по поручению Харлена проверил этого пресловутого покупателя из Тампы и выяснил, что там комар носу не подточит. Так что Харлен сам угодил в эту вонючую лужу.

К приговору, который присяжные вынесли Харлену, Сойер отнесся со сдержанным одобрением, зато прочтя заметку о Томасе Дженнингсе, он пришел в неописуемый восторг. Ему было приятно, что Кейт использовала присланные им материалы.

Но радость его была недолгой. После разрыва с Кейт он ходил как в воду опущенный. Руководство конторой по сути дела пришлось взять на себя Ральфу.

В последнее время у Сойера все валилось из рук. Единственным светлым пятном стал оправдательный приговор, вынесенный одному из его клиентов, которого обвиняли в неоказании помощи пасынкам, погибшим при пожаре. Здесь Сойер мог собой гордиться. Именно он нашел доказательства невиновности, которые переломили весь ход процесса. Но сейчас даже эта мысль не согревала Сойера.

Он включил видео и поудобнее устроился в кресле. На кассете было записано выступление Кейт перед представителями прессы. Сойер сам не знал, сколько раз прокручивал эту запись — он уже сбился со счета. Ему необходимо было постоянно видеть перед собой Кейт.

Сейчас ее лицо заполнило весь экран. Он никогда не видел ее такой прекрасной. Если бы не темные тени под глазами, это лицо можно было бы назвать совершенным. Лучи солнца играли в ее блестящих волосах. Сойер вспомнил, как шелковистые пряди струились у него между пальцами. Ему была до боли знакома крошечная голубая жилочка, пульсирующая в ложбинке шеи.

Сойер не мог усидеть спокойно. Эти воспоминания возбуждали его. Он тихо застонал. В его жизни не было ничего прекраснее той ночи, проведенной с Кейт. Почему он не смог удержать ее?

До выборов оставалось меньше месяца. Она, несомненно, победит. Избиратели оценили ее откровенное и мужественное признание. Кейт ожидало большое будущее.

Но черт побери, нельзя же сказать, что ее волнует только работа! Когда они были рядом, теплота сквозила в ее взгляде, звучала в ее голосе, ощущалась в каждом ее прикосновении.

Почему все это кончилось?

Сойер снова и снова перебирал в уме события того рокового дня и не понимал, почему он не объяснился с ней, почему не произнес ни слова в свое оправдание, почему не рассказал, что принял поручение Харлена, когда еще толком не знал ее. Ведь ясно же, что она тогда была для него не более чем очередной клиенткой. Если бы Сойер знал, что может потерять ее, он бы заставил ее себя выслушать.