Она купила дом, но ей вечно не хватало времени, чтобы в полной мере насладиться покоем и уединением. Видимо, подумала Кейт, с годами она стала эгоисткой. Теперь ей хотелось больше времени уделять себе самой. Может быть, именно по этой причине она согласилась перейти на должность окружного судьи.

Кейт положила ручку, отвела взгляд от слепящей лампы и потерла утомленные глаза. Сегодня ей многое удалось сделать по работе, так что день прошел не напрасно. И потом завтра суббота, можно будет целый день посвятить саду.

Телефон молчал весь вечер. Почему он не позвонил? Она в задумчивости грызла карандаш. А вдруг он больше никогда не позвонит? Она напрасно пыталась себя убедить, что ей это совершенно безразлично, что ей нужен только отчет о ходе поисков. Они оказались куда более затяжными, чем можно было ожидать, но ей до сих пор не приходилось сталкиваться с розыском пропавших. Однако в глубине души Кейт понимала, что ее нетерпение связано не столько с отсутствием сведений, сколько с тем, что он давно не давал о себе знать.

Она лелеяла надежду увидеть его, услышать его голос, прикоснуться к нему . У нее устали глаза и затекли плечи от долгого сидения над материалами дела. Прогоняя прочь тревожные мысли, Кейт опустила голову на руки.

Тут до ее слуха донесся неясный шорох. У нее заколотилось сердце. Может, почудилось? Нет, вот опять. Кажется, это открылась и закрылась дверь. Неужели кто-то вошел в приемную? Но кто же? Она взглянула на часы: это, по всей видимости, Пит, швейцар. Или кто-то из коллег-судей. Не она одна работала вечерами.

Кейт замерла, ожидая, что в дверь постучат. Ни звука. Нахмурившись, она встала.

— Кто там? — громко выкрикнула она, чувствуя, что по спине пробежал предательский холодок.

Ответа не было.

Она хотела было выйти в приемную, но вдруг дверь широко распахнулась. В кабинет вошел Томас Дженнингс и с грохотом захлопнул за собой дверь.

У Кейт перехватило дыхание.

— Ну, здравствуй, Кейт!

Его холодный, торжествующий голос вернул ей силы.

— Убирайся! Немедленно!

Томас захохотал:

— Чего захотела! У меня к тебе есть дельце.

— Нам больше не о чем говорить.

— Ай-ай-ай, ваша честь, не к лицу судье обманывать старого приятеля, я бы даже сказал возлюбленного.

— Ты омерзителен.

Он снова разразился хохотом.

— Если у тебя не пропало желание обзываться, значит, я еще хоть куда!

Кейт захотелось броситься на него и выцарапать ему глаза. Что за наглость! Ее затрясло, но она стала бы себя презирать, если бы позволила Томасу это заметить. Любой ценой нужно было держать себя в руках. В конце концов, что он ей может сделать? Ничего, успокаивала она себя. Здесь она в безопасности. Или нет? Ей вспомнилась авария на скользком шоссе.

— У меня к тебе небольшой разговорчик.

— Пошел вон! — закричала Кейт.

Томас не подчинился. Наоборот, он подошел ближе, обдав ее запахом своего одеколона. Кейт чуть не задохнулась. Можно было подумать, что он вылил на себя целый флакон. Но сам-то он наверняка считал, что именно так и должно от него пахнуть, что в этом отношении, как и во всех остальных, он — само совершенство. На нем был сшитый на заказ костюм и дорогой галстук. Внешность его оставалась безупречной — если не считать лица. Его глаза и улыбка источали зло. Кейт невыносимо было оставаться с ним рядом. Словно угадав ее мысли, он скривился:

— Думаешь, на тебя нет управы? Думаешь, тебе будет позволено безнаказанно вмешиваться в мою жизнь? Так имей в виду, это тебе даром не пройдет.

— Ты сам не знаешь, что говоришь.

Томас подступил еще ближе. Кейт отпрянула.

— Ну почему же? Я говорю про Сойера Брока.

Кейт на мгновение закрыла глаза.

— А тебе-то что до него?

— Ты наняла эту ищейку следить за мной!

— Ты в своем уме? Зачем мне это? Я и так знаю твою самую грязную тайну. — Она смерила его презрительным взглядом. — Мне до тебя не больше дела, чем до помойной ямы.

Томас побагровел:

— Тогда зачем ты наняла сыщика?

— Не твое дело.

— Врешь! Если не для того, чтобы следить за мной, значит для того, чтобы разыскивать твоего выродка.

— Ну и мразь же ты, Томас Дженнингс!

Он рассмеялся своим обычным злобным смехом:

— Дай ему расчет, поняла?

— А если я откажусь?

— Откажешься — пожалеешь.

— Как я уже пожалела, когда ты пытался столкнуть нас под откос?

Его выражение лица не изменилось:

— Не понимаю, о чем ты.

— Где тебе понять! — скептически протянула Кейт. — Впрочем, какое это имеет значение? Смешно было бы ожидать, что ты сознаешься.

Злобный огонь в его глазах разгорался все сильнее.

— Похоже, немало есть людей, у которых вы — как кость в горле, ваша честь. Они рады были бы с вами свести счеты.

— Ты все высказал? Тогда убирайся и больше не приходи.

— Я пока не уверен, что мы друг друга поняли. Не суйся куда не следует, не то пожалеешь. Выбрось из головы свое подзаборное отродье. Забудь, что знаешь меня.

— Кто ты такой, чтобы мне приказывать?

— Ты знаешь, кто я такой и почему приказываю. Советую тебе прислушаться.

Он подошел еще ближе, приперев Кейт к стене. Она оказалась в ловушке.

Томас нависал над ней, обнажив зубы в хищном оскале:

— Считай, что это последнее предупреждение.

— Тебе меня не запугать, — ответила она, уничтожая его взглядом.

Вдруг Томас схватил ее за руку и рывком притянул к себе, обдавая ее лицо горячим дыханием.

— Сейчас же отпусти!

— Поклянись, что сделаешь, как я велел.

— Не дождешься, — бросила Кейт. — Ты еще поплатишься за то, что бросил моего ребенка. Понял? Тебе это даром не пройдет!

— Ах ты, тварь! — Томас что есть сил встряхнул ее.

Кейт пыталась вырваться:

— Отпусти, тебе сказано!

— Заткнись!

— Ни за что! — закричала Кейт. Но это был уже не отчаянный крик девочки-подростка, искавшей любви. В этом крике звучала ярость женщины, которая умеет за себя постоять.

Томас, сжимая одной рукой ее запястье, занес кулак для удара.

— А ну назад!

И Кейт, и Томас замерли от неожиданности, как статуи. Кейт лихорадочно пыталась сообразить, что произошло. Неужели Сойер? Невероятно, но это был он.

— Руки прочь от нее, — негромко сказал Сойер, но его слова звучали, как удары ножа.

Томас не обернулся и не ослабил своей хватки.

— Пошел ты к черту!

Как голодный пес бросается на кусок мяса, Сойер ринулся к Томасу, схватил его за плечо и грубо развернул. Томас завопил:

— Как ты смеешь…

Сойер отшвырнул его к стене. На какой-то момент Томас затих, но тут же пришел в себя и, как бешеный бык, бросился на Сойера. Тот был наготове: он схватил его за шиворот и дважды ударил в челюсть. Томас скорчился на полу.

Сойер даже не запыхался. Он посмотрел на обмякшее туловище Томаса.

— А ну, ползи отсюда, чтобы духу твоего здесь не было.

— Ты за это заплатишь, — прошипел Томас, пытаясь подняться.

— Держи карман шире. — В холодном взгляде Сойера не было ни тени жалости. — Советую не попадаться мне на глаза. Если ты ее хоть пальцем тронешь, я с тебя живьем шкуру спущу.

Томас понял, что проиграл. Держась за стену и едва переставляя ноги, он поковылял к выходу. Сойер захлопнул за ним дверь и щелкнул замком. Кейт, бледная, как полотно, оперлась на стол. Ее била дрожь.

Сойер дошел до середины кабинета, словно раздумывая, что делать дальше. Глаза Кейт наполнились слезами.

Кровь отхлынула от лица Сойера:

— Тебе больно?

— Нет, просто знобит.

— Я не шутил. Если он вздумает тебе досаждать — ему не жить.

Кейт видела, что это не пустая угроза. Может быть, она бы и не возражала, чтобы Томас получил по заслугам, но хотела поквитаться с ним сама.

— Я очень благодарна, — прошептала она.

— Мне не нужна твоя благодарность. — Его голос вдруг сел.

Кейт облизнула пересохшие губы:

— А что нужно?

В кабинете повисло молчание.