Но для Мэтлока этот мир потерял значение. Он начал отходить от него уже в двадцать с небольшим, на последнем курсе Амхерста, и окончательно порвал с прошлым после службы в армии.

Трудно назвать что-то единственное, что привело Мэтлока к неприятию своего мира. Все началось еще дома, где обычно человек и становится приверженцем или противником образа жизни своих родителей. Старик отец считал, что он вправе требовать от своего первенца большей активности. У сына должна быть цель в жизни и целеустремленность, чего пока не видно. Обо всем этом, к неудовольствию Мэтлока, говорилось не раз и не два. Отец напоминал ему доброго правителя, для которого отказ законного наследника от трона означает конец династии, правившей в течение многих поколений. Мэтлок-старший просто не мог представить себе, что его сын не будет руководить семейным делом. Вернее, делами.

Но для Мэтлока-младшего это было совершенно ясно. Перспектива вступления в финансовый мир не радовала его, напротив — пугала. К тому же он понимал, что вместе с богатством и ненужной роскошью придет и оправдание деятельности, ведущей к этой роскоши и богатству. А он такого оправдания не находил.

Пусть жилье будет менее роскошным и удобства ограниченны, только бы не испытывать страха и дискомфорта.

Он пытался объяснить это отцу. И если жена считала, что Мэтлок спятил, то старик объявил его человеком непутевым.

Что не так уж сильно расходилось с мнением, которое составили о нем в армии.

Армия.

Служба была катастрофой. Тем большей, что Мэтлок понимал: он сам навлек ее на себя. В армии он обнаружил, что тупая дисциплина и слепое повиновение ему отвратительны, о чем, не стесняясь, ставил в известность всех окружающих. Разумеется, это оборачивалось против него.

Определенные шаги, осторожно предпринятые дядей, привели к досрочной демобилизации, за что он был по-настоящему благодарен этой влиятельной семье.

Итак, на данном этапе жизни Джеймс Барбур-Мэтлок Второй находился в полном смятении чувств. Он бесславно окончил службу в армии, жена его бросила, семья — пусть символически — лишила всего, он был удручен своей неприкаянностью, отсутствием назначения и цели в жизни.

В поисках ответов на мучившие его вопросы он поступил в аспирантуру. И как бывает в любовных связях, которые начинаются с постели, а затем перерастают в психологическую зависимость, он полюбил этот мир; он нашел здесь то, что ускользало от него почти все эти пять важных для человека лет. Впервые в жизни он был по-настоящему предан своему делу.

И был свободен.

Свободен наслаждаться тем, что жизнь бросила ему серьезный вызов; свободен радоваться, что задача ему по плечу. Он погрузился в этот свой новый мир с увлеченностью неофита. однако не вслепую. Выбрал историческую и литературную эпоху, богатую энергией, конфликтами и противоречивыми суждениями. Годы ученичества пролетели быстро; он был всецело поглощен делом и приятно удивлен выявившимися у него способностями. Выйдя на профессиональную арену, он впустил струю свежего воздуха в душную атмосферу архивов. Он взорвал доселе казавшиеся единственно правильными методы исследования. Его докторская диссертация о влиянии двора на английскую литературу эпохи Возрождения отправила на историческую свалку несколько солидных трудов о некой благодетельнице по имени Елизавета.

Он был ученым нового типа. Беспокойный, неудовлетворенный скептик, он вечно искал и тотчас делился своими находками с другими. Через два с половиной года после получения докторской степени его выдвинули на штатную должность адъюнкт-профессора. За всю историю Карлайлского университета ни один преподаватель не занимал ее в таком молодом возрасте.

Джеймс Барбур-Мэтлок Второй наверстывал упущенное за те ужасные годы. Пожалуй, самым замечательным было сознание, что он может заражать своей увлеченностью других. Он был достаточно молод, чтобы получать от этого удовольствие, и достаточно зрел, чтобы руководить поиском...

Да, он был контактен; о Господи, конечно же был! Он никогда не мог оттолкнуть кого-то от себя, прогнать прочь по причине несходства взглядов. Долг его собственной признательности, глубина его облегчения были таковы, что он бессознательно пообещал себе никогда не пренебрегать суждениями любого другого человеческого существа.

— Для вас это неожиданность? — спросил Лоринг, закончив изложение фактов, связанных с торговлей наркотиками.

— Просто мне все стало яснее, — ответил Мэтлок. — Известные, давно существующие студенческие братства или клубы — члены их в основном белые и богатые — получают товар из Хартфорда. Черные же братства вроде Лумумба-Холла ориентируются на Нью-Хейвен. У них разные источники.

— Совершенно верно. Студенты не покупают у карлайлских поставщиков. То есть у Нимрода.

— Это вы мне уже сказали. Людям Нимрода не нужна реклама.

— Но они существуют. И их услугами пользуются.

— Кто же?

— Преподаватели и сотрудники, — невозмутимо ответил Лоринг, перевернув страницу. — А вот это действительно может быть для вас неожиданностью. Мистер и миссис Арчер Бисон.

Мэтлок мгновенно представил себе молодого преподавателя истории и его жену. Насквозь фальшивые, высокомерные, эстетствующие снобы. Арчер Бисон спешил сделать научную карьеру; его жена была классическая университетская инженю, всегда восторженная и не скрывающая своего интереса к сексу.

— Они на ЛСД и метедрине.

— О Боже! Вот уж никогда бы не подумал. Откуда вы знаете?

— Долгая история, к тому же эта информация тоже секретная. В двух словах: они, вернее он, покупали очень много в Бриджпорте. После этого Бисон ни в каких списках не фигурировал, однако из игры не вышел. Мы думаем, что он стал посредником в Карлайле. Однако доказательств у нас нет... Вот вам еще один.

Это был тренер университетской футбольной команды. Распространитель наркотиков, но сам не наркоман. Он специализировался на марихуане и амфетамине. Раньше он получал их из Хартфорда. Сейчас он в Хартфорде ничего не покупал, но его банковские счета продолжали расти. Благодаря чему? Очевидно, благодаря Нимроду.

А вот еще один. Тут Мэтлок уже не на шутку испугался. Заместитель декана по приемной комиссии. Окончив Карлайлский университет, он попытал счастья на поприще торговли и довольно скоро вернулся обратно. Жизнерадостный, широкий человек. Он тоже только распространял наркотики, но сам их не употреблял. Действовал всегда через вторых и третьих лиц.

— Мы думаем, что он вернулся сюда не без помощи нимродовской организации. Нимрод неплохо придумал — посадить его на такое место.

— Но это же ужасно. Ведь родители студентов считают этого сукина сына чем-то средним между астронавтом и капелланом.

— Я и сказал, что неплохо придумано. Помните, я говорил вам и Кресселу: люди Нимрода интересуются не только наркотиками.

— Но вы не знаете, чем еще.

— Именно это нам и надо выяснить... А вот информация об учащихся.

В списке значилось пятьсот шестьдесят три фамилии, а всего студентов в Карлайле насчитывалось чуть больше тысячи двухсот. Впрочем, как признал агент, многие попали в этот список не потому, что были наркоманами, а потому, что состояли в студенческих клубах и братствах, известных крупными закупками наркотиков.

— У нас не было времени проверять каждое имя. Мы следим за связями — любыми, пусть самыми отдаленными, отыскиваем их. Используйте все возможности, мы вас не ограничиваем. У этого списка, — добавил Лоринг, — есть одна особенность — не знаю, заметили вы ее или нет.

— Думаю, что заметил. Здесь десятка два-три очень громких фамилий — дети весьма влиятельных, высокопоставленных родителей. Промышленность, правительство. Вот этот, например, — Мэтлок ткнул пальцем в список. — Кабинет президента, если не ошибаюсь.

— Вот видите, — улыбнулся Лоринг.

— И уже есть от них отдача?

— Мы не знаем. Возможно. Нимрод времени зря не теряет. Вот почему забили тревогу. Говоря официально, могут быть такие последствия, которые даже представить себе трудно... Вплоть до вынужденных назначений на государственные должности.