Уильямс заговорил мягко, тихо, и, если Мэтлоку не почудилось, в голосе его звучало сострадание.
— Я скажу брату Джулиану, что вы очнулись. Он придет навестить вас. — Уильямс встал с кресла и направился к двери. — Вы повредили левое плечо. Не вставайте. Окон здесь нет. Коридор охраняется. Расслабьтесь. Вам необходимо отдохнуть.
— Некогда мне отдыхать, идиот! — Мэтлок попытался подняться, но боль была слишком сильной. Он еще не привык к ней.
— У вас нет выбора. — Уильямс открыл дверь и быстро вышел, решительно захлопнув ее за собой.
Мэтлок откинулся на подушку... Брат Джулиан... Он все вспомнил: забинтованное лицо Джулиана Дюнуа в окне машины, которая мчалась совсем рядом, — казалось, на расстоянии всего нескольких дюймов. И то, что Дюнуа кричал водителю на своем карибском диалекте: «Бей его, малый! Ну, еще разок! Сгоняй с дороги!»
Потом все погрузилось во мрак, который наполнился грохотом, скрежетом металла, и Мэтлок почувствовал, как тело его крутится, крутится штопором, ввинчивая в черную пустоту.
О Боже! Сколько же времени с тех пор прошло? Он хотел было поднять левую руку, чтобы посмотреть на часы, но рука почти не сдвинулась с места — острая боль не отпускала ни на минуту. Он потянулся правой рукой, чтобы снять с левой часы-браслет, но часов не было.
Он попытался подняться и наконец сумел спустить ноги на пол и сесть на краю кровати. Вжав ноги в деревянный пол, он возблагодарил Небо за то, что может хотя бы сидеть... Нужно собраться с мыслями, вспомнить, что случилось, куда он ехал.
Он ехал к Пэт, чтобы без помех позвонить Адриану Силфонту. Предупредить его, что Крессел — враг, что Крессел — Нимрод. Он решил тогда, что дневник Херрона будет выкупом за жизнь Пэт. Затем началось преследование, хотя преследованием это не назовешь. Шла жестокая игра. Так горная кошка играет с раненой козой. Наконец Дюнуа перешел в наступление — сталь против стали, — и он, Мэтлок, погрузился в темноту.
Мэтлок знал, что должен бежать. Но откуда и к кому? Дверь комнаты без окон отворилась. Вошел Дюнуа в сопровождении Уильямса.
— Доброе утро, — сказал адвокат. — Я вижу, вы сумели даже сесть. Это хорошо. Недурной признак для столько вынесшего тела.
— Который час? Где я?
— Около половины пятого. Вы в Лумумба-Холле. Видите, я ничего от вас не скрываю... Ответьте и вы тем же. Ничего от меня не скрывайте.
— Послушайте! — Мэтлок старался не повышать тона. — Я ничего против вас не имею, ни против кого из вас... Я должен...
— О, вот тут я с вами не согласен, — улыбнулся Дюнуа. — Посмотрите на мое лицо. Только благодаря счастливой случайности я не остался без глаз. Вы же пытались раздавить мне очки. Представляете себе, как пострадала бы моя работа, если бы я ослеп?
— Черт побери, вы же сами накачали меня ЛСД!
— А вы меня спровоцировали. Вы активно занимались делами, враждебными нашим братьям! Делами, которыми не имели права заниматься... Но это беспредметный разговор. Он никуда нас не приведет... Мы очень благодарны вам за то, что вы нам принесли. Это превосходит наши самые смелые надежды.
— Значит, дневник — у вас...
— И корсиканский документ. О существовании итальянского приглашения мы знали. А о записной книжке ходили только слухи. Слухи, которые довольно быстро сочли выдумкой — и считали до сегодняшней ночи, вернее до сегодняшнего утра. Вы должны гордиться собой. Вы сделали то, что не удалось десяткам более опытных людей. Вы нашли сокровище. Настоящее сокровище.
— Этот дневник мне необходим!
— Так ли уж? — иронически спросил Уильямс.
— Если я не получу его, погибнет одна девушка! Можете делать со мной что хотите, но дайте мне возможность использовать дневник, чтобы вызволить ее. О Боже! Прошу вас, прошу!
— Вы глубоко взволнованы... У вас на глазах слезы...
— О Господи! Вы же просвещенный человек! Вы этого не сделаете!.. Послушайте! Возьмите оттуда любую информацию! Затем отдайте мне дневник и отпустите меня!.. Честное слово, я вернусь. Но помогите мне спасти ее!
Дюнуа медленно подошел к креслу у стены, в котором сидел Адам Уильямс, когда Мэтлок проснулся. Он придвинул кресло ближе к кровати и сел, изящно положив ногу на ногу.
— Вы чувствуете полную беспомощность. Пожалуй... вы потеряли надежду... И взываете к моему разуму... просвещенного человека. Вы понимаете, что в моих силах помочь вам и потому я стою выше вас. Вы бы не взывали ко мне, если бы это было не так.
— О Господи, да хватит же!
— Теперь вы знаете, каково быть беспомощным. Потерять надежду. И вы сейчас думаете, не останусь ли я глух к вашим мольбам... Неужели вы хоть на секунду можете предположить, что для меня имеет какое-то значение жизнь мисс Бэллентайн? Неужели вы действительно считаете, что она для меня важнее всего остального? Так же как жизнь наших детей, наших любимых — разве это имеет какое-то значение для вас?
Мэтлок понимал, что он должен ответить Дюнуа. Черный ничего не предложит, если он попытается уйти от ответа. Еще одна игра — и нужно играть, хотя бы недолго.
— Я не заслуживаю таких слов, и вы это знаете. Я не люблю людей, которые ничего не хотят делать для ваших детей и ваших любимых. Вы же знаете меня — вы сами сказали. Значит, вы должны знать и это.
— Ну, положим, этого я не знаю! Ведь вы сами сделали выбор, решив работать на большое начальство! На Вашингтон! Десятки лет, целых два столетия мой народ взывал к главному вашингтонскому боссу. «Помогите нам! — молили люди. — Не лишайте нас надежды!» Но никто не внимал им. А теперь вы хотите, чтобы я вам внял?
— Да, хочу! Потому что я вам не враг. Возможно, я не такой, как вам хотелось бы, но я вам не враг. Если вы сделаете меня и подобных мне объектом вашей ненависти, вы люди конченые. Ведь нас больше, не забывайте этого, Дюнуа. Мы не будем бороться на баррикадах всякий раз, как вы закричите «все прогнило», но мы слышим вас. И мы готовы помочь — мы хотим помочь.
— Докажите это. — Дюнуа холодно посмотрел на Мэтлока. Мэтлок ответил ему таким же взглядом.
— Можете использовать меня как наживку, как заложника. Можете убить меня, если надо. Но вызволите девушку.
— Мы можем все это сделать — держать вас в качестве заложника, убить — без вашего на то согласия. Ваша храбрость еще не доказательство.
— Я сделаю вам заявление, — тихо сказал Мэтлок, не давая Дюнуа отвести взгляд. — Письменное, устное — на пленке. Сделаю по собственной воле, без принуждения. Я все вам расскажу. Как меня использовали, что я делал. Все. И о людях из Вашингтона, и о Нимроде.
Дюнуа скрестил руки на груди и так же тихо произнес:
— А вы понимаете, что этим вы положите конец вашей профессиональной карьере, той жизни, которую вы так любите? Ни одно университетское начальство, имеющее хоть какую-то репутацию, не предложит вам работы. Вам никто никогда больше не будет доверять. Вы станете парией.
— Вы просили доказательств. Это все, что я могу вам предложить.
Дюнуа сидел неподвижно. Уильямс выпрямился. Все трое какое-то время молчали. Наконец Дюнуа мягко улыбнулся. В его глазах появилось сострадание.
— Вы хороший человек. Пожалуй, не слишком умелый, но упорный. Мы поможем вам. Мы не отнимем у вас надежду. Ты согласен, Адам?
— Согласен.
Дюнуа встал с кресла и подошел к Мэтлоку.
— Вы наверняка знаете избитую поговорку, что политика укладывает странных партнеров в одну постель. Иными словами, во имя практических целей можно порой пойти на странный политический альянс. В истории немало тому примеров... Нам нужен этот Нимрод так же, как и вам. Равно как и мафиози, с которыми он пытается установить мир. Это они, как хищники, набрасываются на молодежь. Необходимо преподать урок. Урок, который внушит ужас другим нимродам, другим мафиози... Мы поможем вам, но при одном условии.
— А именно?
— Ликвидацию Нимрода и остальных осуществим мы. Мы не верим вашим судьям и присяжным. Ваши суды продажны, ваши законы сводятся к финансовым махинациям... Наркоманов бросают в тюрьму, а богатые гангстеры подают апелляции... Нет, ликвидацию должны осуществить мы.
