— Прошу прощения, брат, — сказал Лахлан. — Я не знал, что ты тоже любимчик женщин.

— Я — нет, — начал Эйдан.

Конечно, Эйдан слукавил, но он не хотел, чтобы брат знал его с этой стороны.

— Скажу тебе одно, брат, — продолжил Эйдан. — Держись от нее подальше.

Лахлан поднял руку и громко произнес:

— Все, что я сейчас хочу, — это выпить эля и съесть хороший ужин. Как-никак успешный набег, парни!

— Да! — раздались голоса, которые под властным взглядом Эйдана стихли.

— Так по чьему приказу ты совершил этот набег? — спросил Эйдан брата.

— Я сам так решил, — воинственно заявил Лахлан. — Пока тебя не было…

— Верно, меня здесь не было, — ответил Эйдан. — Но ты прекрасно знаешь, что я не люблю, когда меня обходят. Но не это главное, Лахлан. Сейчас самое время восстановить силы, а ты позволяешь втравливать себя в мелкие стычки и рисковать людьми. Именно этого и ждут в Шотландской низменности. Кстати, твой дядя нашел место при короле Якове и хочет хоть немного обелить нас в его глазах.

— Пусть он выгораживает Джона Генри, — иронично фыркнул Лахлан.

Эйдану не хотелось говорить о своем кузене. Когда-то они много общались, но потом Джон женился на Давине, которая была обещана ему, Эйдану. Надо ли говорить, что после этого у них испортились отношения…

— Я уже говорил, что не позволю тебе разжигать здесь вражду. Еще такой случай, и с тобой будет то, что бывает с теми, кто нарушает мои приказы. Мое слово — закон.

— Мне обидно слышать такое. Неужели ты не доверишь своему брату никакого дела?

Эйдан задумчиво запустил пятерню в свою шевелюру.

— Тебе еще многому надо учиться, Лан. Тебе еще только девятнадцать, еще успеешь и повоевать и многое другое.

— Никто из нас не пострадал, и вдобавок мы притащили с собой пару коров, — сказал Лахлан. — А ты даже не поинтересовался и не похвалил меня. Ей-богу, я чувствую себя маленьким ребенком…

Эйдан попытался задержать брата, но тот решительно отвел его руку и вышел из зала.

Сирена сидела на глиняном полу конюшни, усыпанном пучками сена, держа на коленях морду оленя.

— Кто он такой, чтобы мне приказывать? — вырвалось у нее.

Украдкой оглядевшись, Сирена убедилась, что у дверей нет противного старика смотрителя.

Она ласкала бархатистую морду оленя и горестно вздыхала. Наступил тот момент, когда она увидела своего брата. Он был столь же красив, как мужчины в ее королевстве. Столь же белокур и с такими же глазами. Впрочем, его брат тоже был по-своему красив.

Сирена нахмурилась. Рассудок ее бунтовал против этой мысли, но сказать иначе значило бы покривить душой. Эйдан был и красив, и силен, и не был обделен добротой и нежностью. Но при всем при том, подумала она, он был просто властным животным.

Сирена положила руку на грудь, вспоминая, как совсем недавно тут лежала его большая прохладная рука, успокаивая горящую кожу. Воспоминания о пальцах, которые нежно поглаживали ее соски, вызывала трепетную дрожь во всем теле. Ей так хотелось, чтобы он продолжал прикасаться к ней, целовать ее. Никогда еще у нее не было такого чувства, таких желаний. То, что Эйдан опасен, Сирена поняла с самого начала, и теперь ее единственным желанием было вместе с Лахланом отправиться подальше отсюда.

Дверь со стуком распахнулась, и в полутьму конюшни влетел Лахлан. Заметив Сирену, он замер от удивления.

— Извините, не знал, что вы здесь.

Потерев ладонью темную щетину, он опустился рядом с ней.

— Что это у вас?

Олень зашевелился, приподнял голову, и Сирена подумала, что, должно быть, от волнения слишком сильно зацепила его пальцами.

— Ваш брат стрелял в него, но я думаю, что он скоро поправится.

Сирена улыбнулась, все еще не веря, что перед ней сидит ее брат. Тот мальчик, который являлся к ней во снах, вырос и, пока еще не зная этого, обрел семью.

— Вас слушается лесной олень, и мой брат позволил вам взять его на конюшню? — удивленно спросил Лахлан.

Сирена в ответ лишь кивнула, и Лахлан перешел на шепот:

— Должно быть, Эйдан увлечен вами больше, чем я мог себе представить.

Чувствуя, что краснеет, Сирена поспешно ответила:

— Он не увлечен мной, а я не увлечена им.

Ей совершенно не хотелось говорить и даже думать об Эйдане. Ее интересовал только ее брат.

На его красивом лице появилась усмешка.

— Нет? Тогда, может быть, нам стоит узнать друг друга получше, — то ли спросил, то ли предложил Лахлан, оглядывая ее с ног до головы.

Затем он намотал на палец локон ее волос.

Словно очнувшись от ночного кошмара, она хлопнула его по руке.

— Прекрати, Лахлан! Я твоя сестра.

Лахлан нахмурился и озадаченно размотал палец.

— Да ты свихнулась, у меня нет никакой сестры.

Сирена не планировала столь скоро рассказывать Лахлану правду, но раз уж так получилось, выбора у нее не было.

— Есть, — ответила она. — У нас один отец. Именно он просил меня отправиться в ваше королевство и вернуть тебя на Волшебные острова.

— Кто? Кто ты?! — воскликнул Лахлан, вскочив.

Сирена осторожно сняла голову оленя с колен и подложила под нее сено.

— Я же говорю. Я твоя сестра, — сказала она, вставая. — Разве ты не помнишь меня, Лахлан? Когда ты был совсем маленьким, ты являлся ко мне во снах.

Паника исказила красивое лицо юноши.

— Уходи отсюда!

— Но это правда, Лахлан. Ты мой брат, и я не могу оставить тебя здесь. Я отправилась сюда, чтобы забрать тебя домой.

— Я сказал, уходи отсюда! — ответил Лахлан, схватив ее за плечи.

Сирена почувствовала, что не может ни вдохнуть, ни выдохнуть.

— Ну пожалуйста, Лахлан. Я понимаю твое удивление, но нам надо поговорить. Мы одна семья.

— Больше ни слова! — решительно покачал головой Лахлан. — Уходи отсюда, или я за себя не отвечаю. Если мой брат узнает, кто ты, он убьет тебя не раздумывая. Эта история и так принесла нам много горя.

Гнев его слов был таким, что Сирена невольно отступила. Теперь его лицо было настоящей маской ярости.

— Но ты часть нашего королевства, часть нашей семьи. Как ты можешь ненавидеть меня? Я никогда не забывала о тебе, том маленьком испуганном мальчике, которым ты когда-то был.

Лахлан слушал, отведя взгляд. Сирена говорила, надеясь разрушить стену вражды:

— Я любила тебя даже тогда, когда еще не знала, что ты мой брат.

Лахлан закрыл уши руками.

— Перестань, я не хочу тебя слушать. Я не такой, как вы, и не хочу быть таким.

«Как он может ненавидеть меня? Ведь я не сделала ему ничего плохого».

Лахлан прислонился к стене и опустился на пол, пряча лицо в коленях. Заглушив свою гордость, Сирена села рядом и положила голову ему на плечо.

— Мне очень жаль, Лахлан. Я не хотела тебе ничего плохого. Я думала, ты будешь столь же счастлив найти меня, как буду счастлива я найти тебя.

Лахлан поднял лицо и вытер ладонью слезы.

— Пожалуйста, уходи, — произнес он, пристально глядя на Сирену.

Сирена медленно поднялась.

— Я уйду, уйду совсем, но вначале схожу проведать своего оленя. Тебя и твоего брата беспокоить не буду. Я обещаю.

Лахлан посмотрел на оленя, мирно спящего на сене в соседнем помещении, и сказал:

— Дай слово, что больше не будешь об этом говорить.

— Обещаю, — прошептала она.

— Ты можешь попрощаться с оленем, но на этом все…

— Спасибо, — сказала она, открывая дверь конюшни. — До свидания, Лахлан.

— А я помню тебя… помню с самого детства, — вдруг произнес Лахлан.

Произнес так тихо, что Сирене оставалось только гадать, сказал он это или ей просто почудилось.

Не желая показывать зародившуюся в ней надежду, Сирена поспешила повернуться к открытой двери, откуда струился предзакатный свет дня. Когда-то прощальные слова ее отца прозвучали столь же призрачно, как эти слова теперь.

— Принцесса, принцесса! — раздался из-за конюшни громкий шепот.