Тут ему в голову пришла удачная мысль: есть ведь и третий путь развития событий. Не закрывая сумочки и стараясь не поворачиваться к постели, Палмер подошел к столу, на котором лежали его дорогие, но скомканные брюки, вынул из правого кармана пятидесятифранковую банкноту и вложил в ее бумажник. Затем вернул сумочку на гнутое кресло, где она раньше и валялась.

— Ну и зачем ты все это, черт побери, так старательно проделал? — подчеркнуто спокойным тоном поинтересовалась Элеонора.

Палмер резко выпрямился, повернулся к ней. Как будто его застали врасплох.

— Проделал что?

— Положил деньги в мою сумочку. Счел меня шалашовкой, обычной заказной шлюхой? Заплатил за оказанные услуги? — Она слегка приподнялась, оперившись на локоть, а глаза… глаза сузились и потемнели от гнева. Искреннего гнева. Стали почти черными.

— Да нет же, — он поднял вверх руки, как бы защищаясь. — Все намного проще. Не могу же я допустить, чтобы женщина платила за меня. Где бы то ни было. Это как-то не по-джентльменски. А ты в гастрономе заплатила за нашу еду что-то около пятидесяти франков. Ну, не выяснять же мне такие вещи вслух! Вот я и решил сделать это как-то спокойно, по-тихому.

Ее лицо медленно разгладилось, глаза просветлели.

— Ты сумасшедший, — сказала она. Причем даже улыбнулась. — Это ведь всего-навсего деньги, не более того. Хотя… — Выражение ее лица снова стало серьезным. — Ладно, проехали. Я такая же сумасшедшая, как и ты. У меня такое тоже случается. Ради бога, извини.

— Интересно, за что?

— За то, что подумала… ну, скажем, о том, о чем подумала. — Она перевернулась на спину и пальчиком поманила его к себе. — Ну так как, я прощена?

— Да, прощение сейчас покажу.

— Большое?

— Сама увидишь. — Он уже был на ней, и ее длинные шикарные ноги обвивались вокруг его бедер, притягивая в себя.

Она довольно хихикнула.

— Ну а как насчет помочь тебе сделать его чуть побольше? Не возражаешь?

На этот раз он тут же уснул. Когда часа через два проснулся, то в комнате было уже почти темно. Полностью умиротворенная Элеонора лежала, прижавшись к нему и не подавая никаких признаков жизни. Кроме, конечно, ровного безмятежного дыхания… Палмер дотянулся до столика, взял свои часы, не зажигая света, поднес их к своему лицу и попытался определить время. Интересно, сейчас сколько? Без десяти восемь или, может, без двадцати одиннадцать? Впрочем, бог с ним, не так уж это и важно. Главное, что чувствовал он себя намного лучше — глаза больше не болели, ночные кошмары, связанные с болезненным детством, перестали отравлять жизнь. Во всяком случае, сегодня. Неужели эта неожиданная поездка все-таки начала приносить свои плоды, давать успокоение? Неужели теперь хоть на какое-то время можно будет забыть нью-йоркские проблемы? Увы, увы… легко предание, да верится с трудом.

И что? Хейген и его камарилья в Совете директоров так легко откажутся от криминального слияния? Когда все уже́ ими чуть ли не решено! Когда в результате ЮБТК пострадает куда больше, чем бандитский банк, который они собираются приобрести. Ну и, конечно же, серьезно пострадает репутация самого Палмера — ведь неизбежно будут стирать на людях грязное белье. Хотя у него всегда есть возможность заявить, что вариант этого слияния был инициирован за семь лет до того, как он пришел в банк. Он унаследовал эту чертову проблему, а не создал ее. Но для ее решения все равно потребовалось бы его личное присутствие.

Впрочем, в конечном итоге все представлялось не таким уж и безнадежным. Даже если Хейгену и его сотоварищам удастся ускорить покупку бандитского, но относительно маленького банка и вписать его в систему многочисленных дочерних предприятий ЮБТК, долгосрочных кошмарных последствий этого предательства можно не опасаться. Во всяком случае, нет таких вещей, которые Палмеру не удалось бы исправить по приезде. Не без проблем и неприятностей, конечно, но рано или поздно все вернется на кру́ги своя. Прежде всего надо будет под тем или иным предлогом уволить из Народного банка всех ведущих сотрудников, прямо или косвенно связанных с криминалом, а затем как можно скорее ликвидировать открытые ими официальные счета. Само собой разумеется, это потребует какого-то времени, но ничего невозможного в этом нет.

Ладно, хватит о Нью-Йорке. Палмер открыл глаза, бросил взгляд на квадрат плаката с голым мальчиком, писающим в солдатскую каску. Да, европейские проблемы наверняка будут посложнее. И начинать надо с Элеоноры. Кто она на самом деле?

Сам он был уже́, пожалуй, слишком старым и достаточно циничным, чтобы отказаться от наслаждения ее прелестями только потому, что у нее совсем иные мотивы для общения с ним. У нас у всех есть свои, иногда совсем иные мотивы, подумал он. Кстати, возможно, вполне понятные и в каком-то смысле даже приемлемые.

Но правду о ней надо было узнать в любом случае. Хотя бы для того, чтобы исключить самое плохое.

Первым в его списке наиболее опасных потенциальных противников теперь стал Фореллен. И, похоже, не без оснований. Ему вдруг вспомнились его первоначальные подозрения о Фонде. Интересно, а первые впечатления всегда ошибочны? Или наоборот? Кто знает, кто знает…

Конечно же, для него не было большим секретом, что в Америке пруд пруди всяких якобы благотворительных фондов, научных институтов и исследовательских центров, занимающихся совсем не тем, чем положено. Одни, получив безналоговую крышу, благополучно занимались коммерцией, другие не менее успешно отмывали деньги своих богатеньких благодетелей, третьи тихо и спокойно, причем на полностью законных основаниях работали на правительство, то есть, попросту говоря, шпионили во всех странах мира. Кстати, большинство из них начинали как вполне легальный бизнес, но затем деловые структуры и спецслужбы грамотно привязали их к своим делам. Фонд экономических исследований наверняка был одним из таких. Какие сомнения? Это уж точно.

Появление Фореллена в качестве открытого агента, присланного присмотреть за ним и постараться высосать из него всю возможную информацию, прежде чем он успеет ее забыть, само собой разумеется, не могло его не обеспокоить. Он что, один из парней Г.Б.? Вряд ли. Зачем Гарри такое? К тому же работает слишком открыто и грубо. На него это как-то не очень похоже. И, наконец, больше всего его тревожил то факт, что сам по себе фонд мог быть вполне легитимным, а Фореллен не без грамотной помощи сумел внедриться в него с какими-то иными и пока еще не совсем понятными целями.

Все, настало время решений. Хотя принимать их, как и в случае с девушкой, совсем не хотелось. Зачем знать, кто она такая? Так ли это надо на самом деле? Портить себе удовольствие. Хотя кое-что узнать, наверное, не мешало бы…

Лежа в темноте, он печально вздохнул. Тихо и только раз.

На этот раз Палмер приехал в «Риц» чуть позже семи утра. В вестибюле, как и вчера, в это время никого не было. Да вроде бы и не должно быть… Когда он вошел в свой номер, телефон буквально разрывался. Странно, кто бы это? В такую-то рань! Скорее всего, это паникер Гарри Элдер, больше, похоже, некому. Ладно, тогда пусть подождет. Он неторопливо разделся, снял туфли, прошел в гостиную, удобно устроился в кресле и только потом взял трубку телефона.

— Слушаю.

— Мсье Палмер?

— Да.

— Вас вызывает Нью-Йорк. Соединить?

— Давайте.

Пока в трубке шипело соединение, он бросил взгляд на часы. Значит, в Нью-Йорке сейчас только десять минут второго. Ночи!

— В чем дело, Гарри? — начал Палмер без предисловий. — С чего бы это в такое время?

— Дорого́й, это не твой любимый Гарри, это я, — вдруг услышал он голос Вирджинии.

Вот это да! Сюрприз, сюрприз…

— Господи ты боже мой! Привет, рад тебя слышать. Как ты?

— Прекрасно. Извини, что беспокою тебя в такое время, дорого́й, но сегодня вечером у нас тут побывал сам Гарри Элдер и вытянул у меня обещание позвонить тебе. Причем немедленно! Ему почему-то кажется, что я смогу уговорить тебя вернуться, всего на несколько дней, и поприсутствовать на том самом заседании Совета. В понедельник, не позже.