- Мэм? - бармен, он же хозяин, оборачивается.
- Шотландского на два пальца, - мрачно говорю я.
- И правильно, - он расплывается в улыбке. - Быть в Шотландии и пить эту ирландскую дрянь!
Я предупреждающе поднимаю руку ладонью вперёд. Клянусь, если он не заткнётся, то... Но он понимает и затыкается. Слава Создателю!
Так. Стоп. Почему я так подумала? Что это за выражение? Я снова ловлю себя на мысли, что у меня чуть не выскочили слова, смысл которых я в общем понимаю, но... Но только в общем.
Начинает болеть голова. Чёртов Джои! Запропастился неизвестно куда!
Бармен тире хозяин ставит на стойку запотевший стакан с неразбавленным шотландским. И тут же нагибается ко мне, и я понимаю, что он хочет что-то сказать.
- Ну? - тихо спрашиваю я.
- Мэм. Не ходили бы вы сегодня никуда после шести вечера, - заговорщически начинает он. - Темнеет-то рано, уж и зима на носу.
Да, стоит конец октября, и жирный ублюдок, который сидит в кресле шефа нашего участка, не торопится отзывать нас назад. Зима на носу! Мне ли не знать?!
- Ночь Самайна сегодня, - значительно продолжает хозяин. С таким идиотским выражением, точно повествует, что родился Иисус. - Канун дня всех святых, - поясняет он.
Понятно. Ясно, как день. Время, когда нечистая сила бродит по земле, и уж, конечно, без Женщины в Зелёном тут не обойтись.
Я уже ничего не говорю. За всё это время мне стало понятно, что говорить бесполезно. Из кухни выглядывает молоденькая официантка, испуганно косится на меня и зовёт хозяина, еле слышно пропищав его имя.
Миленькая дурочка. А зовёт-то не как-нибудь, а слащавым словом "дорогой". Его любовница. Мы уже знаем этот городишко, как облупленный. Жена мясника выгуливает собаку на газоне, соседка из вредности собирает дерьмо и кидает ей в сад. Молочник спит с безработным парнем, который раньше пахал на лесопилке, а теперь приворовывает из магазинов всякую мелочь. Сестра парня кувыркается в койке с половиной города, потому что у неё не хватает денег на выпивку. А секретарша из полиции знает о том, что её босс крутил с сестрой парня, и надеется, что он под давлением этого факта когда-нибудь ответит на её заигрывания.
И так можно перечислять до бесконечности. Пока не растает снег на верхушках гор, а он не растает никогда, если верить тому, что пишут в учебнике по географии. Впрочем, я не читаю учебники, вот ещё! Просто слышала где-то.
Мы застряли здесь, как в чёртовой куче вонючего дерьма. Беспонтовой куче проклятого вонючего дерьма. Мы давно были бы уже в Лондоне, если бы не несколько новых эпизодов в этом районе.
Я со стуком ставлю стакан на стойку. С такой силой, что виски чуть не выплёскивается. Надо же! Хеллоуин! Женщина в Зелёном. Проклятая женщина выплывает отовсюду, куда ни кинь. Женщина с длинными чёрными волосами с проседью, забранными в незамысловатую причёску, с голодными блестящими глазами и надменными губами, в зелёном бархатном платье, струящемся тяжёлыми складками из-под чёрной накидки, отороченной мехом, или из-под манто из шиншиллы. Надо же - я ещё знаю, оказывается, как выглядит манто из шиншиллы...
Я улыбаюсь своим фантазиям. Грёбаная Женщина в Зелёном, которую я не могу выкинуть из своей головы, и на которой было вовсе не зелёное платье.
- Не рановато начала? - Джои плюхается рядом, с такой силой стукнув по стойке, что та содрогается.
- В самый раз, - шучу я. - Слышал новость? Хеллоуин сегодня.
- Знаю, - мрачно отвечает Джои. - Сообщили уже. Человек пять, не меньше.
- Да? - удивляюсь я. - Мне только хозяин.
За стойкой пусто. Из кухни тоже не доносится ни звука.
...Беззвучно, как во сне, кружится мелкий снег; она проводит пальцем по моей щеке, и вдруг целует, прижав к стене, похожей на крепостную... Совсем рядом - её блестящие, безумные глаза, голодные, как у волка зимой...
- Райс! - Джои тычет меня в бок, и картинка перед мысленным взором мгновенно исчезает. - У тебя такой взгляд, будто Потрошитель - это ты.
- Очень смешно, Джои, - раздражённо говорю я. - А ещё я герцогиня Йоркширская. Ах, да, еще Алиса из зазеркалья.
- И белый кролик, - подхватывает он.
- При чём тут кролик? - удивляюсь я.
- Ты же сказала про Алису, - недоумевает Джои. И, видя, что я не врубаюсь, повторяет. - Про Алису из зазеркалья. Там был белый кролик.
- Не знаю. Не смотрела, - я догадываюсь, что это фильм. - Слышала где-то фразу.
Джои хохочет. Так заразительно, что серый дождливый день частично утрачивает свою мерзость.
- Ты точно контуженная, - стонет он. - Белый кролик! В книге. Сначала была книга, а потом уже фильм.
- Наплевать, Джои, - еле выговариваю я. - Просто смешно.
Возвращается хозяин, и Джои добродушно просит принести ему того же, что и мне.
- К чёрту всё, - говорит он. - Хеллоуин так Хеллоуин. Как насчёт того, чтобы просто тупо просидеть здесь весь день?
- Принимается, - смеюсь я.
Делать нам, конечно, не так, чтобы совсем уж нечего, но посвятить один день выпивке - это тоже хорошо. Телевидение не работает, хозяин несколько раз звонит куда-то и нудно спрашивает, что случилось. В конце концов, выясняется, что испортился ретранслятор, а со спутниковой тарелкой тоже приключилась какая-то напасть. Телевизор над полками с разнокалиберными бутылками некоторое время ещё вспыхивает рябью помех, но потом хозяин, наконец, догадывается и выключает его, встав на табуретку. Потому что пульт, по его словам, он давным-давно разбил.
Ближе к трём в зальчик начинает набиваться народ. Дождь продолжает заунывно барабанить по стёклам, с плащей входящих летят водяные брызги. Прибегает молоденькая официанточка с длинными спичками и с третьей попытки разжигает камин в противоположном конце зала. Помещение наполняется запахом горящего угля и пляшущими на стенах отсветами пламени.
Очередной стакан скотча незаметно пустеет. Алкоголь погружает меня в лёгкое оцепенение, делать ничего не хочется, даже разговаривать. Я сижу и равномерно долблю по стойке носком ботинка - тук-тук-тук - пока Джои не просит прекратить. Равнодушно верчу в жёлтых от никотина пальцах сигарету, думая, упадёт столбик пепла или нет. Конечно, падает - на пол. И она должна стоять на полу, на коленях - и бить кого-то по морде, это просто некто, человек без лица. А потом она будет смотреть на меня голодными глазами, и очертит пальцем контур наколки. Но если она скажет: "Люблю байкеров", то я... Нет, не скажет. Точно не скажет. И я сделаю ей больно. А она усмехнётся и скажет: "Ещё"...
На мокром асфальте стоянки с визгом тормозит очередной подъехавший к гостинице грузовичок. Этот звук снова выбрасывает меня в реальность. Джои рядом, сидит, уткнувшись в свой стакан, и ничего не замечает. Это хорошо. Никаких сантиментов, говорю я себе. Надо очнуться от этого, и выкинуть, наконец, из головы весь проклятый бред.
- Мы зря не вернулись тогда, - говорит вдруг Джои.
- Куда? - я даже вздрагиваю от неожиданности. Джои смеётся.
- Я же говорил, Райс, что вижу всё, даже через стакан, - продолжает он. - У тебя по глазам видно, что ты всё о том же. Неизвестная баба из Богом забытого угла Эдинбурга.
- Иди к чёрту, - отмахиваюсь я.
- Просто займись с кем-нибудь сексом, - цинично говорит Джои. - А потом отпинай, или в обратном порядке. И забудь.
Я молчу. Нечего сказать. Потому что не могу. Потому что мои мозги окончательно и бесповоротно съехали набекрень. Вот дьявол!
Я могу избить до полусмерти, могу - чего уж там - убить кого угодно, но лечь в постель с кем-нибудь просто так я не могу. Не могу, и всё.
На улице быстро темнеет, и народ прибывает. Такое ощущение, что зал растягивается, как резиновый. Приходит вторая официантка, они обе снуют туда-сюда, разнося выпивку. Особенно много людей собралось у огня. Расселись полукругом, подтащив поближе стулья, и до нас доносятся обрывки разговора. Ведьмы, феи, эльфы, ну, и, конечно, на первом месте вампиры. И Женщина в Зелёном. Сигаретный дым струится по залу, закручиваясь в спирали, когда кто-то распахивает дверь. Мужчины курят, в основном, трубки, тлеющий табак потрескивает и иногда выбрасывает искры. Женщин нет, если не считать официанток и меня, но меня уже перестали считать за женщину, что не может не радовать. Потому что я предпочла бы быть кошкой или собакой, нежели женщиной в общепринятом понятии. А особенно в понятии, которое принято здесь. Я заказываю новый стакан с выпивкой, и разгорячённый хозяин, кивнув, уносится к полкам.