Ярость снова вскипает внутри, как морская пена, но взгляд Монфора почему-то прикован к Лене. И вдруг этот взгляд искажается такой лютой ненавистью, что мне становится ясно: года или двух не понадобится. Мне хочется изо всех сил треснуть себя по лбу за чрезмерное самомнение. С чего я решила, что стажёр идёт за мной?! Только с того, что он имел сомнительное удовольствие упражняться на мне в искусстве допроса?

   Чёртова бравада и играющая на солнце кровь! Проклятая дурость, которая сейчас запросто может закончиться за той же самой решёткой, откуда удалось вырваться только чудом!

   Несколько лет назад погибла почти вся Семья Монфор, когда он сам, тогда ещё зелёный школьник, находился в пансионе, и виновной в этом признали Лену Легран. Она была приговорена к пожизненной ссылке в Межзеркалье, и он об этом прекрасно знал. Странно было бы думать, что он не помнит в лицо ту, что послужила причиной гибели его Семьи в полном составе.

   Время опять словно замедляется.

   Нас разделяет лишь несколько футов. Мы все как будто выпали из своего пространства-времени: я, Лена, Монфор и часть витрины с отражениями крыш и облаков.

   Не отрывая взгляда от Легран, Монфор что-то говорит, но я не слышу ни звука. Его губы шевелятся, произнося слова - чего? проклятья? ругательства? чего-то ещё? - и тут Лена отступает назад, и я кожей ощущаю заполняющую её волну бешеной ярости, несущую смерть.

   И вдруг неведомая сила заставляет меня сорваться с места и броситься наперерез, сбивая Монфора с ног. Последнее, что я помню - это резкая боль в груди, сравнимая по силе разве что с ментальной атакой сразу нескольких противников, которые проделывают это одновременно, устроив шоковую ловушку чудовищной мощности. Из которой не найти выхода, потому что ты просто-напросто уже ничего не видишь от бьющих тебя подряд, одна за другой, стен невидимого огня. Небо вдруг резко начинает заваливаться на меня, и в мозгу вспыхивает, словно молния, догадка: ведь я же должна тебе - не что иное, как свою собственную жизнь... Чёрт тебя подери, Монфор...

   Почему всё пошло через пень-колоду, Эдвард не знает. Похоже, на закалку характера времени требовалось куда больше, чем он предполагал. В тот день его вырвало прямо в кабинете, рядом с кровавой лужей, уже начавшей темнеть. А всё начиналось не то, чтобы хорошо, но и не так уж плохо. "Вы в состоянии подняться? - выдавил он тогда из себя. - Я... эээ... должен задать вам пару вопросов. Это не займет много времени". На второй фразе дело пошло бодрее; облокотившись о стол, он успешно и даже воодушевленно повторил вводную из учебника, и принялся осторожно разглядывать подследственную. Однако мистер Дориш посмотрел на него так, что, если бы взглядом можно было убить, Эдвард уже лежал бы на полу даже не в виде трупа, а горсткой пепла.

   Мистер Дориш всегда крайне неодобрительно относился к Историям, к книгам, к цветам в горшках, которые Эдвард попытался было протащить в свой кабинет - короче, ко всему, что он любил. Кроме того, мистер Дориш, по-видимому, вбил себе в голову, что расшибётся в лепёшку, но сделает из Эдварда кого-то, хотя бы отдалённо похожего на его отца.

   Пока что у Эдварда хорошо получалось только сидеть за столом, уткнувшись в папки и скоросшиватели, все эти бесчисленные сводки происшествий, отчёты, протоколы, где мистер Икс незаконно сделал то, а мистер Игрек - вот это, и так продолжалось всю смену, изо дня в день. Не сказать, что это было интересно. Напротив, это было совсем не интересно, но, по крайней мере, Эдвард не рисковал облажаться снова.

   Идя следом за двумя женскими фигурами, он действовал под влиянием момента. Здесь и сейчас узнать, куда именно направляется Ядвига Близзард, и, если удастся, то зачем. Что сделать с этой информацией потом, Эдвард придумать не успел. И струсить он тоже не успел, хотя кто-нибудь из особо ехидных коллег обязательно додумался бы и до такой версии, узнай они про эту историю. На то, чтобы струсить, у Эдварда просто не было времени. Как, впрочем, и на то, чтобы пораскинуть мозгами. Тот факт, что она может в любую секунду развернуться и превратить его в труп, или попросту заметить хвост и уйти, и тогда ищи-свищи, тоже каким-то загадочным образом прошёл мимо его сознания. В тот момент он больше всего жалел о том, что у него нет чёрных очков и... а, ладно, чёрт подери! - и настоящей, как у сыщиков, трубки.

   Вдруг Эдвард задумался, почему ему не пришло в голову тотчас же вызвать патруль. Думал... и не находил ответа.

   Вернее, находил. Ядвига Близзард.

   Идя следом, он вспомнил всё, что было тогда, и задал себе десятки вопросов.

   Ночь. Дом Джонсонов. Он впереди Дориша оказывается рядом с крыльцом, и первое, что видит - тёмная фигура, освещённая жёлтым лучом фонаря. Он сбивает её с ног, прижимает к земле своим весом. Рука со знаком "волчьего крюка", испачканная кровью. Чьей-то, чёрт подери, кровью! Кровью людей из маленького домика с тем самым крыльцом, которые теперь уже никогда не выйдут на лужайку.

   Сначала он испытывает только испуг. Потом презрение и ненависть.

   А потом Дориш рвёт ей платье и со всей силы бьёт по лицу, - и она сидит с красным пятном на щеке и струйкой крови, сочащейся из уголка рта, а Эдвард словно прикипает взглядом к коричнево-чёрной руне на её плече. Выжженной. И к прищуренным серым глазам, полыхнувшим шляхетской ненавистью. Ядвига. Яд-ви-га.

   И он уже почему-то не может ненавидеть после "допроса с пристрастием". Видя, как она, окровавленная, с изуродованным телом и лицом, продолжает подниматься после пятой, десятой... -цатой болевой атаки. Вредоносного, а, значит, запрещённого, чёрт возьми, воздействия, прибегать к которому без последствий в виде ссылки могут только следователи Сектора, стоящие на страже закона. А она смеётся, сплёвывая ему под ноги красную слюну. Смеётся...

   И уж тем более не может ненавидеть, найдя её в луже собственной крови с перекушенными венами. Таща её на себе к знахарю. Он не смог бы так. Никогда. Даже под страхом мучительной смерти. Даже под страхом пыток.

   И ещё не может ненавидеть, увидев её фотографию в утренней газете - с больными глазами и утгардской татуировкой чуть ниже ключицы.

   Пожизненная ссылка в Межзеркалье. Её хозяин... - Эдварду почему-то не нравится так говорить, ему отчего-то неприятно, а отчего, он и сам не поймёт. - Её хозяин тогда был жив, конца смуты в обозримом будущем не предвиделось, и она не могла не надеяться выйти оттуда, хоть когда-нибудь. Тем не менее, она почему-то предпочла покончить с собой, и, если бы не он, ей бы это удалось. И, кажется, он уже догадывается, почему.

   Яд-ви-га. Кто... вы?

   Эдвард ничего не понимает. Не понимает эту женщину, чёткий профиль которой врезался ему в память. Не понимает себя. Почему он задаёт все эти "почему" - вместо того, чтоб немедленно на деле не опровергнуть, что он трус и слабак? Чтоб сделать что-то достойное фамилии и оправдать надежды... кого? Покойного отца? Тётки? Мистера Дориша? Главы Сектора, которого не видел давным-давно, или Мастера Внутреннего Круга, которого видел только на газетной фотографии?

   Он только что получил шанс, который выпадает раз в жизни. Нос к носу столкнулся с особо опасным государственным преступником, чьи портреты висят везде, где только можно. И вот теперь он должен доказать, всем и каждому, что с Эдди Монфором шутки плохи. И докажет, что он, младший стажёр Сектора - может. А потом придёт на службу и...

   - Стойте, мэм! - говорит он, как ему кажется, грозно, однако прилагая немалое усилие, чтобы голос не сорвался на писк. Да уж, нечего сказать, бесстрашный защитник закона! Храбрец. "Не так быстро", - хочет он добавить заранее припасённую фразу, но все слова вдруг куда-то деваются.

   Они останавливаются и одновременно поворачиваются к нему. Да ведь вторая - Легран, - вдруг понимает Эдвард.