Наверное, это отражается у меня на лице, потому что Фэрли укоризненно говорит:
- Кровь твоего рода не испортит никакая грязь Утгарда, Близзард. Ну, а теперь к делу, - продолжает он. - Затопеч притащил Ван Веллера.
Ван Веллер сидит в кресле и добродушно смотрит на меня. Посреди гостиной, полной государственных преступников-смертников, портреты которых с надписью "Вознаграждение 10 000 монет золотом", как и следовало ожидать, висят на каждом углу и украшают первую полосу утренней газеты. Этот седой, как лунь, старик-голландец с золотыми руками не испугался бы, даже если бы к нему пришёл покойный хозяин. Наверное, старый мастер-зеркальщик за свою жизнь видел вещи куда страшнее.
Мне нравится наш мир, и я не хочу, чтобы в нём что-то менялось - потому, что каждый тут на своём месте. Семьи блюдут традиции родовой знати, Династии мастеров подчиняют себе какое-то выбранное их далёким предком ремесло - и уж в этом-то ремесле равных им нет. Учёные сидят в Башне Наук и "считают звёзды", как шутил когда-то Винсент, а на самом деле знают всё о секретах мироздания. Признаться честно, я понятия не имею, чем занимаются учёные, потому что это не моего ума дело: как я уже говорила, думать и решать - не моя задача. Есть ещё челядь - подменыши, потомки фейри, подброшенные людям; если такого подкидыша вовремя не забрать, позволив вырасти среди них, он всегда будет угрозой для общества, которое, как известно, не терпит отличий - значит, его судьба будет предрешена. Карлики-подменыши не блещут красотой, но при должном старании и смекалке могут освоить любую из бытовых профессий, востребованных в огромных особняках поместий; впрочем, люди годны на то же самое.
И вот сейчас передо мной и сидит этот всем известный Ван Веллер, в мастерской которого наверняка пахнет смазочным маслом неведомых механизмов и пылью чужих дорог.
- Не помню вас, мисс, - качает он головой. - Вы ведь у меня никогда ничего не покупали, верно?
Я киваю. Ни я, ни Затопеч.
- Ну, что ж, не беда, - говорит Ван Веллер. - Никогда не поздно начать.
В результате я становлюсь счастливым обладателем новенького кольца, которое обхватывает мой палец, как влитое, и меня отчего-то заполняет такое забытое тёплое чувство, как в детстве, когда я просыпалась от солнечного луча на лице, и первое, что хотелось сделать, это улыбнуться, предвкушая новый день. И я, наконец, со всей ясностью понимаю, чего ещё мне так не хватало всё это время. Нашего мира.
Наш мир - с масляными лампами и свечами, пламя которых трепещет, будто мотылёк. С огнёвками - огненными мотыльками, которых иногда сажают внутрь фонаря. Со звёздами, яркими, словно светлячки, и светлячками, яркими, словно звёзды - потому что на самом деле это фонарики лепреконов. С дублинской эльфийской библиотекой, где чудесные волшебные книги соответствующего эльфам размера и веса выдают под залог твоей любви. Со звёздными часами на маленькой площади в Кракове, половинки которых переворачиваются, когда звёздный свет заполняет хрустальную колбу до краёв. С полными диковинок лавочками мастеров, делающих чудесные вещи: музыкальные инструменты, заставляющие танцевать до упаду, кукол, заставляющих смеяться до слёз, украшения и оружие, которым позавидуют нибелунги. И, конечно, зеркала. Простые, сквозные, портретные - где живут отражения предков. Блуждающие - прихоть остряков, льстивые - фантазия женщин, притворяющиеся дверьми, картинами или стёклами - осмотрительность прагматиков. Прекрасен наш мир, где есть пока ещё кузнецы, фонарщики и трубочисты, идущие с лестницами наперевес, часовщики с цилиндрической линзой, которую они смешно сдвигают на лоб, когда крутят в пальцах сломанную шестерёнку, с досадой прищёлкивая языком, и важные, похожие на пингвинов воспитатели челядинцев-подменышей. И я люблю наш мир таким, каков он на протяжении веков.
Ван Веллер заканчивает. Макрайан порывается что-то сделать, и я даже догадываюсь, что.
- Нет, Уолли! - рявкает Фэрли.
Макрайан подчиняется.
- Прошу, господин Ван Веллер, - Фэрли делает приглашающий жест в сторону дверей, и, когда они выходят, я скорее угадываю, чем слышу, "забудь", срывающееся с его губ. Это слово пахнет ракушками и речным песком, как подёрнутая рябью вода на мелководье.
Фэрли вскоре возвращается и свирепо глядит на Макрайана.
- Не думал, что ты в тюрьме последние мозги потерял, - цедит он сквозь зубы.
- Но, Фэрли... - пытается что-то возразить Уолден.
- Ты знаешь в Британии кого-то ещё, кто может сравниться с Ван Веллером? - вкрадчиво спрашивает Фэрли. - Может быть, у тебя есть с десяток знакомых зеркальщиков, только знай, выбирай?
И ювелир, и учёный. Старый мастер, держащий в руках тайны отражений.
Макрайан молчит.
- Что именно из фразы "по возможности не убивать" ты не понял? - с сарказмом продолжает Фэрли. - Или ты хочешь поставить под удар нас всех? Подозреваю, лично я не выдержу и двух... приватных бесед подряд с нашим... теперешним хозяином, - с Макрайаном надо говорить подоходчивее. Фэрли всегда знает, как и с кем надо разговаривать.
Он немного запинается перед последними словами. Быть может, как раз сейчас настало время поговорить о том, что же произошло? Если, конечно, кого-то что-то не устраивает.
Видимо, устраивает всё и всех. Уже одно то, что мы сейчас здесь, а не в Межзеркалье, дорогого стоит. Придётся немного поступиться принципами. В конце концов, проблема не в самих полукровках, они встречаются даже в очень знатных Семьях, в противном случае мы давно бы исчезли как вид. Проблема в тех из них, кто не принадлежит нашему миру целиком и не воспитан в его традициях. Распущенных дураках, забывших о грани, и бесперечь оглядывающихся на людей. И, наконец, есть главная причина: существует сила, которой нельзя не подчиняться. Цена разумна: всё, что ты захочешь. Вопрос не в личности хозяина - а в его наличии.
Я не знаю, что новый хозяин сказал другим, но, судя по всему, то же самое, или что-то очень похожее.
Помимо того, захотеть можно действительно всё. И кроме контроля мезальянсов полно вещей, о которых стоит позаботиться. Но в итоге ты получишь то, что любишь больше всего на свете. Будем говорить прямо, чего уж там. Наслаждение. Власть. Удовлетворение и месть. Кто бы ни был в конце концов твой хозяин.
Фэрли, похоже, думает о том же.
- Мы не знаем, что здесь произошло, - озвучивает он ход своих размышлений. - Ясно одно: Райт - это уже не Райт, или не совсем Райт. Я даже думаю, вернее, я надеюсь, что... - он осекается и замолкает.
Никто не переспрашивает. И так понятно, что он имел в виду. Ещё вчера мы ни на грош не верили ни в провидицу, ни в Прорицание, но вчера - это было вчера. А теперь мы не могли не признать очевидный факт: Прорицание сбылось. Но мы не лишились хозяина, а попросту его сменили.
Некто без прошлого - в ком от главы Сектора остались только внешность и лишённая эмоций память.
Стоит тишина. В камине трещит огонь, и блики его играют на наших лицах.
- Вы слышали всё сами, господа, - решительно подытоживает Фэрли и ставит в своём монологе точку. - В конце концов, речь идёт о будущем, где само наше существование уже не стоит под вопросом. Прошу вас пока что не покидать этот дом. Полагаю, стоит сделать паузу и осмотреться.
Я быстро привожу себя в порядок, а тем временем внизу, в большой гостиной на столе появляется еда и вино. Я закуриваю сигарету и, грея в руках хрустальный бокал, не отрываясь, смотрю в огонь. Мысли мои возвращаются к Винсу - где он? Что он? Есть он в стране или нет? А, может быть, вообще убит? Я стараюсь об этом не думать. Через пару суток, самое большее, через неделю, я об этом узнаю. Жизнь приучила нас всех думать о сегодняшнем дне.
В гостиную входит Затопеч. В руках у него граммофон; когда-то в юности мы развлекались с такими штуковинами... "Дунайские волны", шановная панна?" - "Затопеч, прекратите, вы невозможны!" - и хохочу, хохочу так, что слёзы выступают на глазах, а он протягивает мне батистовый платок...