Друг за другом они стали подниматься по узенькой тропинке, которая вывела их к пустынному подножию гор, Другая Элис с удовольствием рассказывала о том, как она в первый раз оказалась в 1969 году на ранчо Баркера, через месяц после убийств Тейт-ЛаБьянка. С помощью фальшивых кредитных карточек они с Чарли накупили необходимых вещей, которых должно было хватить на год: лопаты, бензин, масло, спальники, еду, ружья, нолей (много иожей), парашюты цвета хаки, чтобы спрятать джипы и остальные украденные машины.

Джин сказал:

— Я читал, что Чарли хотел найти подземный город.

— Да. Хотел. Он называл этот подземный рай «золотой дырой». Он, наверное, однажды увидел это под кайфом.

— А тебе не кажется, что это бред? — спросил Джин.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, то, что он говорил об этом месте.

— Нет, — сказала Другая Элис и поглядела на небо, а потом снова на горы перед собой. — Если бы ты тогда был там, ты понял бы, что это звучало великолепно.

Те несколько месяцев в пустыне они жили в этаком необычном летнем лагере, рассказывала она, они готовили пищу на открытом огне, пели хором песни и устраивали гонки на джипах по глубокому песку пустыни, протянувшейся на многие мили. Но не всё было замечательно. Ещё были смерти; если верить словам Элис, то по меньшей мере три человека были убиты, два мальчика и девочка, туристы из Голландии, они сбились с пути, и вдруг их внезапно окружило несколько молодых женщин, все они были обнажены, и у всех к бёдрам были привязаны остро наточенные ножи. Другая Элис сказала:

— Они были просто невинными детьми, которые приехали в Америку на летние каникулы.

Джин остановился передохнуть. Мышцы его правой руки напряглись, и он разжал руку, тяжёлая металлическая коробка упала к его ногам.

— Это чёрт знает что! Действительно, чёрт знает что!

— Я знаю. Здесь много таких вещей творилось, — сказала Другая Элис, на её печальном лице отразилась грусть. Тут она скинула рюкзак и присела у одного из больших камней, лежащих на дороге. — Жаль, что я рассказала тебе.

Джин поднял голову вверх и увидел чёрного грифа, который высокомерно пролетел на фоне диска луны в поисках смерти.

— У вас была камера, пока вы жили здесь?

— Да.

— А что случилось с тем фильмом?

— Не знаю.

Джин поглядел на металлическую коробку и спросил:

— Может, он здесь?

Другая Элис ничего не ответила. В окружающей тишине витало предчувствие чего-то недоброго, воздух был абсолютно неподвижен. Она встала:

— Пойдём дальше!

— Тут шесть часов плёнки. Это сказала ты. Так?

— Может, на этой плёнке и я есть. — Другая Элис повернулась к Джину, в глазах её сквозило лёгкое волнение. — Может быть, я даже совершила что-нибудь плохое, то, чего я не помню, потому что обкурилась. Итак, куда идём?

— Тебя нет на этой плёнке, — сказал Джин, пристально глядя на неё. — Если бы это было не так, ты и не подумала бы её продавать.

— Может быть. А может, я хотела, чтобы меня поймали.

Несколько секунд они оба не произносили ни слова. Потом:

— Делала?

— Что «делала»?

— Ты делала что-нибудь плохое? — Другая Элис улыбнулась, а Джин внимательно посмотрел на неё. — Ты почему смеёшься?

Другая Элис ответила сквозь сжатые зубы:

— Послушай, Джин. Я рассказала тебе всё, что знала об Элис, и про то, что она сама рассказала мне о тебе, и секреты из её прошлого, которых ты не знал. Я тебе рассказала и о себе, во всяком случае, то, что тебе надо было знать. Но тебе совершенно не обязательно знать всё. Даже если бы ты знал всё — обо мне, о Чарли, о том, что действительно произошло здесь, — даже если бы ты увидел фильм и знал бы все о случившемся зле, ты всё равно так никогда и не поймешь, почему умерла Элис, потому что именно это ты и хочешь знать, именно это и рвёт твоё сердце на части. И ты никогда ничего не будешь знать наверняка, никогда не получишь окончательного ответа, — только то, что самолёт потерпел крушение.

Джин некоторое время молчал, на его лице застыло выражение озадаченности.

— И именно поэтому я сейчас здесь с тобой?

— Тебе грустно, ты в отчаянии и тебе нужна любовь.

— Но я не люблю тебя.

— Я — Элис из Сидар-Рапидз. Меня так же зовут. И когда ты трахал меня, ты видел перед собой её лицо.

— Только на одно мгновение.

— И в это мгновение ты почувствовал, что боль твоя исчезла, что это я забрала её, и ты больше не чувствовал себя выброшенным на мель или потерянным.

— Но я предал её.

— Да. Но в тот момент ты и меня предал. Вот почему ты здесь.

Другая Элис надела рюкзак на плечи и пошла дальше, но через несколько шагов остановилась и оглянулась вокруг. Её мысли возвращались назад, к тому, что она пыталась забыть. На её лице отразились одновременно и загнанность, и невыразимый страх, она сказала, что они уже прошли достаточно, что им не надо идти до самого ранчо Баркера, где были живы воспоминания о солнечном мире, странностей которого она не хотела вспоминать или оживлять в памяти.

Предупредив Джина, что здесь водятся гремучие змеи и скорпионы, Другая Элис сошла с тропинки и пошла в сторону гор, лунный свет освещал её плечи.

— Вот здесь Чарли любил медитировать, — сказала она Джину, когда они уже прошли милю-другую и шли мимо входа в заброшенные серебряные каменоломни. — Он здесь часами сидел. Только он и койоты.

— А о чём он думал?

— О смерти. Он говорил, что в Долине Смерти нужно думать именно об этом. Он говорил, что разговаривает с Дьяволом в пустыне. Он говорил, что Господь и Дьявол едины, один — часть другого, и что они оба живут в каждом человеке. Единственное, что было важно для Чарли, это то, что человеческая жизнь бессмысленна. Если ты убиваешь кого-то, всё равно кого, значит, ты убиваешь какую-то часть себя, часть, принадлежащую Дьяволу. Теперь это всё не имеет никакого значения, теперь-то я это понимаю, но тогда он так говорил об этом, что я верила.

Но чем дольше мы были здесь, тем более ненормальным он становился. Он помешался на жестокостях и пытках и стал хвастаться, что он убил того и этого, или говорить о том, кого хотел убить. Однажды он обвинил меня в том, что я — слабое звено в семье, трусиха, он угрожал, что убьёт меня, если я не докажу свою силу.

— И что ты сделала?

— Я научилась разделывать живых гремучих змей. Меня научила Цыганка. Ведь что угодно сделаешь, чтобы тебя не унижали. А именно это и делал Чарли, унижал нас. Он велел некоторым девчонкам делать минет охранникам парка и тем старым пустынным крысам, которые жили рядом с нами. Он называл это «покупкой страховки ртом». Только одна девчонка — Рэнди из Резеды — отказалась.

— И что случилось?

— Он забил её почти до смерти.

Другая Элис остановилась рядом с кактусом в форме большого пальца, который доходил ей до бёдер. В нескольких футах из чего-то, напоминающего человеческий череп, выросла красная пустынная орхидея, череп был выбелен и занесён песком, на месте зубов зиял провал, и казалось, что он улыбается.

Руки Джина были в ссадинах и волдырях, он положил металлическую коробку на землю.

— Ты была здесь раньше?

— Нет.

— Точно?

Элис не ответила, расстегнула рюкзак и достала из него канистру с бензином и спички. Встав на колени, она открыла металлическую коробку и вывалила из неё шесть упаковок с шестнадцатимиллиметровой плёнкой.

— Что ты хочешь сделать?

— Сжечь всё.

— Я думал, что ты хочешь закопать их.

— Я передумала. — Элис посмотрела на Джина. — Может, поможешь? Если, конечно, не боишься, что это как-то тебе навредит.

— Ответственность? Ты имеешь в виду из-за того, что на этой плёнке? Господи, да я совершенно уверен, что это пустышка, — сказал Джин, посмотрел в глаза Элис и не увидел там ни тени улыбки. — Это всё может быть уткой.

— Ты прав. Может быть. — Элис достала из рюкзака фонарик, включила и протянула его Джину. — Вот. Проверь катушки.

Джин посмотрел на Элис и увидел в её глазах выражение уверенности, потом он посмотрел на широкую пустыню.