Когда они вошли, Фарли начал оглядывать зал в поисках знакомых и увидел парня, сидевшего за компьютером у двери, вместе с которым его арестовали за хранение наркотиков несколько лет назад во время облавы. Пару минут Фарли стоял за ним, желая убедиться, что парень занят нужным делом.

Принятое им электронное сообщение гласило: «Нужны билеты на концерт Тины Тернер. Хочу сидеть в восьмом ряду. Со мной будет десятилетний ребенок».

— Это хренов коп, — сказал Фарли знакомому наркоману, который от неожиданности подпрыгнул в кресле и обернулся. — Приятель, ты переписываешься с хреновым копом. — Он не мог вспомнить имя амфетаминщика.

— Привет, Фарли, — сказал тот. — Почему ты так думаешь?

— Каждый хренов коп на планете знает, что Тина Тернер — кодовое слово для «дури». Восьмой ряд? Приятель, пораскинь мозгами. Что еще это может означать, кроме восьми шариков героина? А «десятилетний» значит десяток доз, это же чертовски очевидно. Поэтому ты имеешь дело или с самым тупым наркоманом в киберпространстве, или с хреновым наркополицейским. Он использует кодовые слова наркоманов, которые больше не в ходу, потому что их может разгадать каждый дурак.

— Может, ты и прав, — сказал наркоман. — Спасибо, приятель.

— Я только что тебе помог. Как насчет того, чтобы помочь мне?

— У меня нет лишнего «снежка» и денег, чтобы одолжить тебе, Фарли. Увидимся позже.

— Неблагодарный, слабоумный козел, — бросил Фарли, подходя к Олив. — Когда два года назад нас замели в «Тако у Пабло» и отвезли в наручниках в Голливудский участок, нам приказали спустить штаны, нагнуться и раздвинуть ягодицы. И из его зада посыпался «снежок». Он сказал копам, что это не его «снежок». Что он хранит его для одного условно освобожденного, который, когда копы окружили эту рыгаловку, вытащил нож и заставил его засунуть «снежок» в зад.

— Ты видел, как это случилось? — спросила Олив.

— Что?

— Когда условно освобожденный заставлял его совать туда «снежок»? Господи, наверное, твой друг был очень напуган!

В такие моменты Фарли Рамсдейл лишался дара речи. Несмотря на то что Олив была исключительно глупой, она по-настоящему наслаждалась жизнью. «Может быть, так и нужно, — подумал Фарли. — Довести себя наркотиками, как Олив, до слабоумия и просто наслаждаться жизнью, пока она продолжается».

Когда он взглянул на нее, она широко улыбнулась в ответ, обнажив бледные десны, крохотный пузырек слюны появился и лопнул в дырке от выпавшего зуба.

— По-моему, дома осталось немного травки, — сказала она. — И можно стянуть конфет и бутылку водки из винного магазина на Мелроуз-авеню. Говорят, что старый перс, который работает там по ночам, совсем слепой.

— Перс — это кот, Олив, — сказал Фарли. — А старик — иранец. Их развелось больше, чем тараканов. Черт побери, мы живем в Иран-ауле, штат Калифорния.

— Мы продержимся, Фарли. Ты должен что-нибудь поесть. И не должен отчаиваться, постарайся всегда помнить, что будет день — будет пища.

— Господи Иисусе, — пробормотал Фарли, глядя на нее, и подумал: «Унесенная хреновым ветром».

— Что, Фарли?

Фарли, который, как и большинство наркоманов, не спал сутками, смотря по ящику один фильм за другим, сказал:

— Ты воплощение Скарлетт О’Хары в ее будущей жизни. Скарлетт, выкурившей грузовик гавайского «снежка». Она превратилась бы в тебя! «Будет день — будет хренова пища!»

Олив не понимала, с чего это он так разозлился. Фарли нужно прилечь, не важно, заснет он или нет. Это был ужасный день для него.

— Брось, Фарли, — сказала она. — Пойдем домой, и я поджарю тебе восхитительный сандвич с сыром. С майонезом!

В это раннее утро 1 июня не было на пляже или в целом штате Калифорния более сумасшедшего человека, чем Капитан Сильвер. Об этом он заявил Капитану Смоллету, встретив его в Малибу, выгрузив доску для серфинга из «форда-бронко» и повернувшись, чтобы посмотреть на океан. На обоих были легкие черные гидрокостюмы.

Небо освещало золотое восходящее солнце, далеко над горизонтом собрались грязно-серые пятна. Капитан Сильвер оглянулся на смог, лежащий тонкой вуалью, и на застывшие неряшливые, сердитые облака. Он повернулся к океану, с надеждой посмотрел на горизонт, сияющий бесконечной серебристой лентой, и долго молчал.

— В чем дело, приятель? — спросил Капитан Смоллет.

— В четверг вечером я попался, братан, — отозвался Капитан Сильвер.

— Попался?

— Рейд идиотской группы внутренних расследований. Если бы ты работал, то попался бы вместе со мной. Я работал с Б. М. Дрисколлом. Бедняга с таким же успехом мог бы поджигать бандитов и стрелять в собак. С ним всегда случаются неприятности.

— Что произошло?

— Ты слышал о подставе группы внутренних расследований в юго-восточном районе — когда это было… — в прошлом году? Или в позапрошлом? Когда они подложили пистолет в телефонную будку?

— Кое-что помню, — сказал Капитан Смоллет, пока Капитан Сильвер намазывал воском старую трехметровую доску.

— Тогда эти хреновы простофили, устроившие подставу, бросили пистолет в телефонной будке, а рядом поставили своего парня под прикрытием. Потом вызвали патрульную машину. Смысл в том, что приезжает экипаж, который их интересует, видит парня и пистолет в будке. Патрульные должны спросить парня, что он знает об оружии, а тот отвечает, как настоящий чернокожий преступник: «Кто, я?» Козлы из группы внутренних расследований, сидящие в засаде, надеются, что копы арестуют черномазого и будут утверждать, что пистолет принадлежит ему. А если им действительно повезет, то патрульные отмутузят его — после того, как он пару раз их обругает. А если им выпадет джек-пот, то копы назовут черномазого ниггером и сядут на электрический стул или получат смертельную инъекцию. А козлы из группы внутренних расследований устроят вечеринку по поводу честно выполненной работы. Но в тот раз им не повезло. Тогда все пошло наперекосяк.

— Что случилось? Перестрелка?

— Прежде чем подъехала патрульная машина, мимо проехал «крейсер» местных бандитов. Они увидели чужого черного и выстрелили в него. Сидевшие в засаде выстрелили в ответ, но не организовали преследование. Я думал, что копы должны отвечать на огонь и арестовывать стрелявших, но ведь это были твари из крысиной группы. Они видят жизнь по-другому, не так, как обычные копы. Поэтому бандиты уехали. А что же делала группа внутренних расследований? Она свернула подставу и убралась из района, не дожидаясь приезда дознавателей. И нарушив все правила, по которым сегодня должны играть мы и все остальные. Оправдались тем, что должны были защищать личность своего офицера под прикрытием.

— Это чушь, старик, — сказал Капитан Смоллет. — Если ты нажал на спусковой крючок, ты остаешься на месте, вызываешь начальство и пишешь отчеты. Операция под прикрытием заканчивается, как только звучит выстрел.

— Но не для этих ублюдочных крыс.

— Так как же ты попался в четверг вечером?

— Это меня и бесит. Они использовали ту же подставу, тупые козлы! Вначале я думал, они охотятся за Б. М. Дрисколлом. Он сказал, что перед переводом в Голливудский участок подозревался в сомнительных действиях, и беспокоился об этом. Он выстрелил в мексиканского нелегального эмигранта, который угнал автомобиль и после длительной погони направил его прямо на Б. М. Дрисколла. На следующий день ему в участок позвонил разгневанный налогоплательщик и сказал: «Теперь тебе придется подстригать мне газон. Ты застрелил моего садовника».

— Да, наш шеф полиции хочет, чтобы мы отпрыгивали прочь от желающих переехать нас машин, размахивая пистолетами, как матадоры, — сказал Капитан Смоллет. — И начинали преследование только в том случае, если не подвергали опасности никого, кроме себя. Нет ничего хуже, чем застрелить вора, который может оказаться несовершеннолетним. Или человеком другой этнической группы. Жаль, что никто не догадался составить список, в какие этнические группы сегодня нельзя стрелять, а губернатор Арнольд не выдал им наклейки на бамперы. Чтобы мы знали.