Вскоре Козмо стал двигаться медленнее, начала сказываться травма. Фарли услышал его тяжелое дыхание на крыше старого «кадиллака», а сбитый с толку пес, напрягшись, стоял на крыше «мустанга», переводя взгляд с одного мужчины на другого, словно решая, на кого напасть первым.

Тогда Козмо заговорил с Одаром на армянском, пытаясь перетянуть его на свою сторону, отдавая команды на языке, который животное привыкло слышать.

Фарли, не так сильно травмированный, как Козмо, но, возможно, еще больше обессилевший, тоже попытался убедить собаку. Но когда он заговорил, его слова прерывали истерические рыдания, а по щекам потекли слезы.

— Не слушай его, Одар! Ты такой же, как я! Я тоже «одар»! Убей его! Убей проклятого армяшку!

Одар кинулся на Фарли, и тот закричал тонко, как женщина. Этот вопль ужаса что-то разбудил в агрессивном животном. Пес развернулся, скакнул на капот, оттуда на крышу и полетел на Козмо, как снаряд, скинув его с машины на землю. Не удержавшись, он упал рядом с Козмо, неловко изогнувшись, взвизгнул от боли и поднялся, сильно хромая. Одар совсем не мог опереться на левую заднюю лапу и едва мог ступить на правую.

К этому времени Фарли уже бегом мчался к своей машине. Добежав, он запрыгнул на сиденье, но не смог завести двигатель. Плача от бессилия, выключил зажигание и запер дверь, в то время как Козмо хромал к куче металлолома, где потерял пистолет. Но фонарик Козмо не горел, и он мог лишь шарить руками в обломках металла, пока наконец не нашел оружие, порезав при этом палец до кости.

Фарли снова повернул ключ зажигания, и машина завелась. Он включил скорость и нажал педаль газа в тот самый момент, когда Козмо появился в пассажирском окне и выстрелил через стекло пять раз, промахнувшись четыре раза. Пятая и последняя пуля вошла Фарли под правую подмышку, когда он выворачивал руль налево. Машина, взвизгнув покрышками, вырвалась со двора.

Пес сидел на правом бедре, подвывая и рыча на Козмо, который прохромал к своему «кадиллаку», спрятанному между зданий. Козмо завел автомобиль и попытался преследовать Фарли. Но он не проехал и четверти мили, когда вынужден был съехать с дороги и остановиться. Он оторвал подол футболки и попытался остановить кровь, лившуюся из глубокой раны на голове и стекавшую на глаза.

В полумиле от кладбища автомобилей Фарли обнаружил, что ранен. Просунув левую руку под мышку, он нащупал теплую влагу, закричал, но все же продолжал вести машину, освещая дорогу одной фарой, несмотря на то что погнутые крылья царапали покрышки.

Фарли потерял ощущение времени, но, следуя инстинкту, направился в восточную часть Сансет-бульвара — туда, где он начинается недалеко от центра Лос-Анджелеса. Иногда Фарли останавливался на красный свет, иногда нет, но он не заметил полицейскую машину, проезжая на красный на Альварадо. Несколько водителей резко затормозили и начали сигналить.

Он неторопливо проехал через районы, заселенные этническими меньшинствами, где люди разговаривали на языках Латинской Америки, Юго-Восточной Азии и Среднего Востока, а также на русском, армянском, арабском и еще на дюжине других языков, которые он ненавидел. Он ехал на запад, в Голливуд, ехал домой.

Фарли Рамсдейл не слышал полицейскую сирену и, конечно, не знал, что экипаж Рампартского участка объявил о преследовании белой «тойоты», назвав ее номер, местоположение и направление движения, а экипажи Голливудского участка начали выдвигаться к Сансет-бульвару. Все копы были убеждены, что за рулем «тойоты» находится пьяный, потому что машина болталась из стороны в сторону всего на пятидесяти километрах в час, вынуждая встречный транспорт резко принимать вправо и останавливаться. Кроме того, водитель явно не слышал сирены и не видел череду черно-белых патрульных машин, следующих за автомобилем преследования.

На Нормандия-авеню Фарли пересек границу Голливудского участка, продолжая двигаться на запад. Но он уже не сидел за рулем. Фарли Рамсдейл находился в спортзале голливудской средней школы, кидая мячи в баскетбольное кольцо, и все броски были трехочковыми, пролетающими прямо в сетку. Бросок — попадание. А телка из группы поддержки, не обращавшая на него внимания, сейчас строила ему глазки. Сегодня вечером он ее трахнет, это точно.

На углу Гоуэр-стрит его нога соскользнула с педали газа, «тойота» уткнулась в задний бампер припаркованного «лендровера» и заглохла. Фарли не видел офицеров дежурной смены Голливудского участка. Ни тех, которые его знали, — Нейта Голливуда и Уэсли Драбба, Б. М. Дрисколла и Бенни Брюстера, Баджи Полк и Фаусто Гамбоа, ни тех, которые его не знали.

Все офицеры вышли из машин и осторожно, с пистолетами в руках, приблизились к «тойоте», поскольку Нейт по рации предупредил, что преследуемый автомобиль разыскивается в связи с ограблением. Они что-то кричали, но Фарли их не слышал.

Нейт Голливуд первым подошел к «тойоте», разбил заднее стекло со стороны водителя и поднял кнопку блокировки передней двери. Распахнув дверцу, Нейт увидел лужу крови, убрал пистолет в кобуру и крикнул, чтобы вызвали «скорую».

Глаза Фарли Рамсдейла закатились, веки затрепетали, словно крылья бабочки. Он умер задолго до того, как «скорая» выехала на Сансет-бульвар.

Козмо ругался всю дорогу, возвращаясь на запад, в Голливуд, и все время поглядывал на часы, сам не зная зачем. Он думал об Айлии, о том, что она скажет, и о том, что им делать. Козмо спрашивал себя, сколько времени понадобится Фарли, чтобы позвонить в полицию и сообщить, кто ограбил ювелирный магазин. По крайней мере он ничего не мог рассказать об ограблении банкомата и убийстве охранника. Айлия была права. Фарли не знал об этом, иначе он не приехал бы сегодня вечером на ремонтный двор Грегори. Но теперь это было очень небольшим утешением.

В пальце и в голове пульсировала боль. На голове над линией волос все еще кровоточила рваная рана. На палец нужно будет накладывать швы, на голову, возможно, тоже. У Козмо болели все кости и мышцы. Он забеспокоился, не сломано ли бедро. Можно ли ему ехать домой? Не ждет ли его там полиция?

Сегодня он стрелял из девятимиллиметровой «беретты», которую забрал у охранника. Козмо думал, что она бьет намного точнее дешевого уличного пистолета, которым он пользовался при ограблениях. И что же? Но по крайней мере у него еще остались патроны в магазине. У него не было никакого желания провести остаток жизни за решеткой тюремной камеры, как животное в зоопарке. Такая жизнь не для Козмо Бедросяна.

Он раскрыл сотовый телефон и позвонил Айлии. Если она не ответит, значит, полиция уже там.

— Да? — сказала Айлия.

— Айлия! С тобой все в порядке?

— Да, все в порядке. А с тобой, Козмо?

— Не совсем, Айлия. Все пошло не так, как нужно.

— Черт!

— У меня течет кровь из руки и головы. Мне нужна перевязка, новая рубашка и бейсболка. Только не старая бейсболка.

— Старую я выбросила. Я же не дура.

— Я скоро приеду. Мне нужно заправить машину. По-моему, безопаснее будет доехать до Сан-Франциско на ней.

— Черт!

— Да, Фарли, возможно, позвонил в полицию. Собери вещи. Я скоро буду.

Прежде чем начать собирать одежду, Айлия подошла к стенному шкафу и достала из него мешочек с кольцами, серьгами и отдельными бриллиантами. Оставила достаточно образцов, чтобы показать Дмитрию, а остальное положила в очень надежное место.

Перекресток Сансет-бульвара и Гоуэр-стрит был забит полицейскими машинами. Сюда приехал и Виктор Черненко, оставив наблюдение за домом Фарли Рамсдейла и решив, что как только вернется на работу, сразу же выпишет ордер на его обыск. Когда Нейт Голливуд заявил, что жертвой убийства определенно является Фарли Рамсдейл, Виктор подумал, что он, вероятно, намного более амбициозный человек, чем простой почтовый воришка. Однако каковы бы ни были его связи с русскими грабителями, они довели его до могилы.

А когда до детективного отдела дошло известие о том, что найденный мертвым водитель был ранен где-то к востоку от Голливудского участка, но разыскивается Виктором Черненко, этим очень заинтересовался ночной детектив Жалостливый Чарли, обычно безразличный ко всему.