— Это меч моего сына, — подтвердил Ши. — Он был и вашим мечом. Пусть им и остается.

— Приговором личного императорского суда я был пожизненно лишен права носить меч, как отличительный знак тайпэна, — ответил Ли, с трудом сглотнув застрявший в горле комок. Такого поступка со стороны Юэ Хань никак не мог ожидать, и это действительно произвело на него впечатление.

— Тогда, пусть этот меч просто носит за вами кто–то другой, — лукаво прищурился Сунь и в полкорпуса развернулся к Удею.

Тидань неуверенно вздрогнул, но после секундного колебания бережно взял клинок из рук Кара Суня. Как и в случае с Ли, вся прежняя злость стремительно покидала Удея, но последняя фраза младшего брата Ши сразила его окончательно.

— Теперь мы уверены, что этот меч в надежных руках, и благодарим вас за это.

Спины гордых Юэ одна за другой склонились в низких поклонах, и гости не преминули ответить им тем же.

— Я исполню вашу просьбу и постараюсь сделать все, что будет в моих силах, для благоприятного исхода этих событий, чтобы не случилось в дальнейшем, — клятвенно заверил тайпэнов Ли. — Я рад, что сумел отыскать драгоценные искры истинного духа Империи там, где уже отчаялся их увидеть. Я боялся, что мне придется прибегнуть к иному средству, но мне кажется встреча, которую я для вас приготовил, высокочтимые, все равно будет важной и интересной.

Вернувшись к дверям, Хань распахнул обе створки и отступил к стене. Люди, находившиеся в комнате, невольно отпрянули назад. Все, кроме тайпэна Суня. Пригнув рогатую голову, в приемную грузно вошел Куанши, окидывая убранство и собравшихся пламенным взглядом демонических глаз.

— Вижу, посланник замка Камадо все еще находится при вас, — сдерживая дрожь в голосе, с легкой усмешкой заметил командующий Закатной армии. — Как странно, учитывая сколько времени минуло с той поры, как вся остальная армия демонов убралась обратно за грань плотского мира.

— В тех событиях были определенные недосказанности, — не стал скрывать Ли. — Но они были взаимными.

— Полагаю, что так, — согласился Сунь. — Но зачем вы сейчас привели это чудовище, неужели вы рассчитывали в случае несговорчивости попросту нас запугать? — в голосе младшего брата Ши явственно послышалось разочарованнее. — Я ожидал чего–то иного.

— Ты всегда ожидаешь большего от людей, — хмурый взгляд тайпэна Гханя из–под кустистых бровей был устремлен на роговую маску Куанши. — И почти всегда ошибаешься. Эту тварь не пропустили бы так далеко в покои замка, не смотря ни на какие основания и приказы. А это значит, мы практически одни, почти безоружны, а нам в противники выставлен ручной монстр того полководца, которому ты требовал простить все былые обиды. Все еще считаешь его настоящим тайпэном, Кара?

Сунь не успел ответить, громогласный рык Куанши заставил все остальные звуки исчезнуть в собственном басовитом звучании.

— Юэ! Самодовольные, надменные, высокомерные! Привыкшие править и повелевать, не считаясь ни с кем и ни с чем! Всю свою жизнь я потратила на то, чтобы избавить эту семью от ее твердолобости и неумения смирять свой буйный нрав. Но так и не преуспела в этом. Самый разумный из вас сознался в собственной слабости лишь после того, как понял, что рискует гораздо большим, чем собственная жизнь. Ни до, ни после того раза, Коба не признал ни одной своей ошибки, а Котаро выдавил из себя извинения лишь трижды за сорок лет…

Лица тайпэнов, дзито и остальных выражали полное непонимание происходящему, но при этом каждый внимательно слушал демона, хотя в руках у аристократов Ли успел заметить по длинному цзун–хэ, извлеченному из складок одежды или широких рукавов сапфирных каймонов. Удей неторопливо отступил к дверям.

— Это было бы ужасно, если бы не другие их качества. Несмотря на мелочность, спесь и алчность, Юэ и только Юэ по–настоящему способны на эту безграничную непреодолимую преданность и воистину собачью верность. Я видела десятки и сотни куда более честных и достойных людей, чистых помыслами и сильными духом, но мало кто из них мог сравниться с Юэ в том качестве, за которое они и были приняты к подножию Нефритовой пирамиды. Время неумолимо затирает прежние уроки, и духи предков не всегда способны донести своим далеким потомкам то самое сокровенное знание. И все же иногда, такая возможность появляется, и я не намерена ее потерять.

— Не может быть, — ошарашено прошептал Ши Гхань с удивленно распахнутыми глазами.

— Это снова какой–то трюк? — требовательно бросил Сунь, сумев оторвать взгляд от демона и посмотреть в сторону Ханя.

— Когда это тело прошло врата между мирами, то пронесло внутри себя два равных в силе духа, — ответил Ли, указывая в сторону Куанши. — Истинный облик одного из них сейчас перед вами, воплощенный в физической форме. Второй же известен вам гораздо более, и это не обман, не иллюзия и не попытка запутать вас.

— Она все объяснит сама, ступай, — не оборачиваясь, рыкнул сын Шаарад.

Хань и Удей, молча, кивнули и, по очереди, вышли из комнаты, плотно закрыв двери приемной с другой стороны, оставляя Йотоку и ее потомков наедине. В том, что у Ночной Кошки Пограничья найдется, что сказать, своим наследникам, Ли не сомневался.

Темные изломанные остовы покосившихся башен, похожие издали на старческие гнилые зубы, бессильно тянулись к звездному небу, которое взирало на них безучастно и как–то даже немного презрительно и отчужденно, словно просто не желая признавать самого факта их существования. Развалины гробниц и осыпавшиеся мавзолеи тянулись по обеим сторонам дороги, когда–то мощеной резными плитами, а сейчас уже давно покрывшейся сетью трещин и заросшей высокой травой. Но хуже всего в этом месте была та древняя мертвящая пустота, которой буквально дышали окружающие развалины, пропитывая этой тягучей субстанцией даже соленый приморский ветер. Отсветы далекого страшного пожара, долетавшие сюда лишь слабыми алыми бликами, разбегались по мрачному некрополю, будто бы испуганные мыши, не в силах разогнать эту гнетущую атмосферу всеобщего запустения.

Побережье залива Авадзи пылало бесчисленными мириадами огней, раскинувшихся сплошным покрывалом от далеких предгорных деревень до почерневших портовых набережных Сямыня, главной торговой гавани Юнь к северу от Вонгбея. Впервые за последние девять столетий войско сиртаков вновь вступило во владения Великих Таголов, потерянные еще во времена продолжительной предсмертной болезни последнего высшего магараджи, отвергнутого народом и богами. Холодные воды залива, которую ночь подряд, расплескивались по песчаным пляжам теплой кровавой пеной, собирая на незримые пиршества проклятых духов и обитателей морских глубин. Падение крепости Сямынь после двухмесячной осады и резня, учиненная среди ее жителей нападавшими, стали последними завершающими штрихами в той ужасной картине, что была начертана недрогнувшей рукой командующего «единой армией всего Умбея».

Город могил и склепов, растянувшийся черной кляксой между двумя цепями холмов, убегавших к стенам захваченного порта, оставался, пожалуй, единственным местом, которое так и сохранилось неизменным, несмотря на весь тот хаос, что творился вокруг. Сиртаки всегда слишком боялись тревожить покой мертвецов, и этот их страх, наверно, был тем единственным, что упасло от разорения тысячелетние усыпальницы и куда более свежие захоронения. Впрочем, за месяцы, проведенные в долгом походе, даже самый последний батрак, примкнувший к войску Ранджана, давно уж пресытился всякой простой добычей, которая сыпалась в его жадные руки бесконечным потоком. Главное обещание, данное им еще в самом начале своим последователям, Отрекшийся исполнял в точности и не задумываясь. Делиться военными трофеями так, как делал это мятежный раджа, не подумал бы ни один другой владыка сиртаков. Лишь двадцатая часть добычи оседала в повозках Ранджана и его первых воинов, и оттого преданность всех остальных бойцов и их вера в своего командира росли с каждым днем все больше и больше. И возможно, именно поэтому ни у кого не возникло вопросов, когда в самом конце сражения, Хулитель внезапно покинул авангард, уже ворвавшийся в цитадель Сямыня и опрокинувший ее последних защитников.