Она молча включила передачу.

Нелегко будет нарушить уговор и предать Уоткинса, думала Нэнси. И молилась, чтобы такой необходимости не возникло. Его вопрос, чувствует ли она себя с ним в безопасности, не зря остался без ответа. Нет, она больше не боялась, что он причинит ей физический вред. Несмотря на его суровое предупреждение — быть с ним поосторожнее, — ее страх окончательно испарился, когда они начали доверительно беседовать. Она стала осознавать тот факт, что его свобода значит для нее больше, чем сбор материала для очерка.

Перед ней стояла сложная проблема. Машина приближалась к полицейскому посту, а она вовсе не была уверена, что сможет хладнокровно солгать представителю закона.

Из-под опущенных век Джо видел выражение ее лица. Он чертовски рисковал. Его бывшей заложнице представлялся отличный случай сдать его властям, и он все еще сомневался в ее недавних заверениях.

Он невольно вздрогнул, когда машина сбавила ход и остановилась. Услышал, как Нэнси опустила стекло и громко окликнула полисмена. Огромным усилием воли он удерживал глаза закрытыми, а руки — свободно лежащими на коленях. Что за внезапное умопомрачение овладело им, раскаивался Джо, когда он решил довериться ей? У него возникло тошнотворное ощущение, словно на запястьях уже защелкнулись проклятые наручники.

— Только не говорите мне, офицер, что верхняя дорога тоже закрыта, — ворчливо говорила Нэнси. — Мы едем на большой прием к Хэнреганам. Вот Билл, бедняга, он врач, промаялся всю ночь в операционной. Мы, наверное, первые появились здесь?

— Нет, миссис. Еще раньше вас проехал грузовик. Боюсь, что вам придется на следующей развилке свернуть вправо и добираться до Хэнреганов объездным путем. По мне, вам стоит попозже сделать привал. Вряд ли у них в этом году соберется обычная толпа.

— Нам вообще повезло, что мы почти добрались! — Джо невольно восхитился веселым задором, который звучал в голосе Нэнси. — Спасибо, офицер! До свидания!

Когда они тронулись и Нэнси сказала ему, что можно открыть глаза, Джо вытянулся на сиденье и судорожно вздохнул.

— Ну, мисс! У вас нервы еще крепче, чем я полагал.

— Вы удивлены? Разве не вы заявили, что любой репортер продаст мать родную за очерк? Все, что я сделала, — это миновала пост, который нам надо было миновать.

Джо отметил, что она сказала: нам надо было миновать.Его охватило радостное ощущение того, что он не один. Давно уже он не имел среди людей своих сторонников. Да и сейчас не был вполне в этом уверен. Но какими бы мотивами ни руководствовалась сидящая рядом женщина, он был ей искренне благодарен.

Он хотел высказать это вслух, но вовремя спохватился, вспомнив собственное решение не выдавать ей своих личных чувств. Его рука машинально подобралась к хрупким пальчикам, лежащим на руле. Он мысленно выругал себя и отдернул предательскую руку.

— А что за чушь вы несли про Билла, который умаялся в операционной? — не выдержав, поинтересовался он.

— По надписям на патрульной машине я увидела, что это местные копы, а не полиция штата, а здесь в округе все знают Хэнреганов. В этой семье шестеро сыновей. Двое из них — врачи. Младший — Билл учился в медицинском вместе с моей сестрой. Джейн брала меня пару раз на их знаменитые вечеринки в честь Дня Памяти [1]. Вряд ли многие знают всех братьев в лицо, вот я и решила, что вы сойдете за Билла Хэнрегана. Он высокий, темноволосый и красивый — как вы.

За два года он привык ни по какому поводу не выдавать своих эмоций, но ее неожиданный комплимент едва не заставил его вспыхнуть. Он неопределенно хмыкнул.

Она улыбнулась его очевидному смущению.

— Ну, вы же знаете, что привлекательны!

Джо всегда критически относился к своей внешности. Было чертовски трудно противостоять этой явной провокации и не стиснуть Нэнси в объятиях, чтобы наглядно показать ей, как она прекрасна.

Зря он так смутился, она всего лишь сказала правду, думала Нэнси. По ее мнению, Джо действительно был хорош собой. До того самого момента, когда промокший полисмен повернулся к ней, она не была уверена, что сможет его обмануть. И главной причиной успеха ее хитрости было растущее убеждение в несправедливости приговора, искалечившего жизнь порядочному человеку.

Она все больше верила, что Джозеф Уоткинс стал жертвой судейской ошибки. А раз так, то он заслужил шанс исправить эту ошибку, если это ему удастся. А она должна помочь ему в этом. И поскольку пресса сыграла незавидную роль в его судьбе, будет только справедливо, если на помощь ему придет газетный репортер.

Умные и доказательные публикации нередко приводили к отмене приговоров ошибочно осужденным людям. Если Джо — один из таких, то не исключено, что ее очерк может сделать то же самое для него. Но и нельзя допускать, чтобы симпатия к нему переходила за рамки здравого смысла.

— Не беспокойтесь, Джо. Я играю честно. По правде говоря, я думаю, что полиция раньше или позже вас схватит, но не с моей помощью. Мне вы можете доверять.

— Доверять вам? Никоим образом, леди. Я вам уже говорил, что не доверяю никому и ничему. Только наивные люди, вроде вас, до сих пор думающие, что мир — безопасен, путают доверие с глупостью. А у меня не осталось никаких иллюзий относительно действительности, в которой я живу. Самое большое, во что я могу поверить, то, что ваш журналистский интерес удерживает вас от выдачи меня полиции. До тех пор, пока я все нужное вам не выложил.

Нэнси остановила машину. Его упорное нежелание поверить ей после того, как она только что доказала, выглядело до обидного нелепым. Со стороны человека, который был не более чем источником материала для ее очерка, настойчивые попытки задеть ее чувства очень попахивали цинизмом.

— Я-то вам до-веряю! — протянула она, по-детски обиженная его откровением.

Уоткинс повернулся на сиденье и посмотрел ей прямо в глаза. Загадочная полуулыбка вновь скользнула по его губам. Он протянул руку и тронул ладонью ее ногу чуть повыше колена. Не грубо. Его пальцы лишь слегка касались паутинки ее колготок, но мурашки наслаждения сразу же побежали по коже. Сердце Нэнси отчаянно забилось. Во рту пересохло. Она нервно облизнула губы кончиком языка.

— Увы! — произнес он тоном профессора, только что поймавшего лучшего ученика на грубой ошибке. — Вы забыли, мисс, что правосудие сочло меня столь недостойным людского доверия, что решило запереть под замком.

О Господи! С этим человеком уж точно не соскучишься. То он ей нравится — может быть, даже слишком, — то нарочно старается ее отвратить. Но она не подаст виду, что в одном он преуспел. Что его прикосновение завело ее. Хотя, судя по тихому смешку, он прекрасно все понял. Она сбросила его руку со своего колена.

— Я все помню, Джо. И позвольте вам заявить, что без меня там, на посту, вас бы уже изловили. — Она распахнула дверцу. — Вот, пожалуйста. Я уверена, что вы хотите снова вести машину. Прошу вас!

— Сдается мне, Джозеф Уоткинс, — добавила она, когда они, поменявшись местами, снова катили по дороге, — вам не помешает уяснить: я для вас счастливый выигрышный билет.

Он ничего не ответил.

Эта женщина, думал Джо, действительно подарок судьбы, но не для него, а для кого-то более удачливого. И зря он втянул ее в свою отчаянную авантюру. Более решительный мужчина давно бы уже высадил ее на дороге и уехал один. Более сообразительный не допустил бы, чтобы его влечение к ней заставило забыть то, что она всего лишь профессиональный журналист, сопровождающий его всего лишь ради собственной выгоды. И уж, конечно, более настойчивый не стал бы так страдать, соблюдая обет ее неприкасаемости.

Они держали автомагнитолу постоянно включенной. В следующем радиовыпуске местных новостей, зажатом между программой музыки «кантри» и пением церковных гимнов, наконец сообщили о беглом преступнике и его предполагаемой заложнице. Предупредив, что Джозеф Уоткинс вооружен и может быть опасен, власти дали подробное описание как его, так и Нэнси, включая номера машины и ее водительского удостоверения.