Он говорил эмоционально, и его речь сработала. Итальянцам он понравился, они выразили свое одобрение бурными возгласами и аплодисментами. Про задававших вопросы забыли. Прошлые грешки Марко не имели значения. Перед ними был молодой сильный человек и итальянец, проявивший себя, как лидер. Иммигранты, большинство из которых были до отчаяния бедны и утомлены нескончаемой борьбой за выживание, наконец, нашли кого-то, вселявшего в них надежду; и он будет за них бороться.

Нелли, которая ни слова не поняла по-итальянски, но уловила страстность речи Марко, была взволнована не меньше иммигрантов.

— Он действительно очень хорош, — сказала она аплодировавшему Джейку. — Он выиграет.

— Ты права, он молодец! Браво, Марко!

Толпа начала скандировать все громче и громче:

— Марко, Марко!!!

Нелли присоединилась:

— Марко, Марко!!!

«Боже мой, я непременно должна получить его, —думала она. — Он самый сексуальный и самый волнующий мужчина, которого я когда-либо встречала в своей жизни».

— Марко, Марко!!!

В дождливое сентябрьское утро Виолет Вейлер вернулась домой из балетной студии мадемуазель Левицкой.

Дворецкий сказал ей:

— Ваши родители хотят вас видеть. Они в гостиной, мисс Виолет.

Она вошла в позолоченную комнату. Отец подошел к ней и обнял ее.

— Виолет, ты должна быть мужественной, — сказал он.

— А что случилось?

Ее мать, стоявшая у окна, выходившего на Пятую авеню, обернулась. Ее руки были сложены в трагическом жесте.

— Моя дорогая, мне так тяжело! — сказала она.

— Тяжело? Из-за чего?

Она уже почти кричала.

— Понимаешь, Крейг. Только что позвонила его мать. Она получила телеграмму от посла в Италии. Есть данные, что его полевой госпиталь разбомбили немцы.

Виолет окаменела. Смерть казалась почти невозможной и такой далекой в ее юной жизни.

— И он..?

Отец прижал ее к себе.

— Да.

Ей вспомнился мальчик, плававший с ней в озере Адиондек десять лет назад, и только тут она осознала, что принесла с собой Мировая война.

Она принесла смерть.

Смерть Крейга Вертхейма повергла ее в глубокую депрессию. Впервые за годы своей недолгой жизни Виолет стала понимать все уродство мира, лежавшего за пределами позолоченных стен ее богатого дома. Одно дело — читать о войне и слушать разговоры родителей о милосердии к бедным, живущим в нищете. Но Крейга убили на этой далекой от них войне. А Джейк Рубин был когда-то беден и жил в этой самой нищете. Все чаще и чаще ее мысли возвращались к сочинителю песен, предложившему ей свою любовь в китайском ресторанчике. Но чем на самом деле была эта любовь, которую он предлагал? В чем ее великая тайна? Почему о некоторых женщинах говорят шепотом? И в связи с этим, что же такого натворил Оскар Уайльд? Это что-то было так ужасно, что мама запретила упоминать в доме его имя.

Она решила, что должна это выяснить. Виолет отправилась в Публичную библиотеку и стала изучать книги по биологии. В результате она узнала об отношениях между полами у лягушек. Выбрав еще две книги, она устроилась в огромном зале и принялась изучать их.

— Ага, вот оно, —прошептала она через некоторое время.

Она попыталась представить своего обожаемого толстого папочку в момент любви с мамочкой. Представить было очень трудно, но так должно было быть на самом деле.

Она вернула книги, вышла из здания и направилась в город. Теперь она точно знала, что предлагал ей Джейк в китайском ресторанчике. Она также понимала, что, если позволит ему, это повлечет за собой такие события, которые, как говорила мама, ведут к краху. Хотела ли она этого? Ее мир, возможно, был очень ограниченным и потому не вполне реальным, но зато таким удобным. Если она нарушит установленный порядок вещей, согласившись разделить постель с Джейком Рубиным, возможно, у нее уже никогда не будет мужа, во всяком случае, из ее круга, каким был Крейг Вертхейм.

К тому моменту, когда она дошла до Пятьдесят седьмой улицы, все ее «за» и «против» довели ее до полного изнеможения. Собственно, Джейк просто пленил ее. Джейк много страдал. Джейк чувствовал гораздо больше, чем она. Джейк уже пожил. Он ей страшно нравился, а, может, она даже была в него влюблена. И, что еще важнее, она желалаего.

Но желала ли она его настолько, чтобы позвонить ему, что, возможно, разрушит ее жизнь? Желала ли она его настолько, чтобы решиться вынести оскорбления со стороны матери? Она была в полной растерянности. Если бы был хоть кто-нибудь, с кем можно было бы поговорить.

Она как раз переходила Пятьдесят седьмую улицу, когда ей пришло в голову. Ну, конечно же! Она-то должна знать, как поступить.

Разве не была она любовницей царя (как она сама утверждала)?

Надежда Михайловна Левицкая жила в трехкомнатной квартире, прямо над балетной студией в Карнеги Холл. По мнению Виолет, ее гостиная вышла прямо из произведений Достоевского. Тяжелые бархатные драпировки почти не пропускали дневного света, погружая комнату в полумрак. Настольная лампа мадам Левицкой под стеклянным колпаком едва светилась. Мебели хватило бы на шесть комнат — диваны, оттоманки, этажерки. Повсюду валялись русские журналы и книги. На крышке огромного рояля теснились фотографии. Тут и царская семья, включая ее предполагаемого любовника Александра III. Над камином портрет молодой и красивой мадемуазель Левицкой, позировавшей в костюме Одетты. А под ним сидела сама пятидесятилетняя мадам Левицкая, все еще красивая, хоть и в морщинках. Она сидела в пыльном кресле, кутаясь в шаль, и разливала чай из серебряного самовара.

— Так ты думаешь, что любишь его? — спросила она, выговаривая слова с сильным акцентом и вставляя в английский отдельные русские слова. — А кто он? Как его зовут?

— Джейк Рубин. Он композитор, — ответила Виолет, сидевшая на оттоманке рядом с самоваром. — О, мадам, он самый замечательный мужчина! Он…

— Да, да, я знаю… — прервала ее Левицкая, протягивая ей чашку с чаем. — Он красив, обаятелен, добр, заботлив — они всетакие. И еще он женат, бедняга. И из того, что я слышала, она ужасная женщина, эта Нелли Байфилд. Ты попадешь в большуюбеду. А твоя мама? Боже мой! Я даже боюсь этой мысли!

— Знаю, — простонала Виолет. — Поэтому я и пришла к вам. Я не знаю, что делать.

— Когда я была любовницей Его Величества… — она закрыла глаза и улыбнулась. — Ах, какой он был любовник! Какой мужчина! Боже мой!

Она снова закрыла глаза.

— Так вот: когда я была его любовницей, я выучила самое главное правило игры — выдвигать условия.

Виолет, казалось, была озадачена.

— Торговаться? Как?

— Сделай небольшой шаг вперед и посмотри, что он делает. Затем сделай другойнебольшой шаг. Посмотри, что он предлагает. И выдвигай условия.Не торопись, говоря «все или ничего». Иди вперед медленно. Торгуйся. Ты имеешь то, что он хочет. Заставь его за это платить.

— Но мне не нужны деньги…

— Боже мой, ты не думаешь ни о чем. Ты думаешь, что любишь его, а он уверяет, что влюблен в тебя, вот и проверь, насколько сильно он тебя любит. Настолько ли, чтобы оставить свою проститутку-жену и сделать своей женой тебя?Хм? Мы не думали об этом?

Виолет выглядела задумчивой.

— Это решило бы многие проблемы, — сказала она.

— Конечно. Ты не слишком хороша для роли любовницы, моя дорогая. Ты слишком буржуазная — никакой наступательности! Но пусть наступает он! Пусть он думает,что ты хочешь быть его любовницей. Конечно, у любовницы должна быть своя квартира. Так? Вот и посмотри, готов ли он купить тебе квартиру? И ты богатая девочка, привыкшая жить в роскоши. Значит это должна быть красиваяквартира. Вот и посмотри, что он будет делать. И при этом, дорогая, говорить всегда надо мягко, но пользовался тем, что ты имеешь. Понятно? Заставь его немножко сходить с ума. Это для мужчин всегда хорошо. Еще чаю, дорогая?