— Что это с ней? — кивнул Марк на закрывающуюся дверь.

— Ей не понравилась твоя гостья.

— Почему моя? Она приехала навестить тебя.

— Мейбл слышала, какие ходят слухи, — оставляя без внимания реплику мужа, продолжала Эйлин.

— Не сомневаюсь. Стоит появиться сплетне, и наша дорогая мисс Прайс тут как тут.

— Тебе не следует так отзываться о ней, Марк. Она мой добрый друг и незаменимая помощница.

— И это дает ей право грубо встречать гостей?

— Леди Майтон — незваная гостья, ее никто не приглашал.

— Она приехала к нам, как к добрым соседям, надеясь на приветливый прием. Вероятно, ей хотелось завязать дружеские отношения.

— У нее это хорошо получается, если судить по слухам.

Он молча стоял и смотрел, как жена разглаживала пальцами носовой платок из тонкого батиста.

— Тебе известно, что она уже была замужем?

— Нет… но и я женат во второй раз, однако, согласись, Эйлин, это не повод считать меня негодяем, правда? — наклоняясь к ней, спросил Марк.

— С женщинами дело обстоит иначе. Но я не осуждаю ее за то, что она второй раз вступила в брак, хотя теперь мне ясна причина их поспешного приезда сюда. В Лондоне ее имя связывалось с именем некоего джентльмена. И ее муж был недалек от того, чтобы поколотить его.

— Ты все это узнала в последние несколько минут? — недовольно поморщился Марк. — Но откуда это известно Прайс, могу я спросить?

— Можешь спросить, но кричать нечего, — она помолчала, пристально глядя на мужа. — Их кучер — дальний родственник Саймса, нашего лакея. Кажется, он его троюродный брат.

— Неужели?

— Да, именно так.

Марк заговорил, качая головой, что свидетельствовало о его крайнем раздражении.

— Полагаю, лорд Майтон вызвал некоего молодого человека на дуэль, потому что был восхищен его женой?.. — он сделал широкий жест. — Но, Эйлин, почему ты слушаешь всякий вздор? Как я понял, Майтону уже далеко за шестьдесят, и он едва ли способен поколотить кого-либо, даже своих собак. — Марк вздохнул и уже спокойнее продолжал: — Зачем ты слушаешь Прайс?

— А кого мне еще слушать? — тонким голосом спросила она, губы ее дрожали. — Ты стал так мало уделять мне времени.

Марк опустился на кушетку рядом с женой и взял ее руки в свои.

— Я же говорил тебе, Эйлин, что не могу быть одновременно в двух или трех местах, не разорваться же. Я почти постоянно сижу в шахте. Раньше можно было управляющему всем заниматься, сейчас другие времена. Ну же, улыбнись. — Он взял ее за подбородок и радостно объявил: — Догадайся, кто завтра женится? Молодой Бентвуд, фермер, ты же его знаешь.

— Правда? — слабо улыбнулась она. — Молодой Бентвуд, боже мой, — кивая головой, продолжила она, — я не видела его несколько лет. Но помню, что он очень приличный молодой человек.

— Тут ты права. Он, конечно, немного самоуверенный, но фермер хороший. Парень ведет дела куда лучше, чем его отец.

— А ты знаешь, кто его невеста?

— Думаю, что девушка, — он рассмеялся и потряс жену за руку.

— Ах, Марк! — отворачиваясь, она сердито надула губы.

— Я правда ничего о ней не знаю.

— Как по-твоему, должны мы им сделать подарок?

— Подарок? Хорошая мысль, но что подарить?

— Действительно, что? — Она откинулась на подушку и ненадолго задумалась. — Что-нибудь из серебра: молочник или сахарницу. Их много в буфетах, и одним больше, одним меньше — не имеет значения.

— Да, ты права, жест очень милый. — Он наклонился и слегка коснулся губами ее щеки, затем повторил: — Очень милый жест, ты такая внимательная и заботливая. Позднее я захвачу несколько вещиц и зайду к тебе, чтобы ты выбрала подходящее.

— Да, хорошо. И еще, Марк, — просительным тоном продолжала Эйлин, жестом останавливая мужа, собравшегося встать. — Поднимись, пожалуйста, в детскую и поговори с Мэтью, но, умоляю, не будь с ним груб. Я знаю, он вел себя плохо. Мейбл сказала, что ходила наверх и уговаривала его прекратить шалости. Он опять огорчил Дьюхерст. Но у этой девушки совершенно нет характера, она не может справиться с детьми… Я не знаю, что делать.

Марк круто повернулся, от его прежнего благодушия не осталось и следа.

— А я знаю, я уже думал над этим, и мы с тобой должны все обсудить, Эйлин. Парня следует отправить в пансион.

— Нет, нет! Только не это! Я уже говорила тебе, что не хочу даже слышать ни о чем подобном. Кроме того, за пансион нужно платить, а ты постоянно напоминаешь мне, что расходы на ведение хозяйства необходимо сократить. Нет, я никогда на это не соглашусь, а теперь оставь меня, пожалуйста, оставь.

Когда Марк покидал комнату, Эйлин в сердцах хлопала по шелковому покрывалу. Подгоняемый раздражением, он сбежал по лестнице, выскочил из дома и через двор поспешил к конюшне. Спустя несколько минут он уже скакал к шахте.

Сопвит размышлял о том, как трудно понять женщин. Эйлин могла терпеть детей всего несколько минут в день и, тем не менее, раздражалась, стоило завести разговор о том, чтобы отправить их в пансион…Нет, ему не дано понять свою жену, да и не только ее, логика женщины — это загадка. Вот леди Майтон, казалось, воспринимала жизнь как шутку, даже скорее как сцену, на которой она разыгрывала свои спектакли и наставляла мужу рога. Да, женщины — непостижимые создания, от них одно только беспокойство.

— Какая ты хорошенькая. Ты только взгляни, Уильям.

— Да, выглядит подходяще, — поддакнул он.

Старики, улыбаясь, смотрели на стоявшую перед ними внучку.

— Тебе все-таки надо было поехать с ними в церковь, как по-твоему, Уильям?

— Конечно, я думал, тебе захочется посмотреть, как венчается Саймон, он по-доброму относился к тебе с первого дня, как ты здесь появилась.

— Верно говоришь, Уильям, — поддержала мужа Энни. — Ты могла бы прокатиться вместе с ними до церкви и обратно. Такое не часто бывает. Я уверена, что Саймон удивится, а быть может, даже обидится. Я бы на твоем месте обязательно поехала, ни за что бы не упустила такую возможность.

Тилли опустила голову так, что подбородок уперся в грудь. Она чувствовала, что они смотрят на нее и ждут объяснения, которого не могли добиться от нее последние несколько дней. Разве могла она признаться: «Мне было бы тяжело видеть его перед алтарем». Но Тилли понимала, что дедушка с бабушкой ждут от нее вразумительного ответа, и она нашла, что сказать:

— Это все из-за платья.

— Из-за платья? — почти в один голос удивились они. — А что с ним не так? Ты в нем такая милая и свежая, как розочка.

— Ах, бабушка! — воскликнула Тилли, растягивая юбку во всю ширь. — Посмотри, платье совсем выдохлось! Его столько раз подворачивали и выпускали, что оно уже растерялось и не знает, куда идти и что делать.

На какое-то время в комнате повисла тишина. Затем Уильям опустился с локтя на подушки и сдавленно рассмеялся. Энни тоже заулыбалась, прикрывая рот, не отставала от них и Тилли.

Как она верно заметила, платье на самом деле устало от переделок. Когда-то оно было розовым, но первоначальный цвет сохранился только над складками, десять рядов которых шли по лифу платья от плеча до плеча через ее плоскую грудь. Куплено оно было пять лет назад за девять пенсов на рынке подержанных вещей в Ньюкасле. Рукава тогда оказались длинными, и манжеты просто подвернули. Подол скроенной колоколом юбки пришлось сильно подшить. О том, чтобы подрезать рукава или низ, речи не было, ведь Тилли росла, по выражению Энни, как взбесившийся колос. Итак, Тилли росла, платье удлиняли. Но настал день, когда выпускать стало нечего. Теперь оно доходило лишь до верха башмаков.

— Ну, иди, девочка, иначе опоздаешь. Уже и праздник кончится, пока ты туда доберешься. Послушай, — остановила внучку Энни, касаясь ее шляпки, — давай выпустим несколько прядей на уши.

— Ах, бабушка, я терпеть не могу, когда волосы болтаются по лицу.

— Лицо я закрывать не собираюсь. Ну, вот так, — она поправила два темно-каштановых локона, которые теперь слегка нависали над ушами, — они так красиво оттеняют твою кожу.