Не дожидаясь приглашения, он медленно шагнул через порог, взял ее за руку и прижал к себе. Его руки обвили талию Кейт, голова склонилась, но прежде чем коснуться губами ее губ, он проговорил тихим, слегка охрипшим голосом:

— Я больше не могу оставаться вдалеке от тебя, Кейт, больше так не могу. И знаю, ты так же сильно хочешь быть со мной, как и я. Не отвергай меня этой ночью.

В глубине души Кейт давно знала, что ни в чем не сможет отказать Марку. Впервые за многие годы ей хотелось пойти навстречу собственным желаниям.

Она подняла лицо, нежно-розовое в тусклом свете ночника, улыбнулась и обняла его за шею. Ее губы раскрылись под натиском его неистового поцелуя, и Кейт ощутила, как оживает ее тело от страстных прикосновений.

Когда, держа друг друга в объятиях, они застыли на пороге, Кейт утратила чувство реальности. Все мысли куда-то улетучились, тело растаяло. Она больше не сопротивлялась, вспоминая, когда в последний раз мужчина целовал ее так жадно, с такой неутолимой страстью, словно она была единственной женщиной в его жизни. Очень давно — если такое вообще было. Его ненасытность — страстная и примитивная — обжигала ее как огонь.

Марк раздвинул языком ее губы и в глубоком поцелуе проник внутрь, исследуя каждый потайной уголок. Он не мог вспомнить ни одной женщины, которая бы столь пылко откликнулась на его ласку. Непреклонный отказ Кейт встретиться с ним подействовал на Марка удручающе, но те несколько часов, которые он провел в своей темной спальне, бессмысленно вглядываясь в стену, не остудили его желания. Наоборот, Кейт казалась ему необыкновенной — лед и пламя соединены вместе, — и стоит лишь развязать ленточку, чтобы вскрыть такой желанный и щедрый подарок. Он прекрасно понимал, что слова о врачебной этике, принципах и моральном запрете на встречи с пациентами — не более чем притворство, возможно, неосознанное. Неужели она и вправду думала, что он поверит в эту чушь? Марк тосковал по женщине, которая сможет завладеть им полностью, и такой женщиной была Кейт.

Он ловил ртом ее тихие стоны, а тело впитывало тепло ее кожи. Он вдыхал тонкий аромат духов и ее тела, напоминающий свежий запах весеннего дождя. Он пьянел от этого аромата и прикосновений к ее телу. Еще никогда женщина не доставляла ему столько радости одним своим присутствием — вид Кейт согревал сильнее любого костра.

— О, Кейт, моя Кейт, — шептал он снова и снова, запуская пальцы в густые волосы, перебирая непослушные, более светлые «перышки» и покрывая ее лицо горячими поцелуями. — Не представляешь, сколько ты значишь для меня! Что же ты со мной делаешь? Я никогда не встречал женщины, похожей на тебя.

— Марк, ты не должен так говорить, — тихо произнесла она, не в силах высвободиться из его объятий. Мысли ее путались, и она знала, что не сможет ему сопротивляться.

Ладони Марка медленно опустились вниз, на ее шею, пальцы нежно поглаживали горло Кейт, губы беззвучными, трепетными поцелуями скользили вдоль линии волос над ее лбом.

— Я хочу, чтобы ты сегодня стала моей, Кейт, — прошептал он. Его горячее дыхание щекотало ей ухо. — Я хочу, чтобы ты отдалась мне.

— Я… — Его жадный поцелуй заставил ее замолчать.

— Подари мне сегодняшнюю ночь, — настойчиво просил он. Его ладони на ее шее разомкнулись и двинулись вниз, к плечам, талии, бедрам. — Я покажу тебе, что мы можем пережить вместе. Обещаю, ты этого не забудешь.

Кейт откинула голову назад: ее губы, припухшие от поцелуев, влажно блестели. Марк хотел ее… жаждал близости… Она чувствовала упругость его плоти и понимала силу этого желания. С ней тоже происходило нечто подобное — груди ее налились болезненной тяжестью, а по телу пробегали горячие волны возбуждения. Разум призывал ее остановиться, но тело не внимало доводам рассудка — эмоций больше не сдержать, собственное тело не оставляло ей выбора.

— Сказать тебе сейчас «уходи» было бы непростительной глупостью, — прошептала она.

Лицо Марка мгновенно просветлело, неуверенность прошла.

— Тогда, может, ты покажешь мне свою квартиру? — тихонько предложил он, прижимая Кейт теснее, чтобы и ей передалось его возбуждение.

Кейт улыбнулась, и от этой улыбки его бросило в жар.

— Я бы хотела показать тебе новые обои на кухне, я ими страшно горжусь… — начала она.

Марк скорчил недовольную гримасу.

— Нет? — притворно удивилась она. — А как насчет полотенец в ванной? Они тоже новые и такие мягкие… Вижу, и эта идея не вызывает у тебя восторга, верно? Ну, есть еще картина, которую я недавно купила. Она висит над моей кроватью. — Кейт соблазнительно склонила голову набок. — Прекрасная работа совершенно неизвестного художника.

Марк наклонился к ней, словно собираясь шепнуть ей на ухо чрезвычайно важный секрет.

— Меня всегда очень увлекала живопись, особенно неизвестных мастеров, — негромко сообщил он.

— Тогда пойдем? — Она с видом гордой хозяйки замка повела его через прихожую и темную гостиную в самую дальнюю из комнат.

Марку бросилось в глаза, что спальня Кейт представляет собой какой-то особый мирок, некое убежище от реальной жизни. Лампа, горевшая в углу, освещала стены цвета слоновой кости. У изголовья высокой кровати тикового дерева висел серовато-зеленый со всевозможными оттенками бежевого ранее упомянутый шедевр «совершенно неизвестного» художника. На кровати лежало светлое покрывало. Небольшой круглый столик и два кресла с подушками в тон обоев стояли возле балконной двери. Подумав, что за этим столиком, возможно, кто-то иногда завтракает с Кейт, Марк неожиданно почувствовал неприятный укол ревности.

Кейт положила руки Марку на грудь, потом медленно, дразняще провела ими по упругим мышцам, погладила и обняла за шею. Смотря ему прямо в глаза, она подождала, пока не убедилась, что он весь внимание, и только тогда произнесла уверенным, серьезным тоном:

— Я покоряюсь тебе, Марк, и сегодня буду принадлежать тебе. Но, пожалуйста, не проси и не надейся на большее.

Марк словно потерял дар речи. Неужели она действительно считала, что он может переспать с ней один раз и спокойно удалиться?

Ему хватило сообразительности, чтобы не пытаться тотчас же объясниться по этому поводу, — по крайней мере не сейчас, когда он держит ее в объятиях и намерен доказать ей, что одной ночи, проведенной вместе, им обоим будет мало. Марк был не настолько самонадеян, чтобы считать себя супермужчиной, вроде Тая Винтерса. Но он точно знал, что между ним и Кейт возникло особое, невероятно сильное, ни с чем не сравнимое физическое влечение.

— В таком случае, — он чуть опустил голову, чтобы она не смогла прочесть выражения его лица, — мы постараемся, чтобы эта ночь запомнилась нам обоим. Ты согласна? — Не дожидаясь ее ответа, в неистовом поцелуе он прильнул к ней, его язык требовательно раздвинул ее губы, в то время как руки, расстегнув халат, принялись поглаживать и ласкать ее тело сквозь шелк ночной рубашки.

Синяя, отливающая серебром ночная рубашка Кейт была, несомненно, творением модельера-мужчины, задумавшего скрыть под ней само воплощение женственности. Марк просунул пальцы за воротничок рубашки и легкими касаниями погладил ее нежные плечи.

— Раздень меня, — охрипшим голосом попросил он, потирая пальцами чувствительную впадинку у основания ее шеи.

Ей не нужно было повторять приглашения. Она засунула руки под мягкую шерсть свитера и на мгновение застыла, ощущая под пальцами нежный шелк волос на упругих мышцах его груди. Сегодня ночью он будет принадлежать ей, думала Кейт, поднимая вверх черную водолазку, помогая ему снять ее и небрежно роняя на ковер. Она позволила ему освободить свои плечи и руки от халата, и пушистый велюр мягкой волной упал к ее ногам, сама же Кейт принялась расстегивать джинсы Марка. Обнаружив, что под джинсами у него нет никакого белья, она тихонько вздохнула от удивления и неожиданного удовольствия.

— Я очень спешил сюда. Тебе повезло, что я сообразил надеть хотя бы джинсы, а то не избежать бы нам скандала, — сказал он, отгадав ее мысли. Теперь он торопливо расстегивал длинный ряд маленьких пуговок на ее ночной рубашке, постепенно обнажая холмики грудей. Прохлада шелка и жар ее кожи доводили его до исступления — лед и пламя, — и он не собирался терять ни секунды этой волшебной ночи.