— Ваш дедушка всегда был мною доволен.

Клей подвинулся на край дивана и повернулся так, чтобы видеть лицо Мейпса.

— Дедушка единственный, кто имеет для вас значение, не так ли? Я всегда считал трогательной вашу преданность ему. А теперь мне кажется, что вы молчите о том времени, потому что он тоже имеет ко всему этому какое-то отношение.

Мейпс не отвечал. А Клей рассердился не на шутку. Он выглядел так, словно хотел бы схватить Мейпса за ворот накрахмаленной рубашки и как следует его встряхнуть. Вместо этого он перевел дыхание и сказал:

— Мейпс, за те годы, что я вас знаю, я понял, что вы в курсе всего, что происходит в нашем доме. А значит, вам хорошо известно, что вот уже два месяца я пытаюсь найти письма моего дедушки. И тем не менее вы намеренно скрывали тот факт, что работали у Лэнгстаффов и наверняка знали Дезире Лэнгстафф в то время, когда они с дедушкой любили друг друга. Почему вы это делали?

Мейпс поправил манжеты.

— Почему, Мейпс? — настаивал Клей.

— Спросите вашего дедушку.

Клей побледнел.

— Что вы хотите этим сказать?

Дворецкий попытался встать с дивана, но передумал, когда Клей предостерегающе положил руку ему на плечо.

— Я задал вам вопрос. Как давно вы связаны с моим дедушкой.

— Это уж ему решать.

— Но он ничего не говорит.

— Я тоже.

— Нет, вы расскажете мне обо всем, Мейпс. Мы с Шелби можем раскопать вашу служебную карточку и с моими связями и ее журналистским опытом, не сомневаюсь, сможем составить неплохое описание всей вашей жизни.

На лбу Мейпса заблестели крошечные бусинки пота. Его дыхание, курильщика с многолетним стажем, сделалось тяжелым и хриплым. Но взгляд Клея был беспощаден. Мейпс не выйдет из этой комнаты, пока не признается во всем. Шелби поразила перемена, происшедшая в Клее. Когда они приехали в «Парк-Вью», именно она была полна решимости взять дворецкого в оборот. А теперь Клей оказался куда более настойчивым.

— Я избавлю вас от лишних хлопот, — сказал наконец Мейпс. — В юности я вел себя крайне неосторожно и, к сожалению, вступил в конфликт с законом.

— И какое же обвинение вам предъявили?

Дворецкий зашелся в приступе кашля. Вынув платок, он вытер губы и промокнул вспотевший лоб.

— Грабеж.

Шелби буквально задохнулась от удивления.

— И что же вы грабили? Дома? Банки?

Мейпс выглядел обиженным.

— Только лучшие дома, уверяю вас.

Шелби едва удержалась от смеха, настолько абсурдной была гордость Мейпса.

— О, я верю вам, — сказала она. — Мы знаем один прекрасный старый дом, с которым вы были достаточно близко знакомы, и с тех пор, как вы там работали, он мало изменился.

Клей резко вздохнул.

Лицо Мейпса приобрело багровый оттенок.

— Я не знаю, о чем вы говорите.

— Уверена, что знаете. Ведь это вы влезли в мой дом.

— Я не делал этого! — слабо запротестовал Мейпс.

Шелби едва удержалась, чтобы не вскочить с дивана.

— Вы напали на меня!

— Нет! — Мейпс встал. Шелби видны были тонкие голубые вены на его вспотевшем лбу. Мейпс был очень расстроен, но, как ни странно, вовсе не из-за Шелби.

— Мистер Клей, зачем вы это делаете?

Клей тоже встал и посмотрел на Мейпса сердито и недоверчиво.

— Я пытаюсь помочь своему дедушке.

— Я тоже!

— Нападая на Шелби?

— Я никогда не нападал на нее.

— Вы отрицаете, что проникли в ее дом?

— Безусловно.

— И вы никогда не звонили ей по телефону и не дышали в трубку?

Спина Мейпса стала вдруг прямой, как палка.

— Возможно, я вор, во всяком случае я был им в молодости, но я не хулиган. Вы обвиняете меня в том, что я напал на мисс Лэнгстафф, ограбил ее дом и вообще действовал как последний мерзавец. Но зачем это могло мне понадобиться?!

— Чтобы получить письма, — воскликнула Шелби. — Или чтобы выжить меня из дому.

— Вы ведь сделали бы для моего дедушки все что угодно, не так ли, Мейпс? — ледяным тоном спросил Клей.

— Не больше, чем вы, — ответил дворецкий.

Клей кивнул, словно не сомневаясь, что слышит правду. Он спокойно сложил руки на груди, но Шелби чувствовала, что Клей едва-едва сдерживает гнев.

— Что ж, — тихо сказал он. — Я совершил преступление ради своего дедушки. Вы тоже?

То ли он попал в точку, то ли Мейпс потерял самообладание, но он затряс перед носом у Клея костлявым дрожащим пальцем и закричал:

— Позвольте напомнить вам, что единственный человек, которого поймали, когда он вломился в дом мисс Лэнгстафф, — это вы! И если бы вы не были так неловки, выполняя эту задачу, никто вообще не знал бы о письмах. Вы не помогли своему дедушке! Вы только скомпрометировали его!

Клей схватил Мейпса за отвороты ливреи.

— Я устал от загадок! Что вы с дедушкой скрываете от меня?

— Ничего, кроме того, что должно остаться тайной.

Клей едва сдержался, чтобы не вытрясти из дворецкого душу. Он отпустил Мейпса, который тут же ослабил воротник, чтобы отдышаться.

Шелби совершенно запуталась.

— Мейпс, — сказала она, прежде чем Клей снова обрел дар речи. — Вы намекаете на то, что я хочу каким-то образом обидеть Форда Траска. Я вовсе не хочу этого. Я просто пытаюсь отыскать совершенно безобидные старые любовные письма.

Глаза Мейпса стали вдруг черными, как угли.

— Безобидные? — он холодно, издевательски усмехнулся. — С каких это пор любовь вообще стала безобидной? — Открыв дверь, он быстро вышел из комнаты.

Клей направился было за ним, но Шелби схватила его за руку.

— Что он хотел этим сказать?

Клей вспыхнул.

— Шелби, отпусти меня.

— Подожди! Что он имел в виду?

Последние слова Шелби произнесла в пустоту. Клей успел вырвать руку и выбежать из комнаты. Шелби бросилась за ним, но с удивлением обнаружила, что Клей бежит вглубь дома, а не к входной двери, где обычно занимал свой пост Мейпс.

Шелби быстро потеряла его в лабиринте помпезно украшенных комнат. Задача ее осложнялась тем, что Траски оформили все комнаты в доме в одном стиле — на манер усадьбы богатых южан в период до Гражданской войны с легкой примесью рококо. Дом утопал в позолоте.

Так почему же Форд Траск так боялся, что найдут его старые письма? Что имел в виду Мейпс, когда сказал, что Клей скомпрометировал дедушку?

Шелби могла понять желание Форда получить назад свои личные, интимные письма, но, послав ради этого на преступление своего внука и дворецкого, он ясно показал, что за всем этим стоит нечто большее. Шелби не сомневалась, что Мейпс проник к ней в дом, чтобы найти письма. Ей казалось даже, что его хриплое дыхание похоже на звуки, слышанные ею в телефонной трубке. Но Шелби сильно сомневалась в том, что это Мейпс ударил ее. Дворецкий с его массивным громоздким телом просто не мог неслышно подкрасться к ней сзади, как это сделал нападавший. Но если ее ударил не Мейпс, тогда кто?

Шелби не хотелось даже рассматривать другую возможность. Ведь Клей был в клубе, когда ее ударили. Или нет? Ведь он закончил играть в теннис еще до того, как Шелби уехала. Шелби вовсе не думала всерьез, что Клей способен на насилие, и все же… ведь он чуть не ударил База Матиса на балу Роз, да и Мейпсу наверняка бы не поздоровилось, если бы рядом не было Шелби. Загадка по имени Клей Траск продолжала волновать Шелби. Насколько далеко готов он зайти, чтобы защитить свою семью? Несмотря на то, что во всех комнатах были кондиционеры, Шелби прошиб пот.

Участие Мейпса в охоте за письмами явно было неожиданностью для Клея. Левая рука не знает, что делает правая. Это привело в бешенство Клея, но нисколько не смутило Мейпса. Шелби подозревала, что старик-дворецкий был замешан в какую-то историю вместе с Фордом Траском. В историю, в которой наверняка сыграла роль и ее бабушка.

Оказывается, в письмах Форда было нечто большее, чем история его тайного романа с Дезире. В связи с этим вставал вопрос, насколько хорошо знал эту историю Клей. Он обвинил Мейпса и дедушку в том, что ему не говорят всей правды. Все упиралось в Форда Траска. Шелби начала даже подозревать, что старик, пользовавшийся кислородной подушкой, вполне мог хрипло дышать в телефонную трубку. Но Клей ведь рассердился вовсе не из-за того, что ничего не знал, а из-за того, что знал не все.