Эсме улыбнулась стоявшему перед ней темноволосому мужчине.
– Садок для рыбы, – кивнула она. – Мама говорит, что тогда я буду похожа на мою героиню.
– Героиню, дорогая.
– А… – Джон улыбнулся в ответ, стараясь не повторить свою фирменную улыбку «снимай-свои-штанишки-дорогая-и-люби-меня», которая много лет назад привела Викторию на его орбиту, заставив ощутить, как ослабли ее колени и как, напротив, напряглись бедра.
Тори, очевидно, тоже вспомнила об этом и отступила в сторону, чтобы обрести дистанцию, прежде чем она совершит какую-нибудь глупость, например, подойдет и проведет пальцами по его мускулистой груди. Как это сделала Эсме. Эта картина стремительно пронеслась в ее сознании, будоража кровь, поэтому она мысленно поблагодарила Господа, когда раздался звонок в дверь. Пройдя к дверям, она с преувеличенной теплотой встретила Ребекку и ее мать.
С приходом подружки Эсме потеряла всякий интерес к Джону, да так быстро и бесповоротно, что он не мог этого не заметить. Пока не было Ребекки, он был подходящей забавой, но стоило ей появиться, и о нем тут же забыли. Что ж, это был урок, который ему следовало усвоить. Он наблюдал, как Эсме обвила шею Виктории руками и вытянула бутончиком свои алые губы в жажде поцелуя. Затем оторвалась от матери и стремглав бросилась к двери, обменявшись скороговоркой на своем птичьем языке с очаровательной белокурой девчушкой, которая не могла быть не кем иным, как «лучшей подругой Ребеккой». «Если тебе удалось очаровать маленькую девочку на целых пять минут, это вовсе не значит, что ребенок успел к тебе привязаться», – напомнил он себе.
– Прошу прошения за опоздание, – произнесла взрослая версия маленькой блондинки, чуть задыхаясь и отвлекая его внимание от детей, которые поднимались в небольшой автомобиль, припаркованный около дома. – Я несколько переоценила свои способности. Мне казалось, что я доберусь сюда быстрее. И Бог свидетель…
– Мама-а-а!..
Бросив любопытный взгляд на Джона, мать Ребекки направилась к дверям.
– Они совершенно неугомонные. Я привезу Эсме назад к шести.
– Спасибо, Пэм.
Виктория проводила свою приятельницу, и Джон слышал, как хлопнула дверца машины и заурчал мотор. Когда Виктория закрыла за собой дверь, они какое-то время молчали. Наконец, сдув падавшую на глаза легкую прядку волос, она улыбнулась ему:
– Вот так.
Она была взволнована и полна жизни и выглядела совсем как та Тори, с которой он познакомился шесть лет назад. И он почувствовал внезапное желание прижать ее спиной к двери и запечатать ей рот поцелуем. Господи, всего один поцелуй… это все, чего он хотел. Просто чтобы убедиться, что эта новая, сдержанная Тори обладает той же невероятной страстностью, которую он помнил все эти годы. Сердце бешено заколотилось в его груди, и он решительно шагнул вперед.
Легким движением руки она отбросила волосы назад.
– А теперь скажи мне, почему ты пришел в таком плохом настроении.
Он вздрогнул и вернулся в настоящее.
– Что?
– Когда ты вошел, то выглядел ужасно сердитым. Но когда увидел меня и Эсме, сразу повеселел, что само по себе очень мило.
«Окей. Поговорим о делах». Он резко отступил назад. И правда, что это ему взбрело в голову? Черт, его держали здесь профессиональные обязательства. И все же…
– Что значит это «мило», дорогая?
– О, не цепляйся к словам. Мило – значит мило, Мильонни. На какой-то момент мне показалось, что ты дилер, который пришел, чтобы продать нам автомобиль.
– Что? – Он снова подался вперед. – О чем ты?
Она тоже сделала шаг вперед, дерзко вздернув подбородок.
– О чем я?
– Черт побери, когда я перешагнул твой порог, ты встретила меня такой убийственно холодной улыбкой, что обоим стало ясно, как было бы хорошо, если бы ты обратилась к кому-то другому, а я был бы в каком-нибудь другом штате, и чем дальше, тем лучше. Поэтому к чему это все?
– Я имею в виду хорошие манеры.
– Гм… позволь мне говорить напрямик. Когда ты соблюдаешь формальности, ты воплощение этикета, но когда я пытаюсь быть любезным, то я продавец машин? – Он передернул плечами. – Где справедливость?
Он никак не ожидал получить в ответ широкую очаровательную улыбку.
– Нет, не так, просто когда я одна соблюдаю формальности, то это естественно. Тебе же лучше держать свои чувства ко мне при себе.
Черт! Он снова смерил расстояние между ними, подумав, что прижать ее к этой двери было не такой уж плохой идеей. А если зарыться пальцами в ее волосы, целовать ее губы… Черт побери, это переходит все границы!
Засунув руки в карманы свободных брюк, он сделал большой шаг назад, словно они были два партнера в танце, которые то сходятся, то отступают друг от друга.
– Ты хочешь знать, что задело меня?
– Да. Если ты хочешь рассказать мне.
Лучи солнца, проникая сквозь большие стеклянные двери, освещали ее глаза, высвечивая золотистые искорки в их зеленой глубине. Испытывая внезапное желание дать волю чувствам, он снова шагнул назад, желая обезопасить себя от чего-то непоправимого, о чем они оба пожалеют, и спокойно произнес:
– У меня был разговор с главным детективом. Он не собирается никого искать, так как у него прекрасная возможность повесить все на твоего брата.
Это помогло ему обрести дистанцию, которой он добивался, но, видя, как веселость исчезла с ее лица, он пожалел о сказанном. Напротив, напряженное беспокойство пришло на место беспечности и заставило его почувствовать себя школьным хулиганом; вынув руки из карманов, он потянулся к ней.
И увидел, как резко выпрямилась ее спина, а лицо приняло равнодушно-вежливое выражение, которое он так ненавидел. Словно и не было этих ее слов, все еще звучавших в его голове: «Я полагаю, что для тебя было бы лучше держать свои чувства при себе. Как, впрочем, и для меня».
Черт!..
Он дотронулся до ее руки:
– О’кей. – Нежно потянув ее за собой, он направился по коридору в офис, который она предоставила ему для работы. – Давай сядем и спокойно поговорим об этом.
Усадив ее на стул лицом к столу, он обошел его и сел напротив.
– Могу я попросить Мэри принести тебе что-нибудь? Может быть, холодного чаю? Или чего-нибудь покрепче? – Он не был приучен к общению со слугами, но стал любимчиком домоправительницы после того, как вчера, беседуя с ней о Джареде, между прочим спросил, не надо ли ей в чем-то помочь. Вероятно, это дало ему некоторое преимущество. Но он знал, как никто другой, что потерять расположение гораздо легче, чем завоевать его.
Виктория просто покачала головой.
– Кстати, она согласна с тобой, – заметил он. Она непонимающе взглянула на него.
– Мэри? Ты о чем?
– О невиновности Джареда.
Это явно привлекло ее внимание, и Джон с удовлетворением отметил вспышку злости, мелькнувшую в ее глазах. Как ни странно, ей это было к лицу, ее глаза сразу засверкали, и их невыразительная тусклость ушла.
Она выпрямилась на стуле.
– Ты допрашивал Мэри?
– Да, мэм. А также повара и двух девушек, которые дважды в неделю приходят сюда убираться. Да, и садовника. – Он осадил ее улыбкой, которая, без сомнения, должна была разозлить ее еще больше. – И если не считать садовника, который еще сердится на Джареда за то, что тот переехал машиной его любимый георгин, все согласились, что мальчишка никого не убивал. Клялись, что он и мухи не обидит.
– Я же говорила тебе!
– Да, говорила. Но слова мало что значат для меня. Я не успокоюсь, пока дважды, а может быть, и трижды, и четырежды не проверю каждое заявление, каждое утверждение, которое слышал. За это, дорогая, ты платишь мне.
– Обязательно быть таким циничным?
– Именно. Ты хочешь, чтобы кто-то держал тебя за руку, соглашался с каждым твоим словом и жалел тебя из-за того, что случилось с твоим папашей и пропавшим братом? Если так, то пойди обратись к кому-нибудь из своих мальчиков, слоняющихся по загородным клубам. Но ты хочешь отыскать Джареда, и для этого ты наняла меня. И это означает, что я намерен совать свой нос в каждый закоулок его жизни, выуживать любые сведения, которые могут помочь, выяснять то, что он никогда бы не доверил своей сестре.
